Трол прервал свое заклинание, подошел к парапету башни и стал смотреть на происходящее. Наконец, один из языков антимагии, слабо мерцая в воздухе, настиг птицу, на которой находился Шамрел. Фламинго, заломив крылья, на миг застыв в попытке планировать, тяжело осел на хвост, а потом, теряя перья, устремился вниз. Его удар о склон холма был подобен извержению небольшого ледяного гейзера. Видимо, вожака перегрузили больше других либо Шамрел тащил этого фламинго в своей магической узде более решительно и жестко.

И тотчас же из глубины ледяного тумана ударила молния. Она была устремлена в низкие облака магии, нависшей над замком. А потом коснулась наблюдательной башни, где находились Ибраил с Тролом.

Возрожденный почувствовал, как задрожал парапет башни, где-то заскрипело деревянное перекрытие, заходили доски настила. И тут же ему в грудь и лицо ударила волна жара. Это магия умирающего Шамрела вливалась в него, потому что он тоже был одним из участников заклинания антимагии, помогая Ибраилу.

А потом молния перетекающей от Шамрела колдовской энергии стала ветвиться и бить по всему замку целиком, находя себе жертвы среди его защитников, выбирая их по непонятным, нигде не сформулированным законам. Ибраил, который только сейчас завершил читать заклинание антимагии, получил львиную долю этого разряда. Он рухнул на настил башни и свернулся калачиком, вздрагивая всем телом. Теперь магические разряды несильными, но очень болезненными толчками сыпались на него со всех сторон. Это колдовская сила умирающих фламинго переходила к нему, насыщая его и без того переполненное магией тело волнами колдовской энергии. Сейчас они били с такой частотой, что могли уничтожить мага не менее верно, чем удар настоящей молнии, обрушившейся с небес.

Трол попытался разделить с Ибраилом его участь, перетащить на себя часть этой энергии, и тут же пожалел об этом. Разряды колдовской силы теперь сыпались на него не менее часто, чем на Ибраила, и каждая из них была подобна толчку тарана, направленного в беззащитную грудь.

А потом молния разряжающейся магии мигом стала плотнее, гуще и темнее. Это умерла Завишта дурМых, командир наездников фиолетовых фламинго. Вся ее мощь теперь тоже обратилась на Ибраила с Тролом. Краем сознания Трол чувствовал, что, перенасытив эти две жертвы, магия выискивает другие… На миг разряд колдовской силы обрушился на Ровата, и между ним и сознанием Трола установилась четкая связь. Потом она прервалась, Роват попросту утратил способность мыслить, впитав в себя довольно плотный сгусток колдовства Завишты, вложенный в нее в имперских лабораториях.

Воспользовавшись последействием этой предельной, как показалось Тролу, ясности сознания, он попытался найти Ибраила. Но не сумел, маг уже давно был по ту сторону способности чувствовать этот мир. Тогда и Трол, почему-то разом сдавшись, попытался лишь удерживать крохотный огонек своего присутствия в этой жизни. Он уже больше не пытался никому помогать, не пытался перетащить на себя разряды колдовской силы, чтобы облегчить кому-то участь, не пытался спасти чужие жизни. Он лишь ждал, что угаснет раньше – его способность воспринимать этот ураган высвобожденной магии, оставшейся от Шамрела и Завишты, или способность сопротивляться ей.

А потом его сознание медленно померкло. Вернее, оно уплыло куда-то вбок, как по быстрому горному ручью уплывает обломанная бурей ветка дерева. У Трола теперь осталась только одна надежда, что он сумеет каким-то образом вернуться в этот мир. Надежда призрачная и не очень внятная. И он совсем не был уверен, что эта надежда не окажется тщетной.

Трол пришел в себя от боли. Но каким-то образом он ощущал, что это привычная боль. Она была вызвана впившейся в его мускулы, в самое его сознание чуждой, незнакомой, неусвоенной магией. И он знал, что, раз уж она не убила его, он может с ней справиться. Он даже должен это сделать.

Он был одет, лишь на ногах не было его горских сапожек, которые, как оказалось, стояли у кровати. К стене, на расстоянии руки, кто-то заботливо прислонил его мечи. Трол сел, опустил ноги на холодный пол, попробовал поднять хотя бы один из мечей и выяснил, что это невозможно. Тогда он пристегнул к поясу кинжал, хотя пальцы едва слушались его. Обулся, дотащился до туалетного стола, поплескал себе в лицо воды из тазика и подумал, как славно, что воду в таз уже кто-то налил. Поднять тяжелый кувшин и перелить из него воду он не сумел бы.

Покачиваясь, придерживаясь за стены, он пошел к Ибраилу. Состояние мага сейчас было куда важнее, чем его боли или ощущения незнакомой магии. Когда дверь в комнату Ибраила с шорохом раскрылась, на него посмотрели Крохан, Роват, который был бледнее самых светлых камней на склонах окрестных гор, и Чивилем. Все трое выглядели грустными и какими-то неустроенными, словно потерявшие хозяина лошади.

Ибраил почти не дышал. У него была серая, ставшая какой-то чешуйчатой кожа, а под шеей, в складках, блестели липкие полоски пота. Он боролся за жизнь, причем без всякой помощи, потому что снадобья знахарки были сейчас бесполезны.

– Ему досталось… – Крохан не договорил.

– Но свое дело он сделал, – добавил Роват.

Если бы Трол чувствовал себя получше, он бы улыбнулся, потому что эти двое, похоже, научились думать вместе. Да и по правде сказать, опасность, которая продолжала клубиться под стенами замка, кого угодно могла сделать заединщиками. Крохан, подумав, продолжил:

– У них еще достаточно сил, чтобы атаковать нас. А без мага и с тобой в таком состоянии… У нас нет шансов.

– И что теперь будет? – Чивилем ответа не дождалась и уже привычно ушла из комнаты.

– Сколько времени я… провалялся? – Трол попробовал определить время суток по свету, стекающему в высокие стрельчатые окна, но без особенного успеха. Похоже, воздух над замком не пропускал солнечные лучи. Сейчас могло быть и утро, и вечер, и даже полдень.

– Полтора дня, – ровно, стараясь не выдать своего напряжения голосом, отозвался Роват. – Я очухался вчера к полудню, вчера вечером ты как будто стал дышать ровнее… А сегодня Ибраилу стало хуже.

– В каком мы положении в целом?

Крохан попытался прикинуться эдаким бодрячком, но мельком посмотрел на Ибраила и стер с лица свою гримасу, которую рассчитывал выдать за воодушевление.

– Птиц у них почти не осталось. – Он помолчал. – Но молнии перетекающей магии оказались очень сильны, как после смерти Рогатого. – Он вздохнул. – Десять человек из деревни убиты. – Крохан кивнул на Ровата. – Ему тоже досталось, но, похоже, меньше, чем вам.

– Часть стен пошла трещинами, загорелся подъемный мост, едва удалось его погасить, но после осады придется делать новый, – сказал Роват. – Да, еще вот что, сгорели многие наши колья, выставленные против фламинго.

– Если фламинго действительно осталось мало, они не смогут атаковать птицами.

– Все равно, что-то происходит, Трол. Что-то очень неприятное.

– Конкретнее.

– Сюда прибыл из Империи некто, облеченный властью, кто-то из самых значительных персон… Может быть, с самого верха.

– Тот, кто ими, похоже, теперь и командует, – добавил Крохан.

Трол напрягся, вчитался в лагерь противника. И почти сразу почувствовал новый центр силы в деревне. И медленно, но без всяких помех в сознании всплыло имя. Уже через четверть минуты Трол проговорил:

– Это Сынгар дРикос, стратег Запада. Действительно, значительная фигура в Империи.

– Жаль, ты не видел его въезд в лагерь, – сказал Крохан. – Герольды, и все такое… Роват, ты его знаешь?

– Этот недолго будет оставаться в стороне, – буркнул бывший имперский рыцарь.

Трол посмотрел на Ибраила. Маг был плох, но пока, кажется, можно было обойтись и без него. Стратеги были, собственно, боевыми командирами, магии в них закладывали не слишком много, похоже, Трол мог справиться с Сынгаром и сам. Или имперцы затевали что-то другое? Например, пытались обмануть его, как он перед вторым штурмом обманул Шамрела своей беззащитностью?