– И что?

– Да ничего. Решили съездить в свободное время, чтобы в кабинете не киснуть. А эту штучку я у деда в кармане нашел. Все-таки подозрительно, согласитесь: чего он ее с собой таскал? Был бы телемастер или радиолюбитель, а то – ваш коллега бывший… Я и заинтересовался. Показал этому… Бучило, или как его там, ученый все же. Он не знал. А что, секретная штука какая-то?

– Не особенно, но и валяться ей где попало не положено. – Костюм, казалось, успокоился. Сергей походил на обычного туповатого мента, который сдуру ухватился за первую попавшуюся ниточку, – И все же, фамилия информатора? Где найти?

– Кирдан, – сказал Сергей.

– Это кличка? – Фамилия такая – Кирдан. То ли хохол, то ли молдаванин. Он и сам не знает, думаю… А найти легко, он обычно вечером возле «Ласточки» толчется, ждет, пока угостит кто-нибудь. Здоровый такой мужик, бородатый

Костюм удовлетворенно кивнул. Кактус тоже удовлетворенно кивнул. Сергей подождал секунду-другую и сделал то же самое. Полная идиллия.

Чекисты переглянулись

– Значит, Корнеев бродил возле НИИ И у него в кармане была вот эта пластиночка, – скорее утвердительно, нежели вопросительно сказал Костюм.

– Я ж говорю… – заулыбался Сергей. – Может, он там тоже бутылки собирал? Хотя пенсия у него хорошая, наверно. У вас как с пенсиями?

– А? С пенсиями? – растерянно переспросил Костюм и оглянулся на Кактуса.

– Ну да, с пенсиями. Больше, чем милицейские? А то у нас полковник Дядькин ушел в январе, жалуется…

– Нормально с пенсиями, – отрезал Кактус. – Можете идти. И записные книжки приготовьте, за ними зайдут. Да не болтайте языком и коллегу вашего предупредите.

Черта с два Сергей пошел готовить записные книжки. Он поспешил к «Ласточке» – затрапезному пивбару возле автобусного вокзала, где днями сосал кислое с рождения пиво местного завода постоянный контингент. Разумеется, Кирдан был там – стоял у забора и вдохновенно смотрел на пластиковую полуторалитровую бутыль, наполненную мутным напитком. Видимо, рассуждал, выпить прямо так или разбавить одеколоном.

– Привет, Кирдан. Травишься? – спросил Сергей, подходя.

Кирдан поморгал свиными глазками, подвигал бородой и ничего не сказал. От него явственно пахло псиной, а грязь с рожи только что не сыпалась чешуйками.

– Хочешь заработать пузырь?

– Хочу, – сказал Кирдан. Это он понимал очень хорошо.

– Значит, так, слушай меня. Сегодня к тебе придут люди, будут спрашивать про старика одного, фамилия Корнеев. Повтори. Корнеев, старый старик. Очень старый. Корнеев.

– Корнеев, – повторил Кирдан, моргая.

– Хорошо. Покажут фотографию Спросят, видел ли ты его, где, когда. Скажешь, видел возле НИИ люпина, он там часто ходил. Повтори. НИИ люпина, ходил, старик.

– Видел, НИИ люпина, ходил, – послушно повторил Кирдан. Подумал и добавил: – Часто.

– Молодец. Скажешь, что рассказывал это мне. Но не сегодня. Сегодня меня не видел.

– Сегодня не видел. Рассказывал не сегодня – Кирдан расплылся в улыбке, продемонстрировав ряд безупречных голливудских зубов. «Говори потом про „Блендамед“, – досадливо подумал Сергей. – Он же их сроду не чистил…»

– Завтра утром будь тут, получишь бутылку водки. Только ничего не перепутай! Повтори-ка еще раз.

Кирдан прокашлялся, словно чтец-декламатор, и довольно сносно повторил всю историю. Судя по всему, чекистов ожидала весьма приятная беседа, благо Кирдан многословием не отличался. В ожидании водки он будет бормотать «люпин – ходил – видел – не сегодня», и поди добейся от него еще чего-нибудь… Сергей дружески похлопал Кирдана по сальному пиджачному плечу и направился в отделение.

Сказать, чтобы эта неделя стала для Хейти особенно продуктивной и познавательной, было нельзя Цели и задачи у всех отделов внутренних расследований одинаковые, разниться могут только методы и средства.

Однако и в методике раскрытия и предупреждения служебных преступлений Хейти не обнаружил ничего для себя нового.

Нет, конечно, поражали масштабы деятельности, объемы исходящих и входящих документов, количество поступаемой информации. Удивительной была степень проникновения агентов. Это, безусловно, вызывало зависть. Добиться такого количества свободы в условиях маленькой республики можно было только прямым указом президента с последующей ратификацией этого указа парламентом.

Но при ближайшем рассмотрении методика работы в Российской Федерации и методика работы в Эстонской Республике были одинаковыми, с поправкой на национальную специфику.

Гораздо больший интерес вызывали те, кто эту работу выполнял.

Настолько разнокалиберной публики Хейти еще в жизни не встречал. И никак не мог представить, каким образом эти люди оказались в солидной организации, да еще в таком серьезном отделе.

Оказалось, что близнецы Игорьки были не самой большой странностью службы. Оба Игоря, которые одним своим видом внушали любому уважение к органам, были скорее типичны для такой работы. Они походили на идеально сработанный механизм или, если угодно, на единый организм, по какой-то нелепой прихоти природы разъединенный на две физические оболочки, не потерявшие внутренней, глубинной связи. Как позже выяснил Хейти, Игорьки относились к той части оперативной группы, для которой не существовало невозможных заданий. Так что использование их в качестве сопровождающих для приезжего на внутреннем службистском языке могло означать очень высокую степень уважения к гостю. По крайней мере, именно так Хейти хотелось бы считать, хотя он понял, что именно в день его приезда в конторе была получка и основная масса работников, годных для встречи гостей, просто разбежалась.

Очень интересен был прямой начальник Игорьков, которому Хеити представили в первый же день. Полковник Лесков Владилен Макарович. По прозвищу Графин.

Личность это была грозная, вечно недовольная и готовая выдать разнос просто так, за разбросанные по столу бумаги. И ругался он довольно крепкими словами, нужно отметить, не теряя самого доброжелательного выражения на лице. И мог послать туда, куда его отец, Макар, телят не гонял, улыбаясь сочувствующей улыбкой все понимающего человека.

Еще Графин, то есть полковник Лесков, увлекался индуизмом вообще и йогой в частности, от занятий которой у него частенько ныла поясница и болели уже немолодые суставы. Однако достойного дела этого он не бросал, а, наоборот, старался привлечь к тайнам древней цивилизации всех и каждого. От него бегали, прятались, но обижались редко.

Хейти вспоминал своего комиссара и только морщился.

Сам Хейти Графином был забракован – по причине избыточного веса в йоги не годился. Поэтому прятаться от него утром не имело смысла, а было даже очень интересно попытаться соблазнить полковника чашечкой кофе и булочкой, от которой тот неизменно отказывался, как казалось Хейти, с сожалением.

Выяснить, почему же полковника Лескова назвали Графином, не удалось, сотрудники об этом разговор не вели, а спрашивать у самого Владилена Макаровича было как-то неудобно.

Помимо «интересного» начальства в отделе работала пара следователей, Слава и Клара, которые ненавидели друг друга страстно, но работать с кем бы то ни было другим отказывались наотрез, мотивируя свою тягу друг к другу какими-то странными и подчас нелепыми соображениями. У Хейти сложилось впечатление, что у Клары и Славы просто служебный роман. Однако когда он увидел, как Клара швырнула в Славу кофейником, который был полон горячим, только что вскипевшим кофе, идея насчет скрытого служебного романа стала выглядеть как-то не совсем естественно. В отделе говорили, что это не самая крутая выходка, потому что некоторое время назад то ли Слава, то ли Клара уже побывали в больнице из-за действий напарника, выразившего недовольство.