— Вот видите, они тоже хотят договориться, — сказал он.

Кришна сел на свое место, лишь пожав плечами. Юдхиштхира приказал ввести посла. Им оказался Улука — сын царя Шакуни, что умел повелевать игральными костями и считался одним из самых хитроумных советников Дурьодханы. Улука был еще молод, но чрезвычайно горд тем, что по праву родства уже стоял у самого верха пирамиды власти. Может быть, он, подобно отцу, и обладал зрячим сердцем, полным брахмы, только в тот момент, когда он вошел в шатер, тело и разум его были облачены в холодные доспехи.

— Законный царь Хастинапура Дурьодхана повелел мне передать дословно следующие речи: "Да откроется, Юдхиштхира, всем людям твое властолюбие и твоя кровожадность. Ты подобен коту, который прикинулся благочестивым подвиж ником для того, чтобы легче пожирать доверчи вых мышей. Стань теперь сам воином и вдохни мужество в своих братьев — повара Бхимасену, конюха Накулу, пастуха Сахадеву и учителя танцев Арджуну. Покажите, что вы не только умеете при служивать Вирате, но и сражаться, как подобает кшатриям. А царь ядавов Кришна пусть знает, что Дурьодхану колдовством не запугаешь. Кауравы и сами умеют управлять огненной силой брахмы".

Все-таки надо отдать должное мужеству Улу-ки. Среди собравшихся в шатре были не только дваждырожденные, привычные к обузданию страстей, — любой раджа мог счесть подобную речь достаточным поводом для убийства посла. Да и сам царь ядавов за неучтивую речь однажды снес голову высокородному властелину боевым диском. Чего стремились достичь Дурьодхана и Шакуни, подвергая своего родственника такой опасности?

Тяжелое и грозное, как поступь Шивы, молчание нависло над Улукой. Юдхиштхира отвел глаза, Вирата задумчиво теребил пальцами рукоять меча. Но легко поднялся перед собравшимися царь ядавов Кришна. Безмятежная, все понимающая улыбка еще теплилась на его лице.

— Мы поняли смысл твоих слов, — сказал он послу, — передай Дурьодхане, что завтра ответит наше оружие.

Улуку увели их шатра, а Кришна обратился к нам, и в его словах я явно почувствовал отзвук вполне человеческой досады.

— Ну вот, пока мы тут спорим о дхарме, Кау равы избрали наиболее ясный и прямой путь к по беде. Дурьодхана решил вынудить Юдхиштхиру и его братьев выйти на поле, чтобы доказать свои кшатрийские достоинства. Стоит ему убить вас пя терых, и война будет закончена. А для этого и ос корбления, и готовность принести в жертву даже собственного родственника. Мой совет таков: Юдхиштхира остается в центре наших войск, воодушевляя воинов на битву. Арджуна и Бхимасена вместе с Дхриштадьюмной и близнецами возглавят атаки на вождей. Мы заставим их просить мира или принять доблестную смерть.

Кришна замолчал. Молчали и все присутствующие, ожидая ответа Юдхиштхиры. Несмотря на годы раздоров и взаимного нелюбия, дваждырож-денные еще ощущали себя частью единой общины. А поднять руку на патриархов казалось верхом святотатства. Великие весы колебались. Поистине это было время страшных знамений, когда, как пели чараны, солнце померкло, и в храмах оживали изваяния богов, смеясь и извергая кровь из каменных уст.

Сколько раз говорил Арджуна, что Дрона ему как отец? Как часто Дхритараштра пытался восстановить узы любви с сыновьями родного брата Панду? Возможно ли, что все слова о дхарме были уже пустым звуком, а великие герои превратились в слепые орудия убийства? Тогда почему, погружаясь в глубину собственных воспоминаний, я вижу облики Юдхиштхиры, Бхимасены, Арджу-ны в сияющей ауре мудрости и сострадания?

Я знал, предвидел зрячим сердцем, что произойдет, если Юдхиштхира не откажется от борьбы за трон. Я чувствовал всю бездну страдания старшего Пандавы, обреченного на страшный выбор. Но был ли Юдхиштхира, связанный по рукам и ногам понятиями долга и дхармы, когда либо свободен в выборе? Он уже не мог повернуть в сторону. Это знал Кришна. Это чувствовали, наверное, все собравшиеся в прозрачном походном дворце.

— Время переговоров и размышлений закончилось, — сказал Юдхиштхира, — завтра мы построим своих воинов, вознесем молитвы и пойдем навстречу плодам собственной кармы.

Но на этом военный совет еще не закончился. Были долгие обсуждения, кого поставить во главе всего войска и каждой отдельной акшаукини. Впрочем, до ожесточенных споров дело не дошло. Люди, собравшиеся в шатре, воспринимали власть как бремя или долг, обязывающий к жертве. Поэтому ношу брали те, кто всерьез считал ее по силам. Цари Друпада и Вирата хоть и не были, дваждырожденными, но пользовались всеобщим уважением за свою мудрость и благородство. Они возглавили акшаукини панчалов и матсьев. Царь ядавов Кришна вообще отказался командовать, заявив со всегдашней своей улыбкой, что побудет сутой на колеснице Арджуны.

— Но вы всегда мажете рассчитывать на мой совет, — просто добвил Кришна.

Колесничее войско ядавов и их пешее ополчение возглавил Сатьяки Ююдхана вместе с сыном Кришны Прадьюмной. Еще одну акшаукини, собранную из представителей разных племен и народов, отдали под командование Дхриштакеты — славного правителя страны Чеди.

В тот день я увидел его впервые. Это был хорошо сложенный, уверенный в себе воин с умными глазами. Говорили, что по силе брахмы он вполне может сравниться с Накулой и Сахадевой.

Неожиданно для меня командовать седьмой акшаукини поручилиинственной дочери Друпады Шикхандини. Наверное, это был единственный случай, когда мужи-воины признали женщину равной себе по силам. Верховным военачальником Юдхиштхира предложил избрать Дхриштадьюм-ну. Подобный мудрый шаг пришелся по сердцу панчалийцам, составляющим большинство нашей армии. Никого из своих братьев не поставил Юдхиштхира командовать войсками. Их ждали поединки с лучшими ратхинами куру. Командовать войсками, даже думать о тех, кто идет за ними, они не могли. Любая потеря сосредоточенности духа могла привести к поражению. Арджуна, Бхимасена, Накула и Сахадева готовились принять на себя главный удар патриархов.

Здесь, на совете, многие впервые услышали о тех, с кем завтра предстояло сражаться. Слепой царь Дхритараштра вместе со своими советниками остался в Хастинапуре. Вместо него делами вершил Дурьодхана, опираясь на безоговорочную поддержку своих братьев во главе с Духшасаной. Как донесли наши соглядатаи, у Кауравов собралось одиннадцать акшаукини, которые вели дваж-дырожденные Дрона, Крипа, Шалья, Шакуни, Критаварман, Ашваттхаман и Карна. Армией син-дху-саувиров командовал царь Джаядратха, Камбоджей возглавлял Судакшин, бахликов — царь Сомадатта со своим сыном по имени Бхуришра-вас, тригартов — Сушарман.

Возглавить войска Хастинапура Дурьодхана попросил Бхишму. Делая свой выбор, он рассчитывал, что многие дваждырожденные не посмеют выйти сражаться против старейшего из патриархов. Добродетели Бхишмы должны были убедить тех, кто не сделал своего выбора, в благих намерениях Кауравов. К тому же несокрушимый брахман за свою долгую жизнь провел бесчисленное множество поединков, не проиграв, насколько было и.аае.стн.0^ та одного. Однако этот выбор Ду-рьодханы неожиданно для всех оспорил Карна, обладатель непробиваемого панциря и божественного копья. Лучезарный герой во всеуслышание усомнился в преданности Бхишмы сыновьям Дхритараштры: "Ведь Пандавы и Кау-равы равно приходятся ему внуками. Патриарх пережил свою силу. Не мудрость и опыт понадобятся в этой битве, а огненная решимость сокрушать врагов. Именно так будет действовать Арджуна, руководимый Кришной".

Так сказал Карна. Но его осудили и Крипа и Дрона, а Бхишма попытался объяснить, что не подобает дваждырожденному давать волю ненависти, тем более, когда он выходит биться с членами своего братства. Карна пришел в ярость от скрытого укора и сказал так: "Знаешь, какая главная разница между нами, о премудрый — ты заботишься о том, чтобы эту войну пережили законы Великой сабхи, а меня заботят люди, которых я принял под свое покровительство, став царем. Пока ты командуешь войсками, я уклонюсь от битвы, ибо не к победе стремишься ты, а к жертвоприношению. Но если ты, о сын Ганги, достигнешь неба, тогда я буду сражаться не на жизнь, а на смерть и добьюсь победы."