— Вы ведь очень высокого мнения о Дамблдоре, сэр? — спросила Лили. Вино немного ударило ей в голову, и она чувствовала себя свободнее, чем обычно.

— Альбус Дамблдор был величайшим волшебником нашего времени; его заслуги признавали даже его враги. Безусловно, я, как и ваш отец, отношусь к нему с большим почтением.

Снейп явно не понимал, чем был вызван этот вопрос, ответ на который был для него столь очевиден.

— Просто мне кажется, что он был не так добр, как это принято считать, — неожиданно сказала Лили. — На мой взгляд, он поступил с вами очень жестоко, отправив шпионить к Волдеморту.

Лили спокойно произносила это имя — в их семье так было принято, — но профессору, видимо, было до сих пор неприятно слышать его.

— Тогда шла война, — сказал он, помрачнев. — А война — вообще жестокая вещь. Вашему отцу тоже была уготована незавидная участь.

— Отец — совсем другое дело, — возразила Лили. — Его называли избранным, для всего волшебного мира он был знаменем надежды. Даже если бы он погиб, то его всё равно все помнили бы как героя. А вас считали предателем, и после смерти Дамблдора не осталось никого, кто знал о вас правду. Он втянул вас в эту страшную игру, а вы продолжаете любить и уважать его. Мне это кажется странным…

— Вы не понимаете, о чем говорите, мисс Поттер, — жестко сказал Снейп, и Лили испугалась, что её дерзость может рассердить профессора. — Я слишком многим обязан Дамблдору, и, в конце концов, он меня ни к чему не принуждал. Я сам согласился взять на себя эту роль, хотя временами она действительно казалась мне слишком тяжелой. Но у меня были причины поступить так. Вам они, я думаю, известны… Кроме того, я не предполагал, что выйду из этой войны живым, а посмертная слава меня беспокоит мало.

— Вы так просто об этом говорите, — удивилась Лили. — Но жить так, наверное, было совсем не просто.

— Я уже говорил вам, мисс Поттер, что любую боль можно перенести, если иметь для этого достаточно оснований. К душевным страданиям это относится в равной степени.

Снейп быстро допил свое вино и вынул из кармана мантии часы.

— Борода Мерлина! Уже давно был отбой, а вы все еще здесь! — профессор резко поднялся с кресла.

Лили тоже встала и опять почувствовала себя неловко.

— Пойдемте, — сказал он, — я вас провожу. А то Пивз поднимет шум, если встретится вам по дороге.

Они прошли через кабинет, и Снейп открыл дверь в коридор. На полу, недалеко от двери, сидя на корточках и уткнувшись головой в колени, дремал Саймон.

Профессор переменился в лице. Вид у него стал такой, будто на него вылили ведро ледяной воды. Он посмотрел на Лили и холодно произнес:

— Я вижу, вас есть кому проводить.

— Я не знала, что Саймон будет ждать меня… — растерянно сказала Лили.

Она злилась на глупого Саймона, но в то же время ей было приятно, что он пришел сюда после тренировки по квиддичу в надежде проводить её до гостиной и немного поболтать по дороге.

Снейп подошел к Саймону и слегка ткнул его ногой. На лице профессора было написано отвращение.

— Мистер Колетт! Вставайте!

Саймон поднял голову и оторопело посмотрел на директора, пытаясь стряхнуть с себя остатки сна. Потом он вскочил на ноги и принялся бормотать что‑то в свое оправдание.

Снейп презрительно взглянул на него:

— Я не буду вычитать очки у вашего факультета только потому, что сон на полу в холодном коридоре сам по себе уже является достаточным наказанием. Идите каждый к себе на факультет и никуда не сворачивайте, — строго сказал он. — Я прослежу за вами.

Снейп захлопнул дверь в коридор, и Лили набросилась на Саймона:

— Что ты здесь делал?! Тебя сюда никто не звал!

— Мы теперь так редко видимся, я хотел проводить тебя. Я же не знал, что ты освободишься так поздно!… Что вы там делали? — подозрительно спросил Саймон.

— Не то, что ты думаешь! — сердито ответила Лили. — Просто был очень сложный урок — патронусы.

Она пошла рядом с Саймоном по коридору, стараясь не дышать в его сторону, чтобы он случайно не почувствовал запах медовухи.

— Патронусы?! Ты говорила, что он учит тебя зельеварению!

— В основном, но не только этому. Саймон, перестань! Ты не любишь директора, я знаю, но это не повод постоянно подозревать его в чем‑то плохом. Ты не представляешь, как много дали мне его уроки.

В этот момент темный коридор осветился мягким серебристым сиянием, и, обернувшись, Лили увидела, что их догоняет патронус. Крупная, величественная лань несколькими скачками преодолела разделявшее их расстояние и неторопливо пошла рядом.

— Это что, его патронус? — удивленно спросил Саймон. — Вот уж не думал, что он такой красивый.

— Придержи язык, — вполголоса посоветовала Лили. — Он тебя слышит. Он же обещал проследить.

Саймон прошипел себе под нос какое‑то ругательство, но Лили не слушала его. Вид прекрасной лани заставил её вспомнить сегодняшние упражнения, и ей захотелось снова попробовать свои силы. Она подняла палочку и вспомнила медовуху в красивом высоком бокале.

– Expecto Patronum, — шепнула Лили, незаметно для Саймона направив палочку в сторону двери директорского кабинета, и серебристая пантера беззвучно заскользила обратно по коридору.

Лили продолжала идти вперед, но теперь перед её глазами были не только каменный пол и стены. Когда её патронус прошел сквозь дверь профессорского кабинета, Лили увидела комнату, которую только что покинула, и сидящего за столом Снейпа. Появление её патронуса явно не было для него неожиданностью.

«Конечно, он же видел, как я его отправляла», — подумала Лили.

Она сосредоточилась, плотно сжала губы, чтобы не заговорить вслух, и услышала, как патронус медленно, но внятно произнес её голосом:

— Извините, профессор, что так вышло. Я действительно не просила его приходить… Видите, мой патронус может говорить! — не сдержавшись, радостно похвасталась она.

Снейп как‑то странно посмотрел на нее, а потом мягко сказал:

— Да, я вижу. Вы молодец, Лили, но не стоит пытаться научиться всему за один раз. Контакт через патронуса отнимает много сил, а вы и так устали. Идите спать, я провожу вас, как и обещал.

Лили убрала патронуса, и лицо директора пропало. Пока она говорила со Снейпом, они с Саймоном уже успели дойти до холла; лань по–прежнему шла рядом с ними. Потом она преградила Саймону дорогу, и низкий голос профессора, совсем не соответствующий её нежному облику, произнес:

— Вам налево, мистер Колетт. Идите в свою башню.

Саймон вздрогнул и повернулся к Лили.

— Никак не могу привыкнуть к тому, что они умеют говорить… — сказал он, кивнув головой в сторону лани.

— Твои родители что, никогда не общаются с помощью патронусов? — удивилась Лили.

— Мои родители предпочитают общаться с помощью телефонов, — недовольно проворчал Саймон.

— О, извини! Я забыла, — виновато сказала Лили.

Она действительно забыла, что его родители были маглами.

— Мистер Колетт! — угрожающе произнесла лань, делая шаг в его сторону.

— Всё, всё, мэм… то есть, сэр, — Саймон попятился в сторону лестницы, ведущей в Гриффиндорскую башню. — Пока, Лили.

Лили, сопровождаемая ланью, не спеша дошла до своей гостиной, встретив по дороге лишь Кровавого Барона, почтительно поздоровавшегося с директорским патронусом. У входа в гостиную лань растворилась в воздухе, так и не сказав Лили ни слова, а девушка отправилась спать, старательно отогнав от себя безумную мысль о том, что этот урок был подозрительно похож на свидание.

«Хорошо, что Саймон не владеет легилименцией», — подумала Лили, засыпая.

На исследование зелья из Отдела Тайн у Снейпа ушло гораздо больше времени, чем он предполагал вначале. Ему хотелось сделать Лили обещанный подарок, но этот состав оказался крепким орешком, и только к середине апреля он начал понимать принцип действия заключенных в этом зелье чар. Зато потом дело пошло значительно быстрее. Он старался закончить с этой работой как можно скорей, посвящая ей все свое свободное время, но, к его огромному сожалению, свободного времени было у него не так уж много. Поэтому Снейпа совсем не обрадовало приглашение, полученное им от Бейна. Кентавр через Флоренцо передал профессору письмо, в котором сообщал, что устраивает большой прием в честь совершеннолетия своего сына и что «хотя людей на такие праздники приглашать не принято, для директора Хогвартса было сделано исключение». Снейп прекрасно понимал, что кентавры оказали ему особую честь и об отказе не может быть и речи, но ему совсем не хотелось тратить полдня на участие в странных и не слишком понятных для людей ритуалах лесных жителей.