Коростель говорил, что от большинства багов уже избавились и каждый месяц институт выпускает новые разновидности этих скал. Студенты подумывали о разработке продукта «Модель Моисея» — она будет хранить запасы свежей питьевой воды на случай кризиса. Предлагается слоган: «Просто ударьте по ней посохом».

— Как это устроено? — спросил Джимми, стараясь не выдавать восхищения.

— Вопрос не ко мне, — ответил Коростель. — Я же не неогеолог.

— А бабочки новые? — спросил Джимми через некоторое время. Он разглядывал огромную бабочку — жуткого розового цвета, а крылья размером с хороший блин. Она и ей подобные облепили какой-то фиолетовый кустарник.

— Ты хочешь спросить, существовали они в природе или были созданы человеком? Другими словами, оригинал или фальшивка?

— М-м, — протянул Джимми. Ему совершенно не хотелось беседовать с Коростелем на тему «что есть настоящее?».

— Знаешь, люди красят волосы или вставляют новые зубы. А женщины вживляют силиконовые имплантанты.

— Ну да, и что?

— После этого люди выглядят по-другому. И это данность. Процесс уже неважен, поскольку виден только результат.

— Силиконовые сиськи все равно не похожи на настоящие, — сказал Джимми — он считал, что имеет об этом некоторое представление.

— Если видно, что это фальшивка, — ответил Коростель, — значит, хирурги схалтурили. Эти бабочки летают, спариваются, откладывают яйца, из которых потом вылупляются гусеницы.

— М-м, — снова сказал Джимми.

Соседа по комнате у Коростеля не было. Зато была квартира, декорированная под дерево, с автоматическими жалюзи и кондиционером, который по правде работал. Большая спальня, душ с подачей пара, гостиная (она же столовая) с выдвижным диваном — будешь квартировать здесь, сказал Коростель, — и рабочим кабинетом со встроенной звуковой системой и полным набором всяческих компьютерных примочек. Приходили горничные, они забирали грязное белье и возвращали чистое. (Эта новость расстроила Джимми: в академии ему приходилось самому стирать вещи в громыхающих старых стиральных машинах и потом сушить в безумных сушилках, которые то и дело порывались спалить все, что им скармливали. Стиральные машины и сушилки работали на пластиковых жетонах: пока они принимали монеты, кто-нибудь регулярно приходил и вскрывал их фомкой.)

У Коростеля имелась симпатичная кухонька.

— Я не очень часто готовлю, — сказал Коростель. — Так, только на перекус. Большинство студентов питается в столовой. У каждого факультета своя столовая.

— Ну и как там еда? — спросил Джимми. Он постепенно начинал чувствовать себя троглодитом. Живет в пещере, одолеваем блохами, грызет старую кость.

— Еда как еда, — безразлично ответил Коростель.

В первый день Коростель устроил ему большую экскурсию по чудесам Уотсон-Крика. Коростеля интересовало всё — все проекты. Он непрерывно повторял: «За этим будущее». После третьего раза Джимми захотелось его убить.

Сначала они пошли на факультет Ботанического Декора, где пять старшекурсников разрабатывали Умные Обои, которые меняют цвет в зависимости от настроения хозяина дома. В эти обои, сказали они Джимми, встроена модифицированная форма водорослей, улавливающих кирилийскую энергию, и еще подуровень питательных веществ, но недоработки пока есть. Обои быстро портятся при влажной погоде, потому что поглощают все питательные вещества и сереют и к тому же не отличают обычную страсть от кровожадной ярости и становятся миленького розового оттенка, когда им полагается быть мрачного темно-красного цвета с зеленоватым отливом, цвета лопнувших капилляров.

Команда работала еще над банными полотенцами с такими же способностями, но они пока не справились с основным принципом морской жизни: намокая, водоросли набухают и растут: респондентам очень не понравилось, что их полотенца за ночь надуваются и начинают ползать по полу в ванной.

— За этим будущее, — сказал Коростель.

Потом они отправились на факультет неоагрономии — студенты называли его агрокутюр. У входа пришлось надеть костюмы биозащиты, вымыть руки и надеть фильтры для носа, потому что им покажут не совсем безопасные биологические виды. Женщина, которая смеялась, как Вуди Вудпеккер, вела их по коридорам.

— Последняя разработка, — сказал Коростель.

Они стояли перед большим непонятно чем в форме луковицы. Непонятно что было покрыто пупырчатой бело-желтой кожей. Из него торчало двадцать толстых мясистых трубок, на конце которых росли другие луковицы.

— Это еще что за дрянь? — спросил Джимми.

— Это цыплята, — объяснил Коростель. — Части цыплят. На этом растут грудки. Есть такие, которые специализируются на окорочках, по двенадцать на каждую единицу.

— Но у них же нет голов, — сказал Джимми. Концепцию он понял — сам рос среди супрессируемых мультиорганиферов — но тут, на его взгляд, ребята зашли слишком далеко. У свиноидов его детства хотя бы головы были.

— Голова в середине, — сказала женщина. — В верхней части есть рот, с помощью него осуществляется кормление. Но глаз и клювов у них нет, им не надо.

— Какой ужас, — сказал Джимми. Эта хреновина — какой-то оживший кошмар. Просто клубень животного протеина.

— Представь себе актинию, — сказал Коростель. — Это поможет.

— А что оно по поводу всего этого думает? — спросил Джимми.

Женщина выдала очередной вудпеккеровский йодль и объяснила, что все функции мозга ликвидированы, за исключением тех, что отвечают за пищеварение и рост.

— Это что-то вроде цыплячьего глиста, — сказал Коростель.

— Гормоны роста вводить не требуется, — сказала женщина. — Высокий уровень роста заложен в них изначально. Через две недели получаешь готовые грудки — на три недели быстрее, чем при использовании самых эффективных фермерских методов. И эти уроды, которые заботятся о самочувствии животных, не придерутся, потому что эта штука не чувствует боли.

— Ребята скоро все доделают, — сказал Коростель, когда они вышли из здания. Студенты в Уотсон-Крике получали половину прибыли от продажи своих изобретений. Коростель сказал, что это отличный стимул. — Они собираются это назвать «ПухлоКуры».

— Они уже на рынке? — убитым голосом спросил Джимми. Подумать жутко, что ему придется есть этих «ПухлоКур». Все равно что съесть большую опухоль. Но, как и с силиконовыми имплантантами — качественными, — может, он и не почувствует разницы.

— Они уже выстроили франчайзинговую сеть, — сказал Коростель. — Инвесторы вокруг института бродят табунами. Они с этой штуковиной собьют цены на рынке.

Джимми начал уставать от того, как Коростель представлял его остальным: «Это Джимми, нейротипический», но понимал, что лучше промолчать. И все равно казалось, будто его каждый раз обзывают каким-нибудь кроманьонцем. Скоро посадят в клетку, станут кормить бананами и тыкать электродами.

О женщинах, которых предлагал Уотсон-Крик, Джимми практически не думал. Может, они и не предлагались — все как одна явно думали о других вещах. Редкие попытки Джимми пофлиртовать встречались удивленными взглядами — удивленными и недовольными, будто он этим женщинам нагадил на любимый ковер.

Учитывая их неопрятность, пренебрежение личной гигиеной и украшениями, им следовало бы от любого знака внимания падать в обморок. Всеобщая униформа — клетчатые рубашки; прически девушкам не удавались — они выглядели так, будто головы имели неосторожность близко пообщаться с секатором. В целом девушки напоминали ему Бернис, пироманьячку, вегетарианку и верную дщерь Садовников Господних. В академии девушки вроде Бернис были скорее исключением: все лица женского пола пытались создать впечатление, что они были, есть или будут танцовщицами, актрисами, певицами, художницами, концептуальными фотографами или еще чем, не менее изысканным. Гибкой была их форма, стиль был их нормой, хорошо они притворялись или нет. Но здесь внешний вид а-ля Бернис был правилом — разве что религиозных футболок мало. Обычно футболки местного населения были исписаны сложными математическими уравнениями, над которыми хихикали те, кому удавалось их расшифровать.