– Ваууу! – взвыл Мизин, когда игла вонзилась в край раны.

– Вы меня звали, Виктор? – спросила Стелла.

– Уже не надо, – процедил врач, натягивая шелковую нить, ставшую красной от крови.

– Вы бы еще позже пришли, – проворчала Дамира, не глядя на Стеллу.

– Господа! – в очередной раз взмолился капитан. – Прошу вас, разойдитесь по своим каютам!

Никто не шелохнулся, игнорируя просьбу капитана. Зрелище, как врач зашивал иглой рану на затылке, было завораживающим. Мизин кряхтел и гримасничал. У сигареты, которую он держал в пальцах, уже тлел фильтр.

Я почувствовал сзади себя движение и обернулся. Увлеченная расчетами, по коридору, от двери к двери, ходила Алина. Она не замечала, что я наблюдаю за ней, и мерила шагами расстояние от лежащего на полу топорика до моей каюты.

Она просто душечка, подумал я, скрипнув зубами. Отойдя от каюты врача, я прислонился спиной к перегородке и стал с увлечением наблюдать за Алиной. Направление ее взгляда красноречиво говорило о мыслях девушки. Стоя у двери моей каюты, она зрительно просчитывала расстояние до каюты Мизина. Три широких шага, не больше. Затем она взглянула на ящик со спасательными жилетами, рядом с которым находился пожарный щит, мысленно провела меня к нему и обратно и встала на то место, откуда, по ее мнению, был нанесен удар топором по голове несчастного Мизина. По окончании виртуального удара девушка кинула взгляд на лежащий на ковре топор, а оттуда мысленно перенеслась на лестницу.

– А ты не забыла, что видела меня на носу яхты вместе со Стеллой? – на всякий случай спросил я.

Алина вздрогнула и метнула на меня испепеляющий взгляд.

– Не забыла, – вызывающе ответила она. – Я очень хорошо помню, что вы стояли на носу яхты вместе со Стеллой четыре минуты спустя после того, как Мизин очнулся и позвал на помощь.

Я смотрел в светлые глаза девушки и тонированное легким загаром лицо, более темное, чем шапочка серебристых волос. Теперь мне все ясно, подумал я. Агата Кристи, Чейз, Буало Нарсежак… Маниакальный синдром с нестерпимой тягой кого-то подозревать и раскрывать преступления. Даже те, которых не было.

– Тебе лечиться надо, – сказал я, серьезно глядя на Алину. – Ты совсем себя не жалеешь.

Она улыбнулась – той улыбкой, которая изводила меня с момента нашей первой встречи. Затем, словно дразня, покрутила на пальце ключи и открыла дверь пятой каюты. Оказывается, мы были с ней соседями.

– Идем выпьем водки, – сказал мне генерал, опустив свою волосатую руку мне на плечо. – Я уже больше не могу вдыхать запах крови. И нога разболелась.

Я остановился перед лестницей и убрал руку генерала с плеча.

– Лоры в баре нет, – вспомнил я. – Она подменила отца у штурвала.

Генерал отрицательно покачал тяжелой головой и, сопя, стал подниматься по лестнице.

– Ты думаешь, что капитан не может оставить на некоторое время штурвал?.. Напрасно ты так думаешь. Очень даже может. Для этого есть автопилот.

Пока мы шли к бару, за стойкой которого играла бокалами и полотенцем Лора, я думал над словами генерала. Ветер ослаб, небо, как мурашками озноба, покрылось звездами. Яхта, управляемая автопилотом, неслась в бездонную темноту.

– О чем задумался? – спросил генерал, когда мы сели за стол и уставились на рюмки.

– О том, что случилось, – признался я.

– Не стоит, – посоветовал генерал. – Потом от прилипчивых мыслей не отвяжешься.

– А вы предлагаете спокойно пить водку и делать вид, что ничего не произошло? Почему никто не хочет сказать то, о чем все думают?

– А кому это надо? Все ведь прекрасно понимают, что этого мальчишку ударил топором не какой-нибудь морской дух. Не Посейдон и не Несси. Это сделал кто-то из нас. Ведро помоев на весь наш прекрасный коллектив.

Каждое слово генерала напоминало мне свинцовый шар, который падал на стол, скатывался на пол, отчего все вокруг дрожало и гудело.

– От того, что мы будем хранить молчание, ничего не изменится, – произнес я, глядя, как по пузатой рюмке медленно скатывается маслянистая капля ледяной водки. – Того, кто ударил, можно высчитать.

– А кто будет высчитывать? – спросил генерал. – Ты?

– Все вместе.

– Этого не будет, – моментально отпарировал генерал. – Запомни, на этой яхте никому не выгодно поднимать шум и вызывать службу безопасности. Этого не хочет ни капитан, ни вечно курящая дама, ни сам Мизин… И ты этого не хочешь. Я прав?

Взглянув на меня, генерал подмигнул и одним махом выпил рюмку. Потом встал, крякнул от боли в ноге и оперся о мое плечо.

– Думай о приятном, – сказал он напоследок. – Спокойной ночи!

Я смотрел, как он тяжело, враскачку идет по палубе, зажав барсетку под мышкой. Водка не лезла в горло. Я был переполнен как острыми ощущениями, так и спиртным. Невыносимо хотелось чего-нибудь постного, пресного, вялого – или манной каши, или звонка от Эммы. Я вынул трубку мобильного телефона, включил ее, но она не отозвалась гудком: радиолуч улетел в пустоту, не найдя в бесконечной темноте ретранслятора.

– Лора, – сказал я, подойдя к стойке, – кто первым увидел Мизина?

– Генерал, – без сомнения ответила девушка, продолжая заниматься бокалами. – А потом он позвал врача.

– А твой отец…

– Моего отца тоже генерал позвал. Нужна была сумка первой медицинской помощи. А она хранится в рубке.

– Значит, генерал сюда поднимался?

– Да, он поднялся и рассказал мне, что господин Мизин ранен в затылок.

– На палубе еще кто-нибудь был в это время?

Лора отрицательно покачала головой.

– Нет, больше никого.

– А ты все время находилась здесь?

– Да, все время. Только раз я отлучилась на минуту. Пришла госпожа Алина и попросила принести ей кофе в салон.

– Это было после того, как генерал увидел Мизина?

– Нет. Незадолго до того.

– Как незадолго?

– Может быть, минут за пять, – ответила Лора. – Желаете еще чего-нибудь?

– Спасибо, – ответил я. – На сегодня хватит.

В коридоре у каюты врача стало свободнее. Генерала, Алины и Дамиры уже не было. Капитан, присев на корточки, белой перчаткой упаковывал топор в полиэтиленовый мусорный макет. Мизин уже не лежал, а сидел в кресле, а Виктор и Стелла возились у его затылка с клеем и бинтом, накладывая повязку на швы.

– Как самочувствие? – спросил врач, отступив на шаг и любуясь повязкой.

– Уже нормально, – ответил Мизин. – Только шею поворачивать больно.

– Придется пока не поворачивать. Сейчас идите к себе, ложитесь на правый бок. На ночь я сделаю вам еще один укол.

– На мне все заживает как на собаке, – похвастал Мизин, поднимаясь с кресла. Он был бледен, на лбу выступили капли пота. – Я в детстве знаете сколько раз балдой бился об асфальт? И ничего! У меня тут не лоб, а броня! – добавил он, постучав себя кулаком между бровей.

Стелла поймала мой взгляд, незаметно от Виктора поцеловала кончики своих пальцев и, прощаясь, взмахнула ладонью.

Я вернулся в свою каюту, запер дверь на два оборота, погасил свет и, не раздеваясь, повалился на кровать. Если сегодня ночью кого-то убьют, подумал я, то ничего удивительного в этом не будет. На месте госпожи Дамиры я вызвал бы на борт этой яхты не частного детектива, а взвод омоновцев.

Усталость, жаркая и тяжелая, навалилась на меня, как оголодавший за зиму медведь, но я не мог уснуть. На темном потолке плясали желтые отблески воды, точно символизируя события безумно длинного дня.

Я встал, сел на стол и прижался щекой к иллюминатору. На черной поверхности воды, словно блины на тефлоновой сковородке, покачивались три световых пятна. Значит, в трех каютах по этому ряду не спали. Ни госпожа Дамира, ни генерал, ни Алина. Если бы я мог прочесть их мысли! Да хотя бы одним глазом увидеть, что они сейчас делают, и это сразу бы продвинуло мое увязнувшее расследование. Я полагал, что на «Пафосе» мне предстоит развязать узел, связывающий только двоих пассажиров: автора письма и злоумышленника. Оказалось, что хитрым и донельзя запутанным узлом повязаны едва ли не все пассажиры, включая капитана и его дочь! Я совершенно не был готов к такому повороту событий.