– И что из этого? – парировала Кэролайн.

– Как? Значит, вы, милочка, даже не отрицаете? – удивилась Пруденс.

– А почему я должна отрицать?

– Дэвина могли повесить за подобное преступление, Кэро, – хмуро произнес Джордж.

– Нет, если леди Джермейн прекратит это дело.

– Это еще почему? – возмутилась Пруденс.

– Он не вор. Просто он однажды совершил ошибку, – возразила Кэролайн, не сводя глаз с графини. – Он даже не крал эту лошадь. Лукас взял на себя чужую вину. И вы готовы настаивать, чтобы человека за это повесили?

– Подожди, Кэро, – нетерпеливо перебил Джордж. – Он заводила в воровской шайке. Может, он планировал ограбить Фаллингейт?

Джордж встал и начал ходить взад и вперед по комнате, заложив руки за спину.

– Дэвин, вы планировали ограбление Фаллингейта?

Кэролайн повернулась к Лукасу, уверенная, что он станет отрицать, но когда она увидела его виноватый вид, ее сердце упало.

– Видишь, Кэро, он не отрицает. Бедная Мышка, до чего же ты наивна.

Лукас встретил взгляд Кэролайн. Она видела его раскаяние и от всей души сочувствовала мужу. Если он и был вором, то по крайней мере совестливым! Это первое, что она отметила в нем, – совесть и характер. Разумеется, он собирался ограбить Фаллингейт. Он был бы дураком, если бы не сделал этого! Но когда они встретились, все переменилось. Как она могла на него обижаться?

– Мне все равно, даже если мой муж собирался украсть колье с моей шеи. Я люблю его, Джордж, и ты не заставишь меня его прогнать.

– Как вы узнали о моих планах? – спросил Лукас, сжимая ее руку.

– Мистер Фиггенботтем оказался очень словоохотливым, – с довольной ухмылкой сообщил Джордж.

– Вам рассказал Смайли? – удивился Лукас. – Но как он вас нашел?

– Слуги леди Джермейн схватили его, когда он вынюхивал что-то, бродя вокруг поместья. Я приехал по ее просьбе и сам учинил допрос. Выпив бутылку виски, он разговорился. Все допытывался, есть ли у меня сестра в подходящем для брака возрасте. Кое у кого явно плохо с мозгами.

Лукас хмыкнул. Черт с ним, с этим Фиггенботтемом… Маленький злобный коротышка!

– Я бы хорошо подумала, бедное дитя, прежде чем защищать вора, который во всем признался, – сказала графиня, поворачиваясь к Кэролайн. Строгость ее аристократического облика, казалось, придавала словам особый вес. – Вы не должны забывать о чести своего рода. Забудьте о любви, дитя мое, поверьте, это не главное. Ваш род продолжится. – Графиня взглянула на Джорджа. – И фамилия Уэйнрайт будет переходить от поколения к поколению…

– Простите, графиня, но теперь я ношу имя Дэвин, – твердо сказала Кэролайн.

– Не будьте глупой. Мне больно видеть, как вы не дорожите своей репутацией. Она висит на волоске.

– Как? Разве я уже не все сделала, чтобы погубить ее, леди Джермейн? – спросила Кэрол. – Как я могу теперь отступить?

– Есть много способов уладить недоразумение вроде этого. Вы должны думать о завещании отца, дитя мое, больше, чем думаете о желании своего сердца. Помните, кузен вашей матушки был лордом его величества. Вы должны принести эту жертву ради великой цели – чести семьи.

– Что вы можете знать о самопожертвовании, Лидия? – Кэролайн бросила графине открытый вызов, называя по имени.

В комнате воцарилась мертвая тишина, пожилая леди приподняла тяжелые веки и махнула рукой.

– Оставьте нас. Я должна поговорить с этой упрямицей наедине.

Пруденс первая поспешила к дверям, с гордым видом придерживая свою тяжелую грудь.

– Я подожду в карете. Ничто не заставит меня оставаться в одном доме с этим… этим… конокрадом. Пойдемте, мистер Уэйнрайт.

– Мы подождем вас, леди Джермейн, – сказал Джордж, – и потом проводим в Джермейн-Хаус.

Они покинули комнату первыми, Лукас последовал за ними, взглянув на Кэролайн, словно хотел сказать, что все будет хорошо. Она кивнула, и он закрыл за собой дверь.

– Я хочу рассказать вам одну историю, Кэролайн, – сказала графиня. – Позвольте мне присесть?

– Конечно, ваше сиятельство, – виновато отозвалась та. – Простите мою невнимательность. Но вы задели больную тему.

– Это более чем очевидно, моя дорогая. – Графиня величественно опустилась на софу, Кэролайн присела рядом с ней. Положив обе руки на набалдашник трости и уперев ее в пол, графиня устремила взгляд в никуда. – Когда-то, давным-давно, – начала она, – у меня было два красивых сына. Младшего, очаровательного ребенка, звали Торнтон. Старший, Бэзил, был наследником титула, четвертым графом Джермейн. Естественно, мы в основном занимались Бэзилом, старались воспитать в нем чувство ответственности, присущее старшему сыну. И надо сказать, он не разочаровал нас, по крайней мере пока он не привел в дом женщину, которую представил как свою жену.

Графиня покраснела и сжала дрожащие губы.

– Даже сейчас это глубоко огорчает меня. Эта… эта… девка, ее звали Элизабет. Дочь бакалейщика, – сказала графиня, не скрывая презрения. – Весьма неудачный выбор для будущей графини. Плебейского происхождения, далека от нашего круга… Мне следовало в тот же день, как она появилась в поместье, выставить ее прочь, но она была в положении.

– Она носила под сердцем вашего внука? Лидия кивнула.

– Я терпела эту женщину и ее ребенка шесть лет. Я умоляла Бэзила оставить ее и развестись. Она была его позором, но он не слушал меня. Он твердил, что обожает ее. Мой бедный сын, он потерял голову, совсем как вы.

Кэролайн заморгала.

– И что же с ними случилось? – Она очень смутно помнила историю о старшем сыне леди Джермейн.

– Бэзил умер в тридцать лет. После того как умер его отец, он в течение двух лет ужасно пил. Я думаю, все из-за женитьбы. Хотя Бэзил любил Элизабет, она ему не подходила. Она не была счастлива в Джермейн-Хаусе, часто плакала. Она была… не в себе. Я считала, что ее место в доме для душевнобольных, но Бэзил отказывался отправить ее туда.

– Что же случилось с Элизабет и ее мальчиком после смерти Бэзила?

– Я выгнала их обоих, – холодно и ровно сказала графиня. – Я дала ей много денег и просила никогда не возвращаться назад.

– Вы выгнали собственного внука? – в ужасе прошептала Кэролайн. – Но как вы могли?

– Очень просто. Я думала о репутации семьи.

– Но по праву первородства он должен был стать пятым графом?

– Торнтон предъявил письма, убедившие меня, что ребенок не связан с нами кровными узами. Сын заставил меня поверить, что его отцом был один из любовников Элизабет. Естественно, при подобных обстоятельствах я не могла допустить, чтобы этот бастард унаследовал титул пятого графа Джермейн. Поэтому пятым графом стал Торнтон. Трагедия в том, что он погиб два года спустя от несчастного случая на охоте и сейчас нет никого, кто бы унаследовал титул, продолжив наш род.

– Вы сожалеете, что выгнали этого ребенка?

– Да. Но только потому, что, как выяснилось, он был законным наследником. Уже после смерти Торнтона я узнала, что он подделал письма, которые бросали тень на происхождение мальчика.

– Как грустно.

– Да. – Графиня заморгала, словно внезапно ощутила тяжесть прожитых лет. – Как это ни печально, милый Торнтон не имел ни малейшего понятия о честности. В любом случае, дорогая, если ребенок на самом деле не был сыном Бэзила, я поступила правильно.

– А где сейчас ваш внук? Графиня закрыла глаза.

– Я не знаю. Я приказала своему адвокату разыскать его, но после нескольких лет безрезультатных поисков потеряла надежду. Между тем у меня нет сожалений, – резко добавила она. – И это мое убеждение. Иногда мы совершаем верный выбор, а иногда ошибочный, но честь семьи превыше всего. Я ваша соседка и друг и не могу спокойно наблюдать, как вы поступаете со своей жизнью. Разорвите этот брак, если не ради себя, то хотя бы ради мистера Дэвина. Он никогда не приживется здесь, так же как Элизабет. Я помогу вам замять это маленькое недоразумение в свете. Общество примет любые объяснения, если они будут исходить от меня. Позвольте помочь вам, вместе с Джорджем мы восстановим вашу репутацию, пока еще не поздно. Что вы скажете, моя дорогая, вы согласны?