Сталин взял Берию за плечо, надавил, усаживая на стул, и тот понял, что гроза миновала, не начавшись.

Уже более бодрым голосом, после глубокого вздоха Лаврентий Павлович ответил:

– Большевики не верят в совпадения, Коба... И я не верю. Но даже если бы верил, то это совпадение говорило бы нам о том, что империя – всегда сильнее.

Сталин, двинувшись было к окну, остановился и поморщился:

– Мы не империалисты, Лаврентий.

– Ну, это я образно, товарищ Сталин! – начал было привставать Берия, но вождь остановил его коротким взмахом трубки:

– Империи сильнее, когда они сильны, Лаврентий... Римская империя все-таки пала, хотя Спартак и проиграл...

Тон, которым была произнесена последняя фраза, был таким странным, что Берии на мгновение вдруг стало знобко. Ему вдруг почудилась в интонации Вождя какая-то безнадежность, чуть ли не обреченность. Это было настолько невероятным, что Лаврентий Павлович едва не воскликнул: «Коба, что с тобой?»

Однако уже через секунду Берия увидел того Сталина, которого привык видеть, – жесткого, полного опасной внутренней силы.

– Лаврентий... Скажи, а что предпринято в отношении тех, кто допустил на важную руководящую должность в лагере этого офицера-изменника?

Берия уверенно кивнул и отрапортовал:

– Все его прежние руководители арестованы и уже дают показания! – Он помолчал и добавил уже чуть более тихо и доверительно, так сказать, «по-человечески»: – Такого больше не повторится, Коба...

Сталин усмехнулся:

– Это хорошо. Значит, «третьего восстания Спартака» нам можно не опасаться? Третье ведь опаснее первого и второго. Бог, как говорят, троицу любит.

Сталин уже шутил, и Берия тоже улыбнулся, повторив уверенно:

– Это больше не повторится, Коба...

Берии не удалось сдержать слово. С 1946 по 1954 год заключенные в лагерях регулярно поднимали восстания в разных концах советской империи.

Однако Берии удалось сделать другое – об этих восстаниях мало кто узнавал.

Что же касается так называемого «Второго восстания Спартака», то по личному распоряжению Лаврентия Павловича все документальные свидетельства этой трагедии были уничтожены. Точнее – почти все.

Даже власти Берии не хватило, чтобы уничтожить все до конца. Да и ничьей бы власти не хватило. Даже от сгинувших бесследно и безвестно – всегда хоть что-нибудь да остается. Когда нет документов, остается человеческая память. Когда притупляется и она, когда забываются истинные имена и точные даты событий, остается легенда...

Январь 2006 года