Мы знаем, — сказал Арджуна, — можешь рассчитывать на нашу силу.

Кто поедет к Кауравам? — спросил Друпа-да. — Никому из Пандавов там появляться нельзя. Если Дурьодхана окончательно решил начинать войну, что весьма вероятно, то вас могут взять в заложники.

Но точно так же заложниками могут оказаться и цари, — сказал Юдхиштхира.

Тогда кто?

Тот, кто никому не желает зла, кто полон смирения и благочестия. Один из наших домашних жрецов.

Но разве можно отпускать его одного без сопровождения? — сказал Кришна. — Конечно, с ним будет охрана, но наши кшатрии хорошо рубятся в открытом поле. В лабиринтах дворцов Хасти-напура они не смогут ни защитить нашего посла, ни заблаговременно почувствовать запах измены и предательства. Да и кто из патриархов Хастинапу-ра пустит их в свои покои? Нет, с нашим брахманом должен ехать дваждырожденный, способный держать меч, вести учтивую беседу и при этом не вызывать приступов ненависти и подозрительности у Дурьодханы и его своры.

А кто бы это мог быть? Может, ты сам, Кришна, отправишься туда? — лукаво спросил Ар-джуна.

Мое время еще не пришло, хотя, может быть, и мне скоро придется рискнуть стать заложником Дурьодханы, — улыбнулся Кришна, — но я знаю, кого мы можем послать в Хастинапур вместе с нашим многомудрым брахманом. И (о, всесильные боги!) Кришна указал на Митру и меня.

Эти двое недавно посвящены в братство. Они далеки от паучьей сети хитроумных планов, расчетов и предательств, которая опутала в последние годы дваждырожденных, затеняя сознание и ясность мыслей, плодя врагов и недоброжелателей. У этих юношей пока чистая карма, не тянется за ними след клятвопреступлений и убийств. Но они уже побывали в битве, доказали свое мужество и стойкость. Я считаю, что мы можем возложить на них тяжкую ношу ответственности за безопасность нашего посла.

Окончание этой речи мы с Митрой выслушали уже стоя. Все взоры были обращены на нас. Я ощущал себя словно раздетым под проницательными, а кое-где недоверчивыми взглядами дваждырожденных. Казалось, что они проникают под мою черепную коробку. Уже привычным усилием воли я попытался защититься, закрыть собственное сознание и сердце щитом брахмы, но у меня ничего не получилось. Легкие, но настойчивые потоки чужой силы сметали всю мою защиту, я чувствовал себя игрушкой в заботливых, но сильных руках. Все это происходило в тех тонких полях, куда не достигают ни наши глаза, ни даже четкие мысли. Тем, кто не обладал внутренним зрением, со стороны казалось, наверное, что двое молодых людей застыли в почтительном ожидании, а вожди и патриархи спокойно и благожелательно их рассматривают. Наконец, я сдался и снял всю защиту — все равно она была бесполезна. Случайно мы встретились глазами с Кришной, и я могу поклясться, что могучий властелин весело подмигнул мне.

Может быть, он прочел в моих мыслях, что если бы я умел, как великие дваждырожденные в древности, летать, то упорхнул бы из зала собраний обратно в свою уютную хижину среди джунглей и поскорее забыл о том бремени ответственности, которое эти мудрые патриархи хотели возложить на мои плечи. Я бросил взгляд на Митру. Он сиял, как луна в ночь полнолуния. Плечи разведены, подбородок задран, на губах самоуверенная улыбка. По всему было видно, что в нем проснулся кшатрий и заснул здравый смысл. Митра жаждал славы и ради нее был не прочь рискнуть собственной жизнью. Да, в общем-то, и я был готов. Но крайней мере, мне, привыкшему считать себя частью братства, не пришла мысль об отказе. Учители сами должны были решать, где предел моих возможностей.

— Значит, решено, — милостиво сказал Кришна.

— Решено.

В тоне, каким повторил это слово Юдхиштхи-ра, мне послышались нотки погребальной песни. На этом наше пребывание во дворце Друпады закончилось. Накула и Сахадева предложили отвезти нас в лагерь на своей колеснице. Но день уже прошел, и вечерняя прохлада манила на прогулку, тем более, что нам с Митрой было о чем поговорить. Мы вышли из душной Кампильи пошли пешком меж полей, оборонительных валов, ям-ловушек по извивающейся тропинке к лагерю. Митра, простая душа, не мог сдержать своего ликования.

— Загадочны и благословенны пути кармы, — радостно говорил мой друг, — какой немыслимый узор соткала она на полотне моей жизни! Мог ли я гадать, очнувшись в черной пещере после того, как воины раджи чуть не вышибли из меня дух, что одетый в лохмотья деревенщина станет моим самым близким другом и, не дрогнув, отправится со мной в логово Кауравов?! Каким же слепым я был, не понимая, что аскетизм горного ашрама, тренировочные поля Двараки и, наконец, этот раб ский труд под стенами Кампильи — лишь необ ходимые ступени, ведущие к настоящей борьбе и подвигам, достойным песен чаранов.

Очевидно, удивившись, что я не выражаю вместе с ним громкого восторга, Митра замолчал и попытался воплотиться в мое настроение.

Постой, Муни, — воскликнул он, — ты, кажется, не рад открывшимся перед нами возможностям? Новые испытания разбудят в тебе творческую силу.

А если этот восторг и жажда славы есть лишь майя, ловушка судьбы, которая приведет тебя к бесславной гибели в темнице Хастинапура? — не без раздражения спросил я у Митры. — Послушать тебя, так вся борьба за трон Хастинапура — лишь повод пробудить в тебе силу брахмы и помочь воплотить примитивные устремления к славе.

Митра несколько оторопело посмотрел на меня.

— Ты почему такой злой сегодня?

— Потому что твои речи доказывают, что ты опьянен гордыней, лишен способности трезво рас суждать, потому что я вижу, как тебя потянуло на подвиг, а значит, в минуту опасности ты будешь склонен жертвовать своей жизнью, а не напрягать мысли. Все это вместе сходится во мне предчув ствием беды.

Да буду я рассуждать, — примирительно сказал Митра. — Мы не младенцы, и способны постоять за себя.

Интересно, как? Наши мечи, конечно, защитят нас от армии Дурьодханы, а наши знания дворцовых порядков, может быть, даже позволят полдня не становиться посмешищем среди знати Хастинапура.

Нет, — ответил Митра, — все будет иначе. Наш брахман подскажет нам правила благого поведения. Мы выясним настроение придворных Хастинапура, встретимся с патриархами и расскажем им об искреннем желании Пандавов сохранить мир, попутно соберем сведения о войсках Каура-вов и вернемся обратно в Кампилью, где чараны воспоют наши подвиги.

По твоему лихорадочному оживлению и сумасшедшему блеску в глазах я предсказываю совершенно иное развитие событий. Ты не будешь ни думать, ни рассуждать, а станешь искать способ доказать Пандавам свою доблесть. Тогда карма подсунет тебе какого-нибудь рубаку-кшатрия, который рвется к подвигу во имя Кауравов. Вы устроите поединок. Либо он тебя прикончит, либо нас прикончат слуги Дурьодханы за нарушение покоя его дворца. А еще судьба может нам послать красивую девушку, даже наверняка пошлет, мы ведь едем во дворец. И ты не сможешь пройти мимо, а будешь испытывать высокие переживания, совершишь много славных поступков, среди которых будут и хорошие, и дурные, и храбрые, и глупые, но которые не будут иметь никакого отношения к цели нашего пребывания в Хастинапу-ре, а лишь поставят наши жизни под угрозу.

Я же не Кумар, — воскликнул Митра, — я способен обуздывать свои желания.

Некоторое время мы шли молча, каждый погруженный в свои мысли. Митра возмущенно сопел в такт ритмичным шагам, потом, наконец, сказал:

Ладно, я обещаю вести себя мудро и осмотрительно. Ни поединков ни женщин. Все будет в порядке, если, конечно, не подвернется других опасностей.

Не подвернется, — сказал я с уверенностью, о которой потом мне было стыдно вспоминать.

Мы покидали Панчалу на рассвете, утренние звезды еще тлели, как угли в костре, когда из ворот Кампильи выехали две колесницы под флагами Друпады и Юдхиштхиры. Вокруг, утопая по бабки в утреннем тумане, нетерпеливо топтались кони нашей стражи. Спутники были набраны из самых надежных воинов Друпады. На огне и воде они принесли клятву защищать нас ценой собственных жизней. Это вселяло надежду, что, по крайней мере, до Хастинапура мы будем ехать в безопасности. В передней колеснице рядом с возницей стоял высокий седой и морщинистый старик — брахман-посол. Он был одет в белые одежды и шафрановую накидку. На голове у него благоухал венок из свежесорванных цветов. Вторая колесница с возницей была дарована нам с Митрой. Пятеро Пандавов верхами, да сын Друпады Дхриштадьюмна — вот и весь наш почетный эскорт, прибывший на проводы из Кампильи. Ни ликующих толп горожан, ни прекрасных панча-лиек, глядящих вслед героическому отряду глазами, полными восторга и слез. Моя рука, лежащая на борту колесницы, слегка дрожала, но я все-таки справился и с утренним холодом, и с липким страхом, который, подобно туману, сжимал ледяным обручем мою грудь. К нам подъехал Юдхиштхи-ра, одетый в простые кожаные доспехи. Его лицо было словно высечено из гранита, а глаза смотрели пристально и тяжело. Он застыл рядом с нашей колесницей, слегка натянув поводья сильными руками.