– В пятницу вечером оседлаешь лошадь, Ланселота или Приама, приведешь к северным воротам парка и там дождешься меня…

Первое не вызвало у бретонца никакой реакции. При последних же словах в его стальных глазах засветились огоньки.

– Я буду вас сопровождать?

– Нет! Ты перед рассветом явишься на то же место за лошадью. Да, чуть было не забыла: никаких дамских седел и заряженные пистолеты.

На этот раз Перан нахмурил брови:

– Сдается мне, вы сделали бы правильнее, взяв меня с собой.

– Ошибаешься! Ты гораздо нужнее здесь, и никто не должен знать, что ночью меня не будет. Слышишь меня – никто. Знать будет лишь Анна… Ты понял?

Тот утвердительно кивнул головой, однако по лицу нетрудно было догадаться: он остался недоволен. И его неодобрение выплеснулось наружу.

– Вы уверены, что не наделаете глупостей? Вопрос был дерзкий, но Мария не рассердилась. Напротив, примирительно потрепала его по могучему плечу и улыбнулась:

– Ни в чем я не уверена, но мне нужно увидеть королеву. Пойми, она зовет меня, она нуждается во мне. Все будет хорошо, не беспокойся.

– Ну, раз вы говорите… Не мешало бы, правда…

– Все будет хорошо, увидишь…

В наступившую пятницу мадам де Шеврез, вставшая по непонятной причине не с той ноги после ночи, «во всем отвратительной», заявила о своем намерении провести следующую ночь в домике на острове, чтобы побыть в полном спокойствии. Для этого там нужно разжечь огонь и приготовить постель. Эрмина поинтересовалась, нужно ли ей сопровождать герцогиню.

– Так было бы лучше, – пролепетала она. – Мадам герцогиня одна, а вокруг только вода!

– Это то, что как раз мне и нужно, разве ты меня не слушала?

– Да-а-а… Вы рассчитываете провести там всю зиму? От негодования у Марии дыхание перехватило.

– Я рассчитываю оставаться там ровно столько, сколько будет нужно, чтобы разогнали с чердака крыс, устроивших минувшей ночью над моею головой грызню. Или тебе другое объяснение подыскать?

– О нет! Я только хотела сказать…

Взгляд Марии стал жестким. Уж не решила ли эта девица присматривать за ней, а может даже, и следить? В таком случае следует к ней приглядеться. Дожидаясь наступления вечера, Мария была весьма осторожна: в преддверии бессонной ночи, которую предстояло провести верхом на лошади, после обеда прилегла отдохнуть в музыкальной комнате, затем отменно, но не чрезмерно поужинала и наконец с двумя лакеями при факелах, проводившими ее до деревянного, соединявшего остров с парком мостика, покинула замок. В этом месте она их отпустила, взяв с собой один из факелов, и направилась в свое убежище, где поплотнее задернула шторы на трех окнах, выходящих на воду, в которой битыми осколками на мелкой ряби, поднятой легким ветром, отражалась луна. Все здание окружали деревья, еще больше укрывавшие его со стороны берега.

Смена наряда времени заняла немного. Больше ушло на то, чтобы упрятать в плотную сетку волосы и закрепить их на затылке под серой фетровой шляпой, которую она надела как заправский шевалье перед тем, как набросить на плечи мушкетерский плащ. Она пристегнула к перевязи тайком переправленные накануне шпагу и кинжал и, бросив последний взгляд в зеркало с отражением в нем симпатичного, невысокого роста, судя по якобы пробивавшимся, а на самом деле нарисованным ею усам, совсем молодого мушкетера, приветливо улыбнулась ему и покинула домик, тщательно перед тем заперев его, а ключ положила на перекладину над дверью.

Ночь была тихой, прохладной, но сухой. Мария полной грудью вдохнула бодрящий воздух и направилась к садовой калитке, где ее поджидал Перан, держа под уздцы крепкого скакуна под темной попоной, фыркнувшего при ее приближении. Она узнала в нем Ланселота.

– Ты ничего не забыл? – спросила она Перана, который при виде ее в новом наряде потерял дар речи.

– Ничего. Пистолеты заряжены, и есть еще сумка с зарядами. Когда вы думаете возвратиться?

– К четырем утра, если все будет удачно. Ты дождешься меня?

– Не вас, Ланселота. Он наверняка будет в мыле, нужно уберечь его от утреннего холода.

– Знаю, любишь ты своих лошадей, – засмеялась Мария. – Мог бы и обо мне подумать.

– Я и подумал: в сумке для вас есть бутылка вина. – Все никак не запомню, что врасплох тебя не поймать, – смягчилась Мария. – Ладно, сочтемся!

Впрыгнув в седло с неженской ловкостью, она развернула Ланселота на месте и пустила его вскачь через долину вдоль Иветт, Сакле, Жуи-ан-Хосас, Ванв и Монруж к предместью Сен-Жак по проселочным дорогам, вдоль которых стояли домики сельской бедноты и редкие монастыри, главным из которых был Валь-де-Грас.

Когда тремя часами позже Мария прискакала к его главным воротам с высаженными рядами вязов, то из-за одного из стволов вышел Ла Порт и принял поводья ее лошади.

– Вы не устали?

– Нет, герцог Лоренский одержим лошадями, и я часто выезжаю с ним кататься.

И эффектно, безо всяких видимых усилий, Мария спрыгнула на землю. Не выпуская повод Ланселота из рук, верный слуга королевы провел Марию вдоль высокой монастырской стены, словно мехом, густо увитой плющом, к невысокой, едва приметной двери, высота которой позволяла пройти через нее лошади под седлом, взялся за бронзовый молоток и стукнул им в дверь сначала с тремя короткими, а затем с двумя длинными интервалами. Отворившаяся тут же дверь явила им женскую, облаченную в широкую черную мантию фигуру, принадлежавшую явно не монахине, поскольку в темных волосах ее сверкала бриллиантами великолепная брошь. При виде юного мушкетера женщина с радостью воскликнула:

– Слава богу, герцогиня, вы здесь!

Мария признала в ней маркизу дю Фаржи, большую модницу, с которой ее с тех событий, что теперь называли заговором Шале, связывала тесная дружба. Будучи женой нынешнего посла Франции при испанском дворе, эта молодая, хорошенькая, весьма обходительная, не упускающая при этом и малейшей возможности поинтриговать особа поддерживала короткие отношения, в общем-то, со всеми при дворе, являя тем самым единственный в своем роде источник разнообразных сведений. Когда-то Мария ей не доверяла и сомневалась, что та займет место возле королевы, но ее сомнения довольно скоро развеялись. Теперь ее ценили гораздо выше, нежели до отъезда мадам де Шеврез в Нанси, ей единственной удалось выдержать стычки со сварливой статс-дамой, мадам де Данной.

Они расцеловались. Ла Порт отправился пристраивать в конюшню Ланселота, а мадам дю Фаржи повела Марию через сад, в глубине которого вырисовывались очертания каменных зданий без единого освещенного окна. Напротив, в небольшом прятавшемся в саду домике всего из двух комнат – салона в первом этаже и комнаты с террасой во втором, через неплотно задернутые шторы виднелся канделябр с зажженными в нем свечами. Именно это жилище было выстроено по распоряжению королевы. В него и вошли через открывшуюся, застекленную на всю высоту дверь.

Анна Австрийская ждала их. Она сидела возле камина, прислонившись головой к спинке массивного кресла, выпустив из рук книгу, которая должна была помочь ей справиться с нетерпением, и отсутствующим взглядом смотрела на огонь, но тотчас же, как только ворвавшийся через открывшуюся дверь свежий воздух достиг ее, выпрямилась.

– По приказу Ее Величества! – объявила Мария с подобающим мужчине приветственным жестом, едва ли не подметая перьями шляпы ковер.

Королева рассмеялась и протянула навстречу ей руки:

– Мария! Одному небу ведомо, насколько мне вас недоставало! А в последнее время стали редкими и ваши письма!

– После ареста лорда Монтэгю то была предосторожность, мадам, а время тяготило и меня!

Женщины поцеловались, после чего Анна отстранила подругу и какое-то время разглядывала ее:

– Какой очаровательный из вас получился мушкетер! Вы не только не изменились, я нахожу, что вы стали еще краше!

Мария ответила ей взаимной любезностью, хотя причин для того, признаться, не было. Да, королева сохранила прежний блеск своих прекрасных зеленых глаз и величавую грацию, но теперь во всем ее облике угадывался налет печали. Мария сразу поняла, что восстановление прежнего порядка вещей не терпит отлагательств.