Хотя Адаму Сингху внутренне трудно было согласиться с инспектором, он все же понимал, что так дело, пожалуй, разрешится быстрее. Он только лишний раз подивился тому лицемерию, которое царит в полиции, — люди постоянно ссылаются на священные книги, и сами поступают вопреки им. Но как бы он ни жаждал справедливости, особенно после того как люди Амру зверски избили Панчи, он все же не хотел давать ходу этому грязному делу и считал, что для Лакшми уже теперешнее ее унижение было немалым наказанием… Может, даже Амру теперь раскаивается в своих грехах. Ведь согласно заветам индуизма, «даже и у вора есть совесть».

— Ну ладно, — сказал Гада Сингх, обращаясь к Лакшми, — если ты поклянешься, что приведешь дочь обратно и вернешь ее мужу, я не стану передавать твое дело в суд. Но помни: если ты этого не сделаешь, я схвачу тебя за твои грязные патлы и сам притащу в тюрьму!

— Сделаю, сделаю, господин, — поспешила заверить его Лакшми. — Сделаю, клянусь честью.

— Э, какая уж у тебя честь! — сказал Адам Сингх.

Было раннее утро, когда Адам Сингх и Лакшми отыскали в Хошиарпуре лавку ростовщика Джайрама Даса. Ночной сторож зажигал благовония перед медной статуей богини изобилия, стоявшей возле прилавка.

— Ну, чего явились в такую рань? — грубо сказал он. — Лавка еще закрыта.

Лицом он напоминал горца, и пришельцы подивились тому, как мог этот человек стать сторожевым псом ростовщика.

Они устало опустились на доски, лежавшие возле застекленной витрины. Снова взглянув на сторожа, Адам Сингх втайне позавидовал самоуверенности, написанной на его гладком, сытом лице. «Сперва, наверное, крестьянствовал, потом в армии служил, а теперь вон как пристроился», — подумал он.

— Когда же выйдет сетх-джи? — спросила Лакшми.

— Как поест, так и выйдет. Но вам придется долго ждать. Я еще должен совершить омовение, а потом принести ему завтрак из харчевни…

— Откуда? Из харчевни? — тревожно переспросила Лакшми. — А разве жена не готовит ему?

— У него нет жены, — отрезал сторож.

— А моя дочь, Гаури? Ведь я выдала ее за сетха только месяц назад!

От неожиданности сторож выронил курительную палочку, да так и застыл с открытым ртом.

— Почему ты молчишь? Говори, мошенник, что случилось! Не выгнал же он ее! Или выгнал?

Сторож опустил голову, как бы давая этим понять, что ему не хочется разглашать неприятную тайну.

— Отвечай же! — не выдержал Адам Сингх.

— Я не знаю. Я не вмешиваюсь в дела сетха-джи, — сказал сторож и снова принялся зажигать благовонные палочки.

— Но ведь ты сказал, что приносишь ему еду из харчевни, — не успокаивалась Лакшми. — Ты приносишь одну порцию или две?

Сторож не ответил, но на лице его отразилось смущение.

— О горе! — закричала Лакшми. — Что случилось с моей дочерью? Уж не умерла ли она?

Как ни боялась Лакшми этого слова, ей все же пришлось произнести его.

— Не поднимайте шума! Еще так рано… — пытаясь придать твердость голосу, сказал сторож.

Но Лакшми не успокаивалась:

— Иди и позови своего хозяина, дармоед! Или ты хочешь уморить меня? Иди!

В голосе ее звучал такой гнев, что сторож не выдержал и направился к лестнице. Лакшми глядела на него глазами, полными слез. На минуту он остановился, окинул взглядом лавку — не могут ли эти люди что-нибудь стащить? — и стал подниматься вверх по ступенькам, в квартиру хозяина.

Через несколько минут сторож спустился и боязливо проговорил:

— Сетх-джи совершает молитву, я не могу тревожить его.

— Ах ты, дармоед! — закричала Лакшми. — Пусть воры растащат его добро! Я умираю от горя, а он там молитвы читает! А ну пойдем к нему, и пусть только он попробует не отдать мне дочь!

Она кинулась к лестнице, но сторож загородил ей дорогу. В бешенстве она ударила его по рукам своими тяжелыми серебряными запястьями и зашипела:

— Мучители! Чтоб вы все подохли! Как он может запретить мне видеться с дочерью!

Но сторож не поддавался, и она вцепилась ногтями в его лицо.

— Я сожру тебя живьем, если ты не пустишь меня к дочери! Ратуйте, люди добрые!

Владельцы соседних лавок, привлеченные шумом, уже выглядывали из дверей. Джайрам Дас не выдержал, он прервал молитву и вышел на лестницу, заняв безопасную позицию за спиной сторожа.

— Добрая женщина, — спросил он, — чего ты хочешь?

— Я не добрая женщина, — выпалила Лакшми. — Я отдала тебе свою дочь и теперь хочу взять ее обратно!

Лицо ростовщика помрачнело.

— Пусти меня наверх, — продолжала Лакшми. — Я хочу забрать свою дочь. Не то полиция арестует всех нас: и тебя, и меня, и Амру.

При упоминании о полиции на лице ростовщика мелькнул испуг.

— Сетх Джайрам Дас, — сказал Адам Сингх, — отдай нам девушку, и мы спокойно уйдем к себе в Пиплан… Мы не хотим скандала.

— Но, люди добрые, — забормотал ростовщик, — девушки здесь нет. Она убежала… Она болела… Она ушла в лечебницу к доктору, который лечил ее.

— Где же она теперь? — воскликнула Лакшми. — Раз уж ты купил ее, то мог бы присмотреть за ней.

— Так-то оно так, только девушка не стала слушаться меня. Я только зря выкинул свои деньги… И мое имя треплют по всему городу… Вам, людям незнатным, не понять, что это для меня означает!..

— Если ты не скажешь, где моя Гаури, тебе придется еще хуже, — пригрозила Лакшми.

— Сестра, я же говорю тебе, что сам не знаю, где она. Когда я хотел забрать ее из лечебницы, она отказалась вернуться ко мне, хоть я и заплатил доктору за ее лечение. Я слышал, она работает там сиделкой. Твоя дочь такая же… — Он запнулся, боясь снова вызвать гнев Лакшми.

— Почему ты не написал нам обо всем этом, прокаженный?! — в ярости закричала Лакшми. — О моя дочь! Меня посадят в тюрьму, если я не вызволю ее!

— А сетха-джи посадят в тюрьму за то, что он купил ее, — заметил Адам Сингх.

— Этот бесчестный ростовщик может откупиться, а я, бедная женщина…

— Не такая уж бедная, — прервал ее Джайрам Дас, — слава богу, я немало заплатил тебе…

— Ах ты, дрянь! В шестьдесят лет купил себе молодую девушку и еще толкует о деньгах! Такой греховодник, а все утро молитвы читает. А ну, спускайся вниз и веди меня в лечебницу!

— Мне нет дела ни до тебя, ни до твоей дочери! — рассердился ростовщик. — Проваливай отсюда! Иди сама к доктору Махендре и разыскивай ее. Боюсь я твоей полиции, старая шлюха!

— Ах, вот как! — Лакшми резко оттолкнула сторожа и влепила ростовщику пощечину. — Негодяй! Сначала уморил свою первую жену, а теперь довел до болезни мою Гаури! Ну, погоди у меня!..

Она так бесновалась, что Адам Сингх встревожился: на шум может явиться полиция, и кто знает, чем тогда кончится дело. Он схватил Лакшми за руку.

— Идем, идем отсюда. Мы сами найдем эту лечебницу. Может, это все к лучшему, и Гаури давно уже здорова.

И он потащил Лакшми прочь, несмотря на то, что она, упираясь, продолжала на всю улицу поносить ростовщика.

В таких маленьких городках, как Хошиарпур, все слишком хорошо знают друг друга, поэтому Лакшми и Адам Сингх без особого труда отыскали лечебницу доктора Махендры. Однако вышедший им навстречу слуга сказал:

— Махендра-сахиб больше здесь не лечит, Батра-сахиб уехал в Амритсар, а Гаури тоже уехала после того, как разрушила всю лечебницу.

Лакшми так и набросилась на него:

— Как же это Гаури разрушила вашу лечебницу? Молотком, что ли?

— Она красивая девушка, — лаконично ответил слуга.

— И вы все лезли к ней?

Слуга смущенно опустил голову, но Лакшми не успокаивалась.

— Ах вы, лицемеры! Сначала вы без стыда хватаете женщину, а потом делаете вид, что она совратила вас!

— Я тут ни при чем, — защищался слуга. — Это все доктор Батра… Он поссорился с женой… А потом…

— Я не спрашиваю, кто хотел соблазнить Гаури — ты или твой доктор Батра! Все вы одинаковы и всегда валите вину на женщину! Я хочу знать, куда делась моя дочь!