Срочно выехавшая к месту падения труппа сотрудников НКВД, усиленная отрядом погранохраны, обнаружила сигарообразный металлический объект длиной около двадцати метров и диаметром около трех метров, зарывшийся на четверть в землю. Местные жители показали, что после падения к нему никто не подходил. В тот же день объект был извлечен из земли и доставлен в Таллин.

В середине октября в Таллине, на улице Карла Маркса, был создан специальный научно-исследовательский институт, который официально занимался какими-то геодезическими и метеорологическими вопросами, а на самом деле разбирал пресловутый объект. В самом центре города, кстати. В Таллин были переведены научные сотрудники ряда крупных институтов, а Корнеев был прикомандирован к нему в качестве специального представителя НКВД – следил за соблюдением секретности и прочими вещами.

Первые два месяца вокруг объекта осторожно ходили, не пытаясь его вскрыть: просвечивали, измеряли, фотографировали. Потом, в декабре, сигару вскрыли – к тому времени ученые уже окончательно убедились в ее инопланетной принадлежности. Из сигары, которую в документах теперь именовали «объектом номер 1» или «цистерной», извлекли большое количество приборов неизвестного назначения, а главное – тела шестерых существ, которые, очевидно, погибли при ударе о землю.

Здесь Жабенко сделал паузу и выразительно помахал руками:

– Борис Протасович описал их примерно так: «Ростом около метра. С виду как жабы, только с волосами и все в ремнях, вроде как в портупее. Половых органов не видно, молочных желез тоже – он сказал, извините, „сисек“, – и воняют очень сильно». Я думаю, последнее – скорее итог разложения, нежели специфическая особенность.

После вскрытия корабля и обнаруженных в нем трупов в институт прибыла новая партия ученых. Они размещались в прилегающих к зданию двух домах под охраной НКВД, права выхода в город не имели. С Москвой институт сообщался путем спецсвязи, а все документы и посылки передавались через курьеров. Так продолжалось до июня 1941 года, а с началом войны институт был спешно эвакуирован, что с ним было во время войны, Борис Протасович не знал, работал в другом месте, а потом институт обнаружился снова…

Тут Жабенко снова сделал эффектную паузу. Он явно ждал, пока Сергей спросит его, где же именно был обнаружен секретный институт вместе с его дохлыми жабами. Сергей не стал мучить старичка и послушно спросил:

– Где?

– Да в нашем городе, – торжественно сказал Жабенко, сделав большие глаза.

– Стоп. Неувязочка. – Сергей покачался на стуле, внимательно глядя на шахматиста-пенсионера. – Где же у нас такой институт? Не припоминаю. НИИ у нас три: Гипрострой, мелиоративный и люпина. Ни один вроде не тянет на секретность…

– Вот и Борис Протасович о том же говорил. Он после войны пытался нить нащупать, но от этого дела его отстранили, занимался он совсем другими вопросами, дал подписку соответствующую, оттепель там… В общем, ничего не узнал. Возможно, институт этот давно уже не в нашем городе, а где-нибудь в Красноярске или, к примеру, в Твери, в Москву не повезут точно. Но Борис Протасович почему-то уверен, что у нас. То ли он видел кого-то из старых сотрудников, то ли кто-то ему намекнул…

– Так. И что же?

– Да ничего, – развел руками Жабенко. – Что знал, то и рассказал. Похоже на научно-фантастический роман, не так ли? Я склонен верить покойному, но до некоторых пределов… К тому же выпивши был. И жабы эти… Что с ними у нас в городе делать можно?! Да и негде вроде…

– Жабы жабами, а вот кому Борис Протасович мешал? – задумчиво вопросил Сергей. – Что ж, товарищ Жабенко, не буду вас задерживать. Если понадобитесь, уж не взыщите, вызову.

– Служба, – понятливо закивал Жабенко.

Когда старичок ушел, Сергей позвонил эксперту. В голове вертелась дурацкая фраза: «Необычное обыденно вторгается в нашу жизнь».

– Борисыч, у нас сколько научно-исследовательских институтов в городе?

– Три: мелиоративный, люпина и Гипрострой.

– А больше ни про какой не слышал?

– Да нет.

– А что-нибудь секретное?

– Да что тут секретного? Если уж совсем закрытое, под видом того же Гипростроя… Хотя я там много раз был, у меня там знакомых до хрена.

– Значит, ни секретного, ни военного…

– Военное есть. На автомобильном запчасти для мобильных ракетных комплексов делают, мосты для танков. На «Кремнии» какие-то диоды или триоды засекреченные… А, кстати! Перевели твою тайнопись.

По-эстонски написано, и написано что-то типа «Собачья смерть».

– Спасибо… А вот с секретными делами все не то… Ладно, спасибо еще раз.

Сергей положил трубку. Ну, допустим, в городе есть что-то секретное. Почему бы и не быть. В качестве предположения пусть даже там до сих пор занимаются летающей тарелкой, хотя история более чем избитая. Своего Розуэлла нам захотелось, надо же…

Хотя чисто теоретически в городе есть много мест, где спрятать тот же НИИ. Куча всяких контор, заводов, фабрик, тот же НИИ люпина – на хрена им, спрашивается, такой комплекс зданий, целый городок! Нет, это уже маразм. Все дальше и дальше ухожу от пресловутого убийства, подумал Сергей и потер виски. В голове что-то снова начало тихонько покалывать.

– «Собачья смерть». Прямо как в дешевых боевиках: таинственный убийца оставляет надпись, гласящую о мести. Насолил старичок эстонцам, насолил. Притом работал явно не профессионал, иначе с чего бы давал такую прямую наводку на маленькую прибалтийскую республику? Или это, наоборот, ловушка? Чтобы свалить все на эстонцев, с которыми старичок сталкивался аж до войны?

Надо бы запросить кого следует насчет этого института, да кого запросишь, когда он секретный? Или в ФСБ отдать дело, да и черт с ним? А они спросят: чего к нам принес, чего такого узнал? И начнется…

Нет, буду заниматься убийством как таковым, решил Сергей. Черт с ними, с тарелками и жабами, с прочей ненаучной фантастикой, буду думать только про убиенного старикана, и все тут.

Вот только бы башка еще не болела…

Похмелья не было. Совсем.

И это было странно.

Сосуды никак не отозвались на алкогольное отравление местной, не самой высокосортной водкой.

Встав с постели поутру, Хейти с удивлением понял, что от вчерашних проводов осталась только некоторая дурнота и неспокойный желудок.

«Как молодой, – пронеслось в голове. – Это я от огорчения, что ли?»

Отсутствующее похмелье настолько плотно заняло мысли, что, когда в комнате раздалась трель мобильного телефона, Хейти подскочил, наступил на брошенный тапок и едва не подвернул ногу. Упал.

«Да что же это такое?!» – возникла бессильная мысль.

Телефон трезвонил, а Хейти, лихорадочно переворачивая разбросанную одежду, старался сообразить, откуда же раздается сигнал. В конечном итоге телефон обнаружился под кроватью. Каким образом он попал в такие далекие края, было не совсем ясно…

– Хейти? – Надо отметить, что голос шефа в трубке поутру – это не самый приятный способ пробуждения.

– Да, господин Тоома. – Эвальд Тоома, начальник отдела внутренних расследований, был, по сути, человеком мягким. Он никогда не препятствовал инициативам своих подчиненных, но и не старался отмазать их перед руководством. Это был очень осторожный человек.

– Хейти, ты, как я знаю, отправляешься в командировку. Так?

– Так точно.

– Тебе нужно пройти инструктаж. «Новость!»

– Так что ты подъезжай, пожалуйста. Тут тебя ждут…

– Кто?! – не удержался Хейти и тут же об этом пожалел. – Э-э-э… Инструкторы, Хейти. Приезжай и в двести двенадцатый кабинет сразу иди. Поступило распоряжение от комиссара. Это срочно,

«Угу. Понятно, откуда ветер дует, – зло подумал Хейти и дал отбой. – Сейчас начнут мурыжить».

Согласно негласному распорядку, у него должен был быть один день на сборы, покупку билетов и на отсып. Однако теперь, судя по всему, начнут трясти по полной программе.