– Расчудесно, – отметил капитан и снова прикусил длинный ус.

Дальше шли молча. Ночные улицы столицы, освещенные фонарями и факелами, скоро остались позади. Патруль бодро шагал по темным закоулкам, пугая ночных воришек. Подозрительные личности тихонько отступали в тень и провожали патруль недобрыми взглядами.

Сигмон лихорадочно перебирал в голове планы спасения. Он снова вернулся к мыслям о побеге. Пятеро стражников – сущие пустяки. Пара оплеух, и они разлетятся, как куклы, останется лишь подхватить меч и нырнуть в темноту. То, что вряд ли удалось бы на центральных улицах, тут сойдет с рук. Запросто. Вот только капитан, ушлый, судя по всему, служака, наверняка запомнил его лицо. Описание преступника, его словесный портрет, мигом разойдется по всем постам – и внутри города, и среди охранников ворот, а может, доберется и до других городов графства. Если бежать, то капитана нельзя оставлять в живых. Солдатня – тупая челядь, они и свое-то лицо с трудом узнают, если зеркало поднести. А вот капитан... Сигмон досадливо поморщился. Убить человека просто так – не в бою, не в поединке – на это он решиться не мог. Рука не поднимется. «Откуда взялся этот капитан? – зло подумал он. – Зачем он здесь? Почему не десятник? Что этот щеголь тут делает?» Тан заскрипел зубами, вспоминая, как недавно уже шел под конвоем. Тогда его спас Риго. И вот снова ночь, снова стража... Кажется, это судьба. На этот раз придется действовать самому.

Капитан, словно почувствовав злость пленника, остановился и обернулся. Тана провели мимо, и теперь он шел первым, не видя щеголя в черном колете.

Сигмон сжал зубы, чуть не выругавшись с досады. Плохо. Все плохо. Внутри живота отчаянно трепыхался комок страха, призывая хозяина уносить ноги подальше от этой компании. Чувство близкой беды давило на плечи почище стражников.

«Пора, – подумал Сигмон. – Если не сейчас, то и никогда. Начнем... А там как получится».

– Эй! – позвал он. – Капитан! Я...

Боль пронзила шею огненной спицей, и Сигмон закричал. Он прыгнул вперед, вырвался из рук стражников и обернулся. Капитан стоял рядом, а в его руке блестела длинная тонкая игла.

Взбешенный тан ринулся вперед, намереваясь придушить всю компанию голыми руками – теперь уже без всяких угрызений совести, но улица взбрыкнула, как норовистый жеребец. Ноги разом онемели, и Сигмон даже не успел сделать второй шаг. Он рухнул на камень мостовой плашмя, как дубовая колода, успев только запомнить взгляд капитана – спокойный и довольный, как у рыбака, выудившего из мелкого деревенского пруда жирную щуку.

Каменный пол холодил правую щеку, а мелкий зловредный камешек жалил мочку уха не хуже осы. Сигмон заворочался, перевалился на спину и сел, пытаясь прийти в себя. Кругом темно, по-настоящему темно, хоть глаз выколи. И еще – сыро и холодно. Тан махнул рукой в темень и задел пальцами каменную стену, такую же холодную, как и пол.

– Проклятье, – выдавил тан.

Опять темница. Что за злой рок ведет его по этой земле? Не иначе, чем-то он прогневал высшие силы. Может, безверием. Он никогда никому не поклонялся, не приносил подношений... Слишком много их – тех, что сверху, слишком велика армия тех, кто снизу, – в расшитых балахонах, с толстыми животами, сальными лицами и жадными руками. И каждый проповедует свою избранность, свое право управлять другими людьми. Род ла Тойя никогда не питал к таким уважения, надеясь только на себя. И все же Сигмон попытался вспомнить подходящего божка, которому следовало помолиться об избавлении из узилища, но так и не вспомнил ни одного. Голова просто раскалывалась от боли, ей было не до божков.

Он все прекрасно помнил: и визит в трактир, и поспешное отступление, и стражу. Мерзкая рожа капитана все еще маячила перед глазами. И блеск иглы он помнил тоже. Похоже, яд, что оказался на спице, не туманил память.

– И на том спасибо, – произнес Сигмон вслух.

Он подался назад, привалился спиной к стене и крепко зажмурился, стараясь сохранить в памяти образ капитана стражи. Ему он собирался при случае предъявить счет и потребовать плату сполна, с большими процентами.

Переведя дух, Сигмон ощупал себя. Руки и ноги целы, ран нет. Пропал меч, но плащ, рубаха и даже сапоги на месте. Он широко раскрыл глаза и попытался рассмотреть в кромешной тьме хоть что-нибудь. Темнота отступила, раздвинулась, как черный занавес, перед взором изменившихся глаз. Место тьмы занял серый сумрак, и тан смог, хоть и с трудом, разобрать очертания новой темницы.

Дальние углы теряются в темноте, стены уходят наверх, как у колодца. Воздух идет сверху, тяжело опускаясь прохладной волной. Каменный мешок. Судя по холоду и сырости, подземный. Оков не видно, но это плохо: значит, надежный колодец, кроме как через горловину не выбраться, а там наверняка дежурит стража.

Сигмон выругался в полный голос, и сразу стало легче. Самое неприятное в том, что он совершенно не понимал, почему его бросили в темницу. Он не давал к этому никакого повода, не раскрыл свою тайну и никого даже пальцем не тронул. Может, и впрямь – судьба?

Из тюрьмы нужно выбираться, и быстро, пока охотники не поняли, что за зверь попался в их сети. Пока не привели магов. Нужно осмотреться хоть немного, понять, что можно сделать. К счастью, глаза привыкли к темноте, и, чем дольше Сигмон всматривался, тем лучше видел. Проклятие Фаомара наделило его и этой способностью. Хоть темнота и отливала серостью, как будто бы тан глядел сквозь пыльное стекло, но кое-что рассмотреть удалось.

Ему представилось, как он выглядит со стороны: сидит у стены, вытаращившись в темноту, как рыба, выуженная с глубины. Глаза, наверно, на выкате, а зрачки во весь глаз, как у кошки. Тан невольно хмыкнул, и тут же из темноты, с другой стороны колодца, пришел тихий шорох.

Сигмон подобрался, все мысли о побеге разом вылетели из головы. Он встал на одно колено, готовясь встретить новую напасть. Жаркая волна крови забилась в висках.

Всматриваясь в сероватую темень до рези в глазах, он сжимал кулаки и умолял об одном: лишь бы не чудовище. Он знал, что справится с любым человеком, но если это дикая тварь...

Услышав новый шорох, он развернулся и высмотрел в самом дальнем углу ворох тряпья. Тряпье как тряпье, пожалуй, прикроет только человека. Он облегченно вздохнул и поднялся на ноги. Ворох зашевелился, край тряпки откинулся в сторону, и из-под него выглянула взъерошенная человеческая голова. Все разом встало на свои места. Тан сообразил, что видит человека, закутанного в драные одеяла. Похоже, он спал, а Сигмон разбудил его – возней и руганью.

– Не бойся, – тихо сказал он, делая шаг к человеку. – Я такой же узник, как и ты.

Человек и не думал бояться. Он спокойно сел, набросил одеяла на плечи и уставился на гостя. Сигмон проглотил следующую фразу и застыл на месте. Из спутанной гривы черных волос выглядывало узкое личико с хрупкими чертами. Девушка. Большие глаза, узкий подбородок, аккуратный носик, горделиво вздернутый... Такой девице сидеть бы слева от королевского трона, а не в темнице.

– Су... Сударыня! – выдавил Сигмон, вспоминая, как загнул насчет родственников капитана. – Молю, простите меня!

Девушка не ответила. Она молча изучала гостя, словно он был заморской диковиной. Судя по всему, она прекрасно видела в темноте и не испытывала никакого смущения.

– Позвольте представиться, – сказал Сигмон. – Тан Сигмон ла Тойя к вашим услугам, сударыня.

Ни звука в ответ. В широко открытых глазах девушки не отразилось и тени интереса.

– Вы не бойтесь, – продолжал он, заметив, что узница не расположена к разговорам. – Мы выберемся из этой темницы, обещаю. У меня есть опыт в таких делах, я сделаю все возможное, чтобы вызволить вас из этого отвратительного колодца. У меня нет герба, но, если бы он появился сейчас, там, несомненно, была бы изображены стальная цепь и оковы. Мне доводилось бывать в подобных ситуациях много раз, и всегда, рано или поздно, находился какой-то выход.