Первым решил поддержать Петю Гаврин. Для Гаврина любой скандальчик в классе был лучшим развлечением в жизни. Вторым неожиданно согласился старательный Морозов. Вечером у Морозова болели зубы, и немецкий он не выучил.

К концу урока мальчики были «обработаны».

Пока Петя путешествовав по партам, Саша придумывал «хитрые» вопросы для Анны Федоровны. За сорок минут он составил вопросник в двенадцать пунктов.

Главное было сделано, оставалось уговорить на перемене девочек.

— Теперь твоя очередь, — заявил Петя Саше. — Девчонки знают, что я бузотер. Испугаются. Ты их лучше сагитируешь. Они думают, что ты «тихоня». Раз тихоня уговаривает — значит, ничего страшного. Сперва ты Тамару Бесперчую обработай. Она Несвижского терпеть не может, и ее все девчонки уважают.

Саша смутился. Она же «цацой» его назвала. Но отступать было поздно. Петя подумает, что он трусит.

Тамара оказалась не такой уж несговорчивой. Что, она хуже мальчишек? Испугается? Ничего подобного. Проучить Несвижского стоит. Ну, и вид же у него будет, когда ему придется отдавать свисток!.. Девочек она уговорит.

Несвижский, заподозрив неладное, приставал ко всем с расспросами, но в ответ все только хихикали. Наконец, Гаврин пригрозил Несвижскому:

— Не приставай, а то отколочу.

Кулаки у Гаврина были тяжелые, и Несвижский поспешил убраться подальше.

— Очистите класс! — вдруг заорал Гаврин. — Надо проветрить.

В этот день Гаврин был дежурным.

Как только класс опустел, Гаврин бросился в угол, где стоял человеческий скелет, принесенный для урока анатомии. Он привязал к железному стержню, на котором держался костяк, длинную веревку и протянул ее к своей парте. Веревку Гаврин уложил вдоль стены так, чтобы она была не заметна.

Раздался звонок.

Шумя и толкаясь, пятиклассники расселись по местам.

— Ну и штучку я приготовил! — шепнул Гаврин Пете. — Пальчики оближете! — И шмыгнул в коридор.

— Тише! Анна Федоровна идет! — сейчас же оповестил он.

Тридцать человек ребят смирно сидели за партами в надежде повеселиться.

— Здравствуйте! — сказала Анна Федоровна.

— Здравствуйте! — необычайно дружно ответил класс.

Как только Анна Федоровна положила на учительский столик портфель и раскрыла классный журнал, Петя поднял руку.

— Соболев, что ты хочешь спросить?

— Анна Федоровна, пожалуйста, скажите мне, сколько всего слов в немецком языке?

Анна Федоровна удивленно посмотрела на Петю. Вид у нее был усталый, под глазами темные круги.

— Около пятидесяти тысяч. Почему ты заинтересовался этим вопросом?

Петя бойко соврал:

— Я хотел узнать, сколько всего составит километров, если написать все немецкие слова подряд?

Несколько человек фыркнуло.

— Ш-ш-ш-ш! — зашикала Тамара Бесперчая.

Гаврин поднял руку.

— А ты о чем хочешь узнать? — Анна Федоровна внимательно оглядела класс. Почему такая необычная тишина?

— Я хочу узнать, какое немецкое слово самое длиннющее? — ухмыляясь, спросил Гаврин.

— Они нарочно вас спрашивают! — захныкал Несвижский, только что узнавший о заговоре против него. Аня Смирнова, соседка Несвижского, не выдержала и проболталась.

— Не нарочно! Несвижский врет! Нам интересно! — раздалось с разных концов класса.

— Не кричите все вместе! — в голосе Анны Федоровны послышалось раздражение.

Но веселье уже овладело классом. Лица у всех сияли самыми милыми улыбками.

— Во сколько часов можно выговорить пятьдесят тысяч слов?

— Есть ли в немецком языке слова с тремя «е» на конце, как в русском слове: длинношеее?

— А почему кучер по-немецки тоже кучер?

— Как по-немецки дурак? — заглушая всех, выкрикнул Гаврин.

— Я же говорил, что они нарочно! — опять захныкал Несвижский.

Анна Федоровна встала.

За ее спиной что-то зашуршало. Анна Федоровна оглянулась.

Из-за шкафа прямо на нее рывками двигался скелет.

Гаврин, захлебываясь от смеха, тянул его за веревку.

Все завыли от восторга. Несвижский, и тот не отставал от других.

— Прекратите безобразие! — срывающимся от волнения голосом крикнула Анна Федоровна.

Скелет продолжал двигаться. Потом он нагнулся и с грохотом упал на пол.

В классе наступила тишина.

Все увидели, как Анна Федоровна закрыла глаза руками и заплакала. Плакала она беззвучно, вздрагивая плечами.

— Урок окончен. Можете итти домой, — не отрывая рук от лица и сдерживая рыдание, едва слышно сказала Анна Федоровна.

Тридцать человек, не подымая глаз, молчали.

Анна Федоровна взяла портфель и вышла из класса.

— Пошла жаловаться! — стараясь за развязностью скрыть смущение, заявил Гаврин.

— Дурак! — со злобой крикнул Петя.

Саше не спалось. Он встал, приоткрыл дверь в прихожую и позвал шопотом:

— Рам! Рам!

Собака, стуча когтями по полу, подошла к Саше. Он погладил ее.

— Ну, иди, иди.

Пес лизнул Сашину руку и ушел. Было слышно, как он возился в темной прихожей, устраиваясь на подстилке. Саша опять лег. Закрыл глаза. Неспокойно задремал… «Она, совсем как мама, плакала, также тихо… Гаврин — подлец. Мы сами — дураки. Затеяли чепуху…»

Собака тявкнула.

— Филимоновна! Ужинать не буду. Устал. Софья Ильинична спит? — сквозь сон услышал Саша голос отца.

Дверь в соседнюю комнату пискнула.

— Соня! Еще работаешь?

— Почему так поздно?

— Дежурил у лейтенанта, раненного на границе перебежчиками. Положение тяжелое. Вчера извлек у него три пули: две из брюшной полости.

Саша прислушался. «Почему пули?»

— А как он сейчас себя чувствует? — спросила мать.

— Если не будет воспаления брюшины, все в порядке.

— Родные в Ленинграде?

— Да. Мать. Она сейчас в больнице, очень милая. Удивительно мужественно держится. Я ей так сказал: «Вы, товарищ Карташева, сами герой».

Саша надел на босую ногу ботинки, накинул одеяло.

«Карташева… Неужели она?»

— Ее фамилия Карташева? — неожиданно появляясь в дверях отцовского кабинета, переспросил он.

— Ты почему не спишь? — сердито сказал отец.

— Она преподает немецкий?

Отец потер щеку ладонью, — он всегда делал так, когда был чем-нибудь удивлен.

— Ну да… немецкий…

— Что мы наделали! — сказал Саша. — У нее умирает… А мы…

В два часа ночи Саша уснул тревожным сном.

«Третий, четвертый, пятый… А вдруг он уже ушел?» Саша перевел дыхание. Здесь. Квартира тридцать два.

— Петя Соболев дома?

Молодая женщина в белом берете открыла Саше дверь.

— Дома. А ты не Саша Василевский?

— Саша.

— Входи, пожалуйста.

Из комнаты Соболевых слышался голос Пети:

— Ich habe, du hast, er hat…

Петя учил немецкий. Одновременно мальчики сказали:

— У Анны Федоровны есть сын. Он ранен… Он пограничник…

— Ты знаешь? — Саша был поражен, а в глубине души разочарован. — Откуда?

Петя взглянул на мать.

— Мама в этой больнице сестрой работает.

— В какой больнице?

— Да напротив.

— Ну да, напротив. Я только что с дежурства. Дежурила у Карташева всю ночь, — подтвердила Екатерина Петровна.

— А как он? — со страхом спросил Саша.

— Он спит. Анна Федоровна в шесть утра домой ушла, — торопливо сообщил Петя, боясь, что мать перебьет его.

— Ни за что не хочет пропустить уроков. Как я ее ни уговаривала, — сказала Петина мама. — Обязательно, — говорит, — надо сегодня быть в школе. У меня вчера неприятность в одном классе вышла. Трудный класс попался. — Нет, вы только подумайте, мальчики, какой замечательный сын у Анны Федоровны! — сказала Екатерина Петровна восхищенно. — Тяжело раненный, он сперва сделал перевязку бойцу, вдвоем с которым они уничтожили пятерых перебежчиков, а потом уже вспомнил о себе… И сегодня ночью после операции ни разу не застонал. Стиснет зубы и молчит. Как будто из железа сделан.