Однако Лора вышла уже через минуту. Мне показалось, что ее колышет ветер. Рассеянная, убитая каким-то известием, она не видела ничего вокруг, и полицейские машины шарахались от нее, уступая дорогу. Тем не менее она донесла слезы до машины, в чем лично я сомневался, села рядом со мной, не выплеснув на щеки ни капли, словно официант-мастер с подносом полных фужеров, и прошептала:
– Двадцать минут как он отсюда выехал. В гостинице его нет… Его убьют. Я теряю отца…
Заплаканная, запуганная американка истекала слезами на моих глазах. Это была удача – подкатывал прекрасный шанс лишний раз проявить себя – красиво, ради девушки! – и при этом продолжать свое дело. Мизин, доктор, Эдди, Дамира… Все эти отравленные ручьи журчали в разных местах заболоченного леса, но сливались в одну реку. И для меня не было принципиальной разницы, по какому ручью идти к месту слияния…
– Я хочу тебе помочь, Лора.
– Ты? – недоверчиво произнесла она. – Разве сыщик может помочь в таком деле?
И отвернулась. Я заставил девушку смотреть на себя.
– Я не сыщик! – зашипел я, близко придвинувшись к глазам Лоры. – Я мститель! Я палач! Один из пассажиров «Пафоса» в Ялте убил моего друга, и теперь я ищу убийцу, чтобы расквитаться с ним, понимаешь? Я для этого и поплыл с вами! Мне твои жилеты как собаке пятая нога! Ты отца жалеешь, а я тебя! Ты ведь в жернова угодила! От тебя мокрого места не останется!
Я выехал на шоссе и помчался к морю. Через несколько минут съехал на песок пляжа. Море разбушевалось не на шутку, и пузырящаяся пена методично облизывала причал. Пришвартованные весельные и парусные лодки, моторки и катера вразнобой качались, сталкивались привязанными к бортам автомобильными покрышками, скрипели и стонали, словно от боли. Наш несчастный плот, привязанный фалом к причалу, оглаживал волны, копируя их форму и движение. Он сдулся окончательно и был похож на грязно-оранжевое масляное пятно, разлившееся на поверхности моря. Порывистый ветер гонял по пляжу клочки бумаг и цветные упаковки от сладостей. Стаскивая на ходу майку, я вошел на пирс, сложил в сухом месте одежду и, оставшись в плавках, прыгнул в волны. Несколько метров я плыл под днищами лодок, наслаждаясь подводной тишиной и кажущейся неподвижностью воды. Достигнув плота, я отдышался и снова нырнул. Вода была уже мутной, и все же на фоне светлого неба я отчетливо видел контуры плота. Добравшись до его середины, я нащупал крепежные веревки и лепестки на случай опрокидывания. Ухватившись рукой за центральную веревку, я начал продевать ее через кулак. В какой-то момент мне показалось, что веревка пуста, но когда легкие потребовали вдоха, по тыльной стороне ладони стукнулась рукоять револьвера.
Я схватил его за длинный ствол и, не отвязывая, выплыл на поверхность. Плот схлестнулся, волны принялись его комкать. Я пытался держаться на поверхности и при этом развязывать туго стянутый узел, чтобы освободить револьвер. Несколько раз меня накрыло волной с головой и кинуло на бетонные опоры причала. Провозившись несколько минут и вдоволь наглотавшись воды, я отвязал «мастерпис», выбрался на берег и замотал оружие в майку.
– Отвернись, – сказал я Лоре, вернувшись к машине. – Мне надо переодеться.
Револьвер я кинул на сиденье. Девушка искоса взглянула на него, потом подтянула к себе худые коленки и уставилась на чаек, разгуливающих по пустынному пляжу.
– Поедем в гостиницу, – попросила Лора, когда я выкатил на шоссе.
– Конечно, в гостиницу, – согласился я, заталкивая револьвер под сиденье. – Куда же еще? Только ты напрасно надеешься увидеть там отца.
– Останови! – крикнула Лора.
Я ударил по педали тормоза. Упрямая, своенравная, обиженная на весь мир, думал я, включая магнитолу. Пусть покричит, поплачет. У нее просто нет выбора. Ее красавчик Исхак не в счет, он уже играет в другой команде.
– Там был наркотик, – произнесла Лора тихо. – Выключи музыку!
«Наконец-то!» – с облегчением подумал я.
– Ты догадывался об этом? – Лора повернула голову и пытливо взглянула мне в глаза.
Скажу «да», думал я, так у нее пропадет охота продолжать разговор с таким догадливым типом. Скажу «нет» – поймет, что вру, значит, доверять нельзя.
– Я догадываюсь о том, что бритоголовых на тебя навел твой Исхак, – сказал я, несколько расширяя тему разговора.
– Не думаю, – коротко ответила Лора, отворачиваясь к окну, чтобы скрыть от меня свою слабость. Будто я женских слез не видел! – подумал я и опрометчиво взял ладонь девушки в свои руки. Моя откровенная жалость к ней подавила ее волю. Она зажмурилась, и по щекам словно наперегонки побежали капли. Опасно жалеть того, у кого слезы уже стоят в глазах.
– Никого он не навел, – бормотала она, растирая слезы руками. – Просто у него появилась другая… Я чувствую, сердце тяжело обмануть. И все равно, дурочка, бегала за ним, дни считала…
Я молчал, давая девушке возможность отвести душу и выплакаться.
– Ты когда-нибудь говорила Исхаку о содержимом жилетов? – спросил я, когда Лора немного успокоилась.
– Нет… Может быть, он догадывался. Каждый раз встречал «Пафос» у причала и видел, как мы загружали жилеты в автофургон «Олимпии»… А может быть, ему кто-то проболтался из фирмачей.
– Ты бритоголовых раньше когда-нибудь видела?
Лора отрицательно покачала головой. Я протянул ей платок.
– Сколько отец уже сделал ходок из Ялты на Кипр?
– Семь или восемь. Надо считать…
– Кто вам в Ялте поставлял порошок?
– Зачем тебе это? – пожала плечами Лора. – Я знаю не много. Отец держал меня на дистанции от своих дел и никогда не делился подробностями. Знаю, что кокаин поступал из Таджикистана через посредника. В Ялте на каком-то почтовом отделении порошок запаивали в герметичные контейнеры и вставляли их в пробковые бруски. На таможне жилеты ни разу не проверили. Здесь нас встречала машина из «Олимпии», жилеты списывали как пришедший в негодность инвентарь и заменяли новыми. Потом отцу передавали деньги: его долю, которую он заработал, и на закупку новой партии.
– В этот раз у вас все не по сценарию?
– Не знаю, как я пережила этот круиз! Постоянное ожидание, что нас раскроют, ужасные сны, вечное напряжение, все время следишь за своей речью, все время оглядываешься, смотришь по сторонам, всюду мерещатся сыщики! Я умоляла отца выкинуть все жилеты за борт, но он смотрел на меня как на сумасшедшую и говорил: «Неужели ты хочешь, чтобы твоего отца расчленили, как барана?» Часто бывало, что выпьет чего-нибудь крепкого, встанет передо мной на колени и начинает прощения просить, клясться, что еще две-три ходки – и мы уедем в США. Отец мечтал купить яхт-клуб в Калифорнии, меня устроить на учебу в Кембридж, а маме сделать операцию…
– Что с мамой?
– У нее травмирован позвоночник. Уже четыре года не ходит. Горами увлекалась. Когда были деньги, по нескольку раз в год ездила в Небраску на скальные маршруты. И сорвалась.
– Ну хорошо: привезли жилеты с порошком на фирменной машине в «Олимпию». А дальше куда они его перетаскивают?
– Вроде куда-то на север Кипра, на оккупированные территории. Мне кажется, его переправляют через Фамагусту.
– На какую сумму вы привезли порошка в этот раз?
Девушка ответила не сразу.
– Кажется, на полтора миллиона долларов, – робея от суммы, едва слышно произнесла она. – Самое страшное, что деньги, на которые он это купил, были не его…
– Да это мне понятно! – нервно дернул я рукой. – В моей голове, милая моя, не укладывается другое: ты что же, каждый раз вот так стоишь на улице с картонной коробкой на полтора миллиона и ждешь машину из «Олимпии»? Без всякой подстраховки? Даже без газового баллончика?
– Что ты! Отец ни за что бы не поручил мне это дело, если бы не поехал в полицию!
Многие вопросы можно было и не задавать, но я хотел отвлечь девушку от слез, которые переносил с трудом. Мы подъехали к гостинице. Лора уже не пыталась выскочить из машины на ходу. Поделившись со мной своей бедой, она перегрузила часть своих проблем на мои плечи и, соответственно, отдала мне в руки инициативу.