Повисла тишина.
– Нет, – наконец очень серьезно сказал Малышевский. – Бред получается. Если Олесе Богданчук было что-то известно, то устраивать весь этот балаган с захватом яхты – верх глупости. Тупой голливудский боевик. Устранить Богданчук можно было бы проще, дешевле и, главное, со значительно большей гарантией успеха… И кроме того: нападение было спланировано заранее – ну и как заказчик мог быть уверен, что она не поделилась со мной своими жутко важными сведениями?
– Прошу прощения, Александр Олегович, но… – начал Кривицкий и нервно погладил бинт на руке. – Она могла и не поделиться… Не могла ли она вести какую-то свою игру? В тайне от вас…
– Извините – нет. Во-первых, у нас практически нет общих дел… а во-вторых, если помните, она все время пряталась в боцманской…
– Но ведь зачем-то она оттуда вышла, – не сдавался Кривицкий.
– В любом случае, мы не можем сбрасывать и такую возможность со счетов, – перебил Больной.
– Да ну вас! – Грузин тряхнул ладонью в сторону Больного и Крепыша, словно отмахиваясь от назойливой мухи. – У тебя, по-моему, паранойя! А «мы» – это кто, кстати? От чьего лица ты говоришь сейчас это «мы»? От своего лица и лица Березы или от всего кружка лондонско-тель-авивских эмигрантов? Или ты и нас в это «мы» зачисляешь?
«Вот оно как, – вяло подумал Мазур. Он чувствовал себя, точно зритель в кинотеатре на просмотре фильма категории „Б“. – Согласья нет даже в тесной кучке соратников. Сложно вам будет тогда заговоры-то плести…»
Иван Сергеевич не успел ответить Кахе Георгиевичу, потому что в разговор, грозящий плавно перейти в словесную стычку, вмешался Малышевский:
– Понятно, никто нам не запрещает подозревать не только всемогущий Кремль, но и друг друга. И я тут главный подозреваемый – поскольку яхта принадлежит мне, значит, мне и сподручнее было организовать все… Однако давайте априорно все же исходить из того, что за нападением стоит третья сила. А факты все расставят по своим местам.
– Правильно говоришь, – хлопнул себя ладонями по коленям Грузин. – Иначе мы только перессоримся и ни к чему не придем. Давайте думать, как строить работу.
– Следствие идет, – сказал Говоров, – лучших своих людей я подключил, информация о ходе расследования регулярно ложится вам на стол… – Он на миг запнулся. – На стол каждого, и ваш, Малышевский, и ваш, Иван Сергеевич. И будет ложиться незамедлительно и без всякого купирования. Да только возможности официального расследования… В общем, вы прекрасно знаете, что это за возможности…
– А главное – уходит время! – зло сказал Кривицкий.
– Я бы даже сказал, что это самоеглавное, – с недовольным видом добавил Больной. – В общем, за тем я сюда и прибыл, чтобы обеспечить начало нашей совместной работы по проблематике.
– Ох, любишь ты, Иван Сергеевич, казенные формулировки. Проще говори, – бросил Грузин, доставая из кармана довольно затертого вида футляр с позолоченной застежкой.
– Казенные формулировки тем и хороши, что не допускают двоякого толкования, – невозмутимо продолжал Больной. – Итак, что мы имеем… Большинство из тех, кто напал на яхту, были чеченской национальности, это установленный факт. Какони на яхту проникли – это другой вопрос, пусть им занимается Говоров. Но вот то обстоятельство, что это были именно чеченцы, отчасти облегчает нам задачу. Чеченцы – это особый, довольно замкнутый мир, живущий по своим законам, и, в сущности, очень небольшой, где все друг про друга знают, хоть и разбросаны по всему свету. Родственные связи, долги и обязательства друг перед другом, кровная вражда. Где бы ни оказался чеченец, он не может совершенно оторваться от своего тейпа, не получится у него это…
– Да все понятно, – поморщился Малышевский. – Ты и Береза еще с первой войны делали хар-роший гешефт с чеченцами. Если я ничего не путаю, как раз твой Березовский в девяносто шестом и насоветовал царю Бориске штурмовать Грозный. Конечно, у него должны были сохраниться старые связи…
– Давайте не будем затрагивать темы, не имеющие прямого касательства к нашим проблемам, – с каменным лицом произнес Больной. – Это не продуктивно, зато уведет в сторону от дела. Итак, мы обеспечим встречу с… очень компетентным в чеченских делах человеком.
– Мы считаем, его консультация поможет делу, – сказал Кривицкий. – Мы думаем, он сможет внести кое-какую ясность насчет того, кто из чеченов причастен к этой истории. Или – кто наверняка непричастен, что иногда бывает знать полезней. А там, глядишь, появится следочек…
– Кто этот твой авторитет? – подозрительно прищурившись, перебил Малышевский. – Или тайна?
Больной помялся, но все же сказал:
– Зелимханов.
Малышевский уважительно покивал головой и промолчал. За него сказал Грузин:
– Сильно. Это тебе не какой-нибудь лондонский болтун, называющий себя ичкерийским министром в изгнании, это крупняк.
Из потертого футляра он вытащил темную гнутую трубку и, набивая ее табаком, заметил:
– После того, как убрали неуловимого Одноногого, это второй человек в чеченской колоде. Сильно!
– Но я слышал, он давненько уже пребывает вдали от родных гор? – спросил Малышевский.
– Поверьте, это ни в малейшей степени не мешает ему быть в курсе всего того, что касается Чечни и чеченов. Собственно говоря, он лишь формально пребывает вдали, но его участие в делах диаспоры довольно значимо. Я бы сказал – имеет ключевое значение…
– Контролирует денежные потоки? – быстро спросил Малышевский.
– Я не знаю, – улыбнулся Больной так искренне, что верить ему не было ну ни малейшего желания.
– А он не откажется?
– Уже. Мы уже договорились с Зелимхановым. Через два дня он ждет гостей. Осталось определиться с гостями…
Иван Сергеевич наконец-то удостоил взглядом Мазура.
– Тоже вроде бы «уже», разве не так? – усмехнулся Малышевский. – Ведь ваш… украинский протеже со следами былых усов здесь тоже не случайно, я не прав? В общем, дорогой Каха призывал отбросить излишнюю дипломатию. Вот давайте ее отбросим и честно признаемся, что всецело доверять друг другу не сможем. Если к авторитетному консультанту отправится только вашчеловек, боюсь, с нашейстороны это лишь посеет ненужную подозрительность. А мы ведь хотим строить дружеские отношения… как говорят в официальных протоколах – на основе взаимовыгодного сотрудничества, не правда ли?
– Совершенно с вами согласен, – улыбнулся Больной. Улыбка ему, кстати, не шла – смотрелась, как галстук-бабочка на удаве. – Поэтому позвольте поинтересоваться: не будет ли проблем у вашего протеже, товарища адмирала, с оформлением иранской визы, не нужна ли помощь?
– Ни малейших проблем, – заверил его Малышевский. – Быть может, у вас есть какие-то проблемы с авиаперелетом? Могу предложить свой скромный ероплан…
– Спасибо, нет необходимости. Не стоит привлекать к себе излишнее внимание, лучше лететь обычным рейсом.
«О-па, – опешил Мазур. – Это что значит – это значит, я полечу, что ли? Я, начальник аналитического, можно сказать, отдела, – и лететь в какой-то Иран?!»
Впрочем, инстинкты, намертво впаянные в подкорку, бунтарские мысли задавили быстро. Приказ есть приказ, и мы, люди подневольные, обязаны оные приказы исполнять без возражений… Тем более в первый же день службы.
Он глянул на Стробача. Невыразительное лицо Тимоша казалось неживым, как у восковых фигур. Из чего следовало, что эмоции в душе Стробача бушевали нешуточные.
Ну, так тебе и надо, легионер хренов, подергайся…
– Любо-дорого поглядеть на вас, товарищи олигархи, идиллия прямо, – хмыкнул Грузин. Он, как и положено правилами настоящих курильщиков, раскуривал трубку не от пошлой зажигалки, а от специальной спички, длинной и толстой. – Неужели теперь так будет всегда?
– Там поглядим, – буркнул Больной. – Я думаю, не стоит более задерживать Кирилла Степановича и Тимоша Тарасовича. Им тоже есть что обсудить. Если, конечно, у них не возникло вопросов…
– Скорее не вопрос, а пожелание, – откашлявшись, сказал Мазур. – Я бы хотел перед поездкой получить досье на этого Зелимханова. Как можно более полное, конечно. Привык, знаете ли, знать заранее, с кем предстоит иметь дело.
