— Рэджи Люпин умеет менять цвет своих волос и даже форму носа. А у меня никак не получается, — расстроенно признался Альбус.

— Рэджи Люпин — метаморф, как и его отец. Это врожденная способность, довольно редкая, и ты ею действительно не обладаешь. Но я уверен: когда ты пойдешь в школу, то будешь учиться не хуже него.

— Я — сын директора, — очень по–взрослому сказал Альбус, — кто посмеет поставить мне плохую отметку? Наверное, мне лучше уехать учиться в другую школу. В Дурмштанг, например.

Снейп с удивлением посмотрел на сына. Он не ожидал, что Альбуса беспокоят такие вещи. Элис бы это даже в голову не пришло. Она училась отлично и, как и Лили, всегда была уверена в себе. Её больше заботили не оценки, а её собственное мнение о своих знаниях. Но Альбус был другим. «Он всегда будет стремиться стать лучшим и всегда будет остро чувствовать любую несправедливость, — подумал Снейп. — Ему придется трудно, во всяком случае, пока он не научится доверять себе».

— Я думаю, с этим не будет проблем, — успокоил он мальчика. — Но если тебя это волнует, то я могу сам проверять твои работы. Со всей строгостью, — усмехнулся он. — Я не хотел бы отправлять тебя в другую школу. Мне будет тебя не хватать.

Услышав его последние слова, Альбус заметно повеселел. Было видно, что он уже устал грустить, к тому же, тепло костра согрело его, а разговор с отцом разогнал мрачные мысли.

— Мы возьмем с собой в Косую аллею Элис? — спросил он.

— Только если она пообещает больше не дразнить тебя, — с улыбкой ответил Снейп.

— Она не будет, — пообещал за сестру Альбус. — К тому же, я сам иногда дразню её.

— Что ж, может, тогда и маму возьмем? — предложил Снейп. Он подумал, что это, пожалуй, хорошая идея. Ему и самому хотелось встряхнуться, чтобы немного снять накатившее на него уныние. Конечно, Минерву не вернуть, но ей бы наверняка не понравилось, что он совсем опустил руки и с головой погрузился в печаль.

Снейп погасил костер и сказал:

— Тогда пойдем домой. А то для покупки палочки останется слишком мало времени…

Палочка была куплена в тот же день, и когда настало время, Альбус пошел с ней в школу. Он, как и предполагал Снейп, оказался очень талантливым мальчиком, и не было оснований сомневаться в справедливости его отметок. Друзей у него было не так много, как у сестры, но Реджи по–прежнему оставался его верным товарищем. Их дружбе ничуть не мешало то, что мальчики учились на разных факультетах: Альбус, как и отец, попал в Слизерин, а Реджинальд, конечно же, был гриффиндорцем. Вместе они облазили весь замок, забираясь в такие места, куда прилежной и послушной Элис даже в голову не пришло бы сунуться.

* * *

Шли годы, а Снейп, казалось, совсем не менялся и по–прежнему ощущал себя полным сил. Конечно, сперва это радовало его. Он не хотел выглядеть рядом с Лили дряхлым стариком и использовал магию и разного рода зелья, чтобы как можно дольше избежать этого. Но со временем его стало одолевать беспокойство. Профессор прекрасно понимал, что никакие зелья не могут обеспечить такого эффекта. Он пытался закрывать на это глаза так долго, как только мог, но в конце концов ему пришлось признать очевидные факты: он выглядел почти так же, как пятнадцать лет назад.

Это замечали даже другие люди. Большинство, конечно, полагало, что директору Хогвартса доступно какое‑то новое, неизвестное волшебство. В общем‑то, это никому не казалось невероятным: эксперименты профессора с беспалочковой магией принесли ему немалую славу, и большинство волшебников верило, что Снейп способен на совершенно удивительные вещи. Но сам он прекрасно знал свои возможности и силу своих зелий и понимал, что происходящее совершенно не зависит от его действий. Он мог найти только одну причину, объясняющую это явление, — свою встречу со Смертью, произошедшую много лет назад. Правда, он абсолютно не понимал, почему Смерть сделала ему такой неожиданный подарок, отсрочив приход старости и словно остановив для него течение времени, и о каком долге она ему напоминала, но смутно чувствовал, что настанет момент, когда он должен будет получить ответы на все свои вопросы и вернуть все свои долги.

Странная неподверженность Снейпа старению заинтересовала и Кингсли. Сперва Бруствер подшучивал над своим другом, упрекая его в нежелании поделиться якобы известным ему секретом «отменной сохранности», а потом всерьёз попытался выяснить её причины. Снейп ужасно не хотел обсуждать эту тему, но бесконечно увиливать от ответов было невозможно.

— Видел статью в «Пророке» на твой счет? — как‑то поинтересовался Кингсли, в очередной раз зайдя в гости к Снейпу. Они сидели в кабинете профессора, и министр попросил поставить на дверь заглушающие чары, чтобы им не мешали доносившиеся из гостиной крики близнецов, устроивших воображаемый бой на заменявших им волшебные палочки карандашах.

— По поводу того, что я пью кровь младенцев, чтобы вернуть себе молодость? — усмехнулся Снейп. — Видел, очень забавно. Пожалуй, в последний раз я так смеялся, когда читал рассуждения о том, что Дамблдор был геем и у них с Гриндевальдом был роман.

Кингсли хохотнул, вспомнив эту сплетню.

— Кстати, автор один и тот же, — заметил он. — Достойный преемник Риты Вритер.

Снейп кивнул. Автором статьи был Колетт, и у Снейпа были все основания полагать, что он действительно научился тайнам ремесла у Риты. Потеряв возможность играть в квиддич, когда Снейп применил к нему заклятье невзлетаемости, Колетт вполне мог бы вложить свои накопления в какое‑нибудь выгодное предприятие, как это сделал в свое время отец Лили. Но Саймон предпочел промотать все свои галеоны и после этого принялся зарабатывать на жизнь разнюхиванием сплетен для «Пророка» — благо, с ним, как с бывшей знаменитостью, многие были готовы почесать языками, — а иногда и просто выдумывал для газет всякие скандальные истории. Он ненавидел Снейпа и был уверен, что именно профессор повинен в постигшем его несчастье, но не мог ничего доказать и изливал свою злобу, время от времени помещая в «Пророке» очередную гадость на его счет.

Они немного поговорили о Колетте, не слишком стесняясь в выражениях, и Снейп уже решил, что неприятный разговор не состоится, но Кингсли вдруг спросил:

— Но ты сам‑то знаешь, что с тобой происходит? Я понимаю, что ты не пьешь ничьей крови, но должна же быть причина. Ты знаешь её?

Он выжидательно смотрел на Снейпа.

— Возможно, — нехотя ответил тот.

— Помнишь, мы когда‑то засекли на тебе неизвестные чары? — Кингсли метнул на приятеля быстрый настороженный взгляд. — Не думаешь, что причина в них?

Снейп пожал плечами и снова сказал:

— Возможно. Я до сих пор не знаю, что это за чары и есть ли они вообще.

Это было правдой лишь отчасти. Он действительно не знал точно, что это за чары, но в их наличии был уверен и почти не сомневался в их происхождении.

— У меня была одна идея… — взгляд Кингсли неуверенно блуждал по комнате, задерживаясь то на блестевших на столе пробирках, то на греющейся у камина уже изрядно подросшей тигуане, как будто они могли посоветовать, стоит ли делиться этой идеей со Снейпом. — Я подумал, что это могут быть защитные чары, — сказал наконец министр. — Знаешь, магия, вроде той, которую использовала мать Гарри, чтобы сохранить жизнь своему сыну и защитить его от Лорда. Это очень сильная магия, но заметить её присутствие практически невозможно. Что, если кто‑то навел на тебя такие чары, защитив от смерти и от старости?

— «Кто‑то»? — саркастически спросил Снейп. — Мы оба знаем, что есть лишь один человек, у которого могла бы возникнуть мысль создать для меня подобную защиту. Нет, Кингсли, у меня возникало такое предположение, но это абсолютно невозможно, — уверенно сказал он. — О магии такого рода известно не слишком много, но одно можно утверждать совершенно точно: для создания этих чар необходимо принести в жертву что‑то очень ценное. Жизнь Гарри и его безопасность были куплены ценой жизни его матери. Но моя Лили… с ней всё в порядке. Она жива и здорова… в противном случае во всём этом просто не было бы смысла.