Авангард Бернонвиля провел в замке несколько дней перед битвой при Вальми и не нанес ущерба постройкам. Но стоило французам уехать, как тут же появились квартирьеры короля Пруссии и повели себя так, словно находились на оккупированной ими территории. Госпоже де Дампьер удалось сохранить только комнату для себя и своих детей.

Но, оставаясь светской дамой, графиня стояла на пороге своего замка, когда появились король Пруссии, герцог Брауншвейгский и великий герцог Саксен-Веймарский, за которым тенью следовал его советник Гете. Все выглядело так, словно графиня де Дампьер принимала желанных гостей. И завоевателям пришлось отвечать вежливостью на вежливость и приветствовать графиню так, как полагалось приветствовать даму такого ранга.

Вскоре прибыла Лаура со своим эскортом. Де Бац отправил за ней Питу, а герцог Брауншвейгский — одного из своих адъютантов. Несмотря на всю важность возложенных на него обязанностей, его высочество не забыл о незнакомке, которая сопровождала барона. Ему было чрезвычайно любопытно на нее посмотреть.

Госпожу де Дампьер приезд этой «американки» несказанно удивил, что легко можно было понять по выражению ее красивого, несколько сурового лица. Графиня не могла не задать себе вопроса о том, что делает молодая женщина среди этой солдатни. И ответ ей показался совершенно определенным — это любовница одного из военачальников, заполнивших замок Анс. Лаура решила развеять сомнения хозяйки дома:

— Сударыня, я всего лишь помогаю барону де Бацу, который доводится мне кузеном. Его должна была сопровождать женщина, чтобы он мог без труда преодолеть все эти заставы на дороге из Парижа и выполнить ту миссию, которую ему поручил король. Мы оба служим его величеству королю Франции, — добавила Лаура с улыбкой, и лицо графини де Дампьер просветлело.

— Да, это мне нравится куда больше, — вздохнула она. — Но где же мне вас устроить? Я ничего не знала о вашем приезде, и потом мне пришлось искать пристанище для раненого, которого принесли сюда на носилках.

— О каком раненом вы говорите?

— Это раненый француз. Дворянин, и я уверена, очень красивый, когда его не мучает лихорадка. Его послал Месье… Так мы называем графа Прованского, брата короля Людовика XVI, — добавила графиня, полагая, что эта молодая женщина, прибывшая из совершенно дикой страны, не может знать всех тонкостей придворного этикета.

Сердце Лауры сжалось, она побледнела.

— Он серьезно ранен?

— Удар шпагой в грудь. Но этот молодой человек явно не собирается умирать. Прошу меня простить, но я должна покинуть вас, чтобы подыскать вам комнату, для ночлега.

Хозяйка дома скрылась за дверью как раз в ту минуту, когда в вестибюле появился де Бац. Лаура подошла к нему.

— Маркиз здесь, — прошептала она. Голос ее прерывался.

— Я знаю. Герцог Брауншвейгский полагает, что будет лучше все-таки проявить некоторую заботу о посланце графа Прованского. Но прошу вас, постарайтесь забыть об этом хотя бы на некоторое время. Идемте со мной. Герцог желает вас видеть.

— Что ему от меня нужно?

— Увы, я не знаю. Только не забывайте о нашем уговоре и ведите себя в соответствии с вашей новой ролью.

— Неужели вы считаете меня такой наивной? — Лаура неожиданно рассердилась, и это избавило ее от тревоги. — Вы можете себе представить, что я присяду перед герцогом в реверансе и назовусь маркизой де Понталек?

— Разумеется, нет. Это было всего лишь напоминание, а вот о реверансе и в самом деле не забудьте!

Как и во всех замках, занятых военными, в Ансе суетилось множество людей в форме, отлично дополняя картину во внутренних помещениях, где даже не успели убрать после предыдущего нашествия. Но несмотря на пыль и следы грязи, большой зал, украшенный элегантной резьбой по дереву, с красивой мебелью, обтянутой рубчатым бархатом, сохранял свое величие. Главным его украшением был портрет Людовика XIV, фамильное достояние, потому что король-Солнце сам подарил его Анри де Дампьеру, предку убитого графа, когда вместе с королем Англии Яковом II побывал в замке в 1653 году во время осады Сент-Мену.

Когда барон де Бац и его спутница вошли в зал, герцог Брауншвейгский сидел в кресле с кружкой пива в руке и рассматривал портрет.

— Великий король! — изрек он, не сводя глаз с картины. — Мне очень нравится этот портрет.

— Ваше высочество, разрешите вам представить мисс Адамс, — проговорил де Бац, а Лаура присела в реверансе.

Не вставая с места и не выпуская кружки из рук, герцог оценивающе осмотрел молодую женщину с головы до ног, отметил грациозность ее реверанса и вдруг рассмеялся:

— Им дают хорошее воспитание в этой стране дикарей! Можно поклясться, дорогая моя, что вы обучались искусству реверанса в Версале. Вы очаровательны. Оставьте нас, барон. Я хочу поговорить с вашей юной подругой.

Не говоря ни слова, де Бац поклонился и вышел. Герцог допил свое пиво, встал и подошел к Лауре. Он не сводил с нее глаз.

— В самом деле очаровательна, — повторил герцог, словно он разговаривал сам с собой. — Что ж, посмотрим, насколько щебет соответствует оперению. Расскажите мне что-нибудь!

— Что же мне вам рассказать?

— Расскажите мне о себе! Вы первая американка, которую я встречаю. Это редкое удовольствие… И как это приятно вечером после сражения. Как случилось, что вы оказались здесь вместе с эмиссаром французского короля? — куда менее деликатным тоном поинтересовался герцог. — Барон утверждает, что вы оба преданы моему кузену Людовику XVI.

Лаура почувствовала, что герцог совершенно не верит в это и что малейшая ошибка приведет их с де Бацем к провалу, а может быть, и к гибели. А это никак не пойдет на пользу делу, которому они служили. Она решила ответить дерзостью на дерзость.

— Барон не солгал. Мы верные подданные его величества. Я все объясню чуть позже, а пока позвольте довести до сведения вашего высочества, что девушки из Новой Англии — во всяком случае те из них, кто происходит из хороших семей, — получают такое воспитание, что могут свободно появиться при английском королевском дворе, также как и при любом другом европейском. Это что касается реверанса! Что же до меня самой, поскольку ваше высочество заинтересовала моя история, то мои родители умерли — отец несколько лет назад, мать в прошлом году. Случилось так, что она бывала в Париже вместе с моим отцом, атташе посла Томаса Джефферсона. Ей оказали честь и принимали в Версале. Моя мать испытывала глубокое восхищение королевской семьей. Ее восхищение передалось и мне. Это ответ на вопрос о преданности. Что же касается моего пребывания во Франции, то это очень просто объяснить. После смерти матери я осталась совсем одна. Мой единственный родственник — адмирал Джон Поль-Джонс — жил в Париже…

— Джонс? Он по происхождению, кажется, шотландец? Как он может быть вашим родственником?

— Мой отец тоже был шотландцем. Для нас адмирал — герой, великий человек. Так как он остался моим единственным родственником, я решила приехать к нему. Увы! Когда я оказалась в Париже, он только что скончался. Франция устроила ему национальные похороны, на которых я смогла присутствовать. Но, честно говоря, я не представляла, куда мне идти, когда лучший друг моего кузена полковник Блэкден предложил мне воспользоваться его гостеприимством и жить вместе с ним и его женой в их доме на улице Траверсьер-Сент-Оноре. Там я и познакомилась с бароном де Бацем и присутствовала при драме, которая разыгралась 10 августа. Я видела эту ужасную бойню и бесчестие, на которое народ обрек своего короля. И тогда я поклялась служить его делу, как это сделал Жан де Бац.

— Вы его любите?

Вопрос застал Лауру врасплох, но его грубая прямота допускала ответное молчание. Потом с горделивым достоинством принцессы Тарант или маркизы де Турзель Анна-Лаура де Понталек ответила:

— Я им восхищаюсь и безмерно уважаю. И кроме того, я обязана барону жизнью!

— До такой степени, что готовы пускаться в рискованные авантюры вместе с ним?

— Почему нет, если ему понадобилось мое присутствие, чтобы добраться сюда? Я полагаю, что ответила на вопросы вашего высочества?