Снейп говорил медленно, делая длинные паузы между словами. Он всё никак не мог поверить в то, что профессор Флитвик мертв. Они никогда не были с ним близки, но добродушный и вместе с тем необычайно опытный профессор заклинаний был неотъемлемой частью Хогвартса еще с тех времен, когда он сам учился в школе. Он вдруг осознал, что из его старых учителей здесь осталась лишь МакГонагалл, и неожиданно почувствовал себя очень одиноким, словно его вновь накрыла слабая тень вызванной дементорами тоски.

Кингсли прервал его молчание. Он подошел к Снейпу почти вплотную и тихо произнес:

— Мы пришли так быстро, как только смогли. Но, похоже, все‑таки недостаточно быстро.

Снейп посмотрел на него. В темноте лица министра почти не было видно, сверкали только белки его глаз.

— Нужно отнести Флитвика в замок, — сказал Снейп. — Так что мы вас оставим.

Он поднял крошечное тело профессора заклинаний на руки, прикрыл полой своего плаща и понес к входным дверям, чувствуя, как его собственная одежда пропитывается кровью, залившей Флитвика. МакГонагалл, Синистра и Стебль шли за ним; он слышал их приглушенные всхлипывания. Переступив порог замка, он скорее почувствовал, чем увидел, как все — оставшиеся профессора и немногочисленные ученики — высыпали в холл, повернувшись к нему.

Какая‑то малышка, вскинув руки, закрыла ладонями глаза, чтобы не видеть окровавленного тела. Две девушки из Равенкло узнали своего декана и начали беззвучно плакать, а рослый плечистый парень, в котором Снейп неожиданно узнал капитана Слизеринской команды по квиддичу, пытался успокоить их, обняв за плечи. На лестнице сидела мадам Помфри. Она прижимала к себе Вирджинию, уставившуюся перед собой пустыми безучастными глазами.

Снейп старался ни с кем не встречаться взглядом. Он чувствовал себя виноватым в том, что случилось и с этой девочкой, и с лежащим на его руках Флитвиком. Войдя в Большой зал, Снейп положил изуродованное тело профессора Флитвика на стол и накрыл покрывалом, которое МакГонагалл извлекла из воздуха. Он понимал, что должен что‑то сказать обступившим его ученикам, но никак не мог заставить себя заговорить. И какое‑то время они просто молча стояли над телом Флитвика: ученики, профессора, привидения и директор школы, — отдавая погибшему безмолвную дань памяти и уважения.

Наконец Снейп произнес:

— Идите в спальни. Вам больше ничто не угрожает. Ночью школа будет под усиленной охраной профессоров и Министерства.

Студенты начали медленно расходиться по своим факультетам, а Снейп всё стоял в Большом зале, пока МакГонагалл не тронула его за плечо.

— Северус, нужно идти проверить защиту замка и поговорить с Кингсли. Вы ему уже ничем не сможете помочь…

Её слова словно вывели профессора из транса. Он стряхнул с себя оцепенение и пошел проверять защитные заклинания. Оказалось, что Флитвик уже успел восстановить их — школа снова была закрыта для посторонних. И всё же Снейп, МакГонагалл и Кингсли еще полночи провели, наводя специальные чары против дементоров, подобные щиту, созданному патронусом Снейпа.

Наконец люди из Министерства покинули школу. МакГонагалл тоже отправилась в Гриффиндорскую башню. Снейп остался один, но не пошел к себе в подземелье. Он знал, что не сможет уснуть, хотя был измотан до предела. Вместо этого он поднялся в кабинет директора.

Прежние директора и директрисы на портретах не спали. Снейп знал, что им известно обо всем, произошедшем в замке, так как видел многих из них на портретах в Большом зале и на лестницах. Он встал перед портретом Дамблдора, упершись ладонями в край директорского стола.

— Почему вы мне ничего толком не сказали? — спросил он, глядя в глаза Дамблдору. — Вы же знали…

— Мы не имеем права, Северус, — с сожалением произнес тот. — Я намекнул тебе, чтобы ты был осторожен и бдителен. Но мы не можем вмешиваться в ход истории, не можем говорить живым, что их ждет. Да мы и не знаем об этом. Я сам лишь предполагал…

— Что толку от ваших намеков! — закричал Снейп. — Я все равно не был к этому готов!

Он злился не столько на Дамблдора, сколько на себя, но так уж сложилось, что Дамблдор всегда позволял ему быть несдержанным, даже грубым, позволял выговориться и выпустить пар. И сейчас он чувствовал, как вместе с этим криком из него вырывается наружу та боль, то жгучее чувство вины, которые он испытывал после этой страшной ночи.

— Ты ранен? — обеспокоенно спросил Дамблдор, глядя на Снейпа. Он словно не слышал его упреков и не желал замечать грубости.

— Нет! — резко бросил Снейп. Он только сейчас заметил, что его руки всё еще в крови, а мантия на груди покрыта спекшейся коркой. — Это кровь Флитвика. Флитвик погиб… И еще одна девочка… хуже, чем погибла… Я не успел…

Снейп наконец опустился в кресло. Волосы падали на его бледное лицо, а глаза были закрыты. Ему хотелось сейчас просто человеческого участия, хотелось разделить с кем‑то свою боль. Это был один из тех редких моментов, когда одиночество, к которому он давно привык, становилось невыносимым. И Дамблдор, даже его портрет, был единственным, перед кем Снейп не стыдился этой своей слабости.

— Мне тоже очень жаль бедного Флитвика, — печально сказал Дамблдор. — Он был прекрасным волшебником и замечательным человеком. Но ты не виноват в его смерти, Северус.

— Вы сами сказали, что я — директор, и значит, я — часть школы. Флитвик тоже был частью этой школы. Я не слишком хорошо знал его как человека, но сейчас мне кажется, что с его смертью во мне тоже что‑то умерло. — Снейп посмотрел на портрет. — Так было и после вашей смерти, Дамблдор, — сказал он. — Но я думал, что это произошло из‑за того, что я был её причинной; что моя душа раскололась, когда я совершил убийство. Если я не виноват в смерти Флитвика, то почему… Неужели мы все связаны через Хогвартс? Все те, кто работает здесь много лет, кто отдал школе свое сердце?..

— Да, — кивнул Дамблдор, — вы и есть сердце Хогвартса… Все мы, — поправился он, обводя глазами портреты бывших директоров и директрис. Он немного помолчал, а потом добавил:

— Ты очень изменился, Северус, раз стал понимать такие вещи. И знаешь, что касается твоей души…

Дамблдор немного помедлил. Снейп не отрывал глаз от его лица. Они никогда не говорили с Дамблдором на эту тему, но он часто думал об этом. Мысль о том, что его душа непоправимо искалечена, терзала его все эти годы с той самой страшной ночи на башне.

— Я бы не стал так уверенно говорить, что она раскололась, — продолжил наконец Дамблдор. — Во всяком случае, мне кажется, тебе под силу снова сделать ее целой.

— Мне казалось, что для этого необходимо раскаяние, — с сомнением в голосе произнес Снейп. — Но я не раскаиваюсь в том, что выполнил вашу просьбу. И если бы у меня была возможность выбирать снова, я поступил бы так же. Хотя мне было бы легче нарушить слово, данное вам, и Непреложный обет, данный Нарциссе, и умереть самому. Я легко обменял бы свою жизнь на вашу или на жизнь Флитвика… да только мне не предоставили такой возможности.

— В том‑то и дело, Северус, — сказал Дамблдор, и его глаза сверкнули из‑под стекол очков.

Снейп не совсем понимал, что имел в виду Дамблдор, но его слова придали ему сил. Этот разговор врезался в память Снейпа, хотя он и решил, что сейчас лучше поговорить о более срочных делах.

— Кингсли и его люди разогнали дементоров, — озабоченно сказал он, меняя тему. — Но, мне кажется, это — лишь временная мера. Оказывается, этих тварей развелось намного больше, чем мы могли себе представить. Они могут вновь напасть на школу — да и на кого угодно! Слишком опасно оставлять их без контроля. Вы не знаете, Дамблдор, дементоров вообще можно как‑то уничтожить?

— Я не уверен, но думаю, их можно изолировать. Ты же закрыл от них школу своим патронусом… Можно ведь сделать и наоборот.

Снейп понимающе кивнул.

— Думаете, можно заключить их внутри защитной оболочки?

— Почему бы и нет? Возможно, пребывание в столь близком соседстве с чуждой им положительной энергией способно вообще погубить их.