– Да, мне следовало бы объяснить вам все, мистер Дэвин. Но я совсем вас не знала.

Он кивнул.

– Тогда расскажите мне об этом призраке все, что считаете нужным. Кто он? А что, если однажды темной холодной ночью мне доведется встретиться с ним?

– Это лорд Баррет Гамильтон, – живо отозвался Теодор. – Он умер в Тауэре во времена царствования Генриха VIII. Его и леди Рейчел Хардинг, что называется, развела судьба. Их разлучили в период Реформации. Баррет искал убежища в этих краях, тогда на этом месте стояло аббатство Мортон, но, увы, не нашел приюта у святых отцов. Настоятель монастыря выдал его, и лорд проклял это место.

Лукас слушал объяснения вполуха. При каждом упоминании имени призрака он с укором смотрел на Кэролайн.

– Лорд Гамильтон? Человек на портрете?

Она кивнула.

Лукас медленно сжал кулаки и выдавил кривую усмешку.

– Вы говорили, что не влюблены в него. Из-за того, что он призрак?

– Нет, – выразительно прошептала она. – Из-за вас.

Наступила гнетущая тишина, нарушаемая лишь тиканьем каминных часов.

– Вот все и уладилось, – сказал доктор, довольно потирая руки. – Давайте займемся делом. Ясно, что вы поддерживаете наш проект, мистер Дэвин. Ваша речь улучшается. Самое время перейти к правилам поведения.

Часом позже Лукас и Теодор стояли у камина во флигеле, попыхивая сигарами. Шабала сервировал маленький стол, расставляя фарфор и раскладывая столовое серебро.

Теодор указал кончиком сигары на пышное убранство. – Что это, я вас спрашиваю? Этот великолепный фарфор? Это серебро? Все это символы успеха, дружище. Одинокому мужчине не нужна подобная демонстрация богатства, все только ради женщины.

– Да, старина, – согласился Лукас, затянувшись сигарой, – с женщинами всегда куча проблем. – Он выдохнул, и белое облачко дыма окутало его.

– Что касается мужчин, мы живем для того, чтобы жить и получать удовольствия. Охота, выпивка и курево – вот привязанности нашего сердца.

Лукас уселся в странное на вид кресло с подушками, покрытыми яркой африканской тканью. Кресло выглядело диковинно, но оказалось гораздо удобнее, чем мебель в любой дамской гостиной.

– Кому нужны женщины? – произнес Лукас, неторопливо закидывая ногу на ногу.

– Нам, – объявил Теодор. Он указал сигарой на Лукаса и понимающе улыбнулся. – Во что бы мы превратились, старина, если бы двадцать четыре часа в сутки предавались удовольствиям? Не было бы никаких событий, никакой дисциплины, никакой культуры. Даже в Африке люди придумали ритуалы и обряды, чтобы отличать один день от другого. Нам с вами эти ритуалы покажутся примитивными, но туземцам они дают ощущение полноты жизни. И уверяю вас, все эти обряды, танцы, правила и табу придуманы женщинами. Или по крайней мере вдохновлены ими.

– Черт бы их побрал, этих проклятых баб… никакой тебе пользы… – с вызовом проворчал Лукас.

– Нет-нет, старина, вы ошибаетесь. Это весьма полезные создания. Хорошенькая женщина, как хорошее вино – бесподобна и опьяняюща, есть в ней некая алхимия.

Лукас знал вкус вина, знал женщин, но хотел большего. Перед ним возник образ Кэролайн, ее спокойное целомудренное лицо, такое одухотворенное и притягательное в моменты отчаяния, надежды и… страсти.

– Алхимия, говоришь, то есть я хотел сказать «говорите».

– Да. Алхимия – это искусство превращать обычный металл в золото.

Лукас пожевал кончик сигары и спросил:

– И вы это умеете?

– Нет. – Теодор подошел к дальней стене, где на стеллаже поблескивали пузырьки и мензурки. – Я изучаю природу, свойства растений, составляю рецепты. Люди веками стремятся превратить металл в золото и столь же долго пытаются разгадать тайну женщины. И вот что я вам скажу, дружище, женщина непостижима, точно так же, как искусство алхимии. И мужчина не может испытать большего блаженства, чем покориться волшебству женщины.

Лукас почесал подбородок, доктор предстал перед ним в совершенно ином свете.

– Да вы романтик, доктор Кавендиш. Вы любили свою жену?

Теодор тяжело вздохнул:

– Больше жизни.

– Вам не надо было жениться. Вы ведь охотник до приключений, а жена в джунглях – это куча хлопот.

Теодор с улыбкой покачал головой:

– Вы понятия не имеете, каким кладом она для меня была. Помощница. Друг. Возлюбленная.

– Вы могли бы жениться снова? Теодор пожал плечами:

– Вероятно, хотя, по правде говоря, мне это не приходило в голову. Она ведь умерла пять лет назад. Но сейчас речь о вас.

Теодор подвинул кресло – настоящий чиппендейл, – выделяющееся на фоне африканских сувениров и других экзотических предметов.

– Послушайте, Дэвин. У меня есть предложение. Лукас прищурился и саркастически усмехнулся.

– Сделка, которую вы заключили с Кэрол, состоит в том, чтобы прожить здесь две недели, уехать, получив вознаграждение, и больше никогда не возвращаться, – продолжал Теодор.

– Меня это вполне устраивает.

– Но у меня есть другая идея.

Лукас уставился на огонь и глубоко вздохнул, предвидя очередной абсурдный план.

– Что, если вы останетесь здесь? – предложил Теодор. – Останетесь навсегда. Станете хозяином Фаллингейта, почтенным мистером Лукасом Дэвином.

Он умолк, ожидая реакции. Лукас сидел, глядя прямо перед собой. В его воображении возникали картины званых обедов, охоты, прогулок верхом, и снова странное желание, охватившее его, когда он увидел Джермейн-Хаус, теснило грудь. Он подался вперед и, упершись локтями в колени, зарылся лицом в ладони. Господи, что с ним происходит? Откуда эти воспоминания, которые он не способен понять? Это абсурд.

– Поверьте, Дэвин, мы сможем это сделать. Мне доводилось добиваться успеха в самых безнадежных случаях, какие только можно вообразить. Взгляните на Шабалу, – сказал Теодор, указывая на слугу, который положил на стол последний столовый прибор. – Когда я его нашел, он, полуголый, охотился в джунглях. А теперь он лучший дворецкий во всей Англии, и, уверяю вас, его жалованье соизмеримо с его достоинствами. Я могу научить вас правильно пользоваться столовыми приборами, пить, вести себя на приемах… Я даже могу научить вас правильно сморкаться.

Лукас тряхнул головой и расхохотался. Бросив сигару в камин, он откинулся на спинку кресла.

Теодор широко улыбнулся, белые зубы блеснули в каштановой с проседью бороде.

– Думаете, не смогу? Предоставьте это мне, дружище, и я представлю вас королевской семье как самого уважаемого в наших краях сквайра. Все, что нам нужно, – это действовать.

Смех Лукаса оборвался. В голове пронеслась шальная мысль: а что, если? Он медленно заморгал и уставился на огонь, видя в язычках пламени образ Джермейн-Хауса. Как он сможет войти в общество, если вел жизнь изгоя? Лукас покачал головой:

– Нет. Вы мне нравитесь, доктор Кавендиш, но это не в моем вкусе. Зачем мне оставаться? Пусть все останется, как условлено. Несколько недель я изображаю мужа Кэролайн Уэйнрайт, получаю деньги, становлюсь богатым и независимым и… уезжаю. Подумайте сами, зачем мне слоняться здесь и к тому же сносить высокомерные взгляды местных дворян?

Улыбка Теодора поблекла. Он взял Лукаса за руку.

– Потому что вы сможете всю свою оставшуюся жизнь провести рядом с Кэро. И богатство тут ни при чем. Прислушайтесь к моим словам, Дэвин.

У Лукаса все внутри перевернулось, лоб покрылся холодным потом. Что за чушь! Он-то знает, что никогда не будет достоин ее, даже не смеет надеяться. Она так чертовски… добра. Господи, он ненавидел доброту! Она лежала тяжелой ношей на его плечах, от нее он чувствовал себя старым, измученным и не по заслугам наказанным жизнью. Что за чушь, черт возьми, как он сможет быть мужем настоящей леди? Как сможет жить своей привычной жизнью рядом с ней? Все это чуждо ему. Но он хочет ее, хочет купаться в ее нежности и великодушии, снова познать мир добра и чистоты.

Он готов признаться, что мечтает снова поцеловать ее. Да что там поцеловать, он желал бы гораздо большего…