Ночь благоухала ароматами, сладкая, словно новорожденный ребенок. Они лакомились жареной свининой с гарниром из крапивы и горлеца, тонкими кусочками ячменного хлеба, тушеными ежами, зеленью и выпили столько эля, что хватило бы на две реки, пока Вейвара рассказывала историю о том, как древняя королева Беззубая с помощью волшебства создала этот курган. Уртан исполнил песню об охоте молодой королевы Ясной Стрелы, которая поймала дракона, а потом отпустила его на свободу. Спустилась ночь, на небосклоне появилась луна, заливая серебристым светом маленькую деревеньку, и если какие-то женщины растворялись в темноте в сопровождении мужчин, которые не были их мужьями, никто не придавал этому значения. У Зеленого Человека собственные взгляды на это.
Адика, довольная, сидела рядом со своим мужем. Утром она омыла его волосы фиалковой водой и все еще чувствовала ее аромат. От него всегда пахло цветами.
Он знал песни, которые исполнял на языке мертвых, поэтому никто из живущих не мог их понять. Мертвые тоже праздновали, любили и сражались на Другой Стороне. Конечно, им нужны были песни, как и подношения. Долгое время они сидели у костра и наблюдали, как языки пламени перескакивают с одного полена на другое, облизывая податливую кору, прислушивались, как трещат и вздыхают угольки. Все уже ушли. На небе светила полная луна, и Адике не хотелось, чтобы закончилась эта чудесная ночь, словно они могли остаться здесь навсегда, не тронутые судьбой.
Алан крепко прижал ее к себе. Он погладил ее по животу и нежно прошептал на ухо:
— У нас будет ребенок?
Одна из собак, слева от него, зарычала. Адика провела пальцем по его щеке, нашла в темноте его губы и поцеловала.
— Нет. — Ни о чем больше она так не печалилась, как о ребенке, которому никогда не суждено было родиться. Словно выпущенная стрела, она всегда должна была оставаться твердой и точной, чтобы исполнить свое предназначение. Священная дала ей больше, чем она надеялась, и она не позволит сожалению взять сейчас верх.
Он неправильно истолковал ее слова.
— Сейчас здесь нет ребенка. — Он нежно коснулся пальцами ее кожи. — Но мы можем дать ему жизнь.
Она вздохнула, ей не хотелось сейчас все ему объяснять.
— Ребенка не будет, любимый.
— Я никому не позволю причинить вред тебе или нашему ребенку, — вспылил он вдруг, яростно отстраняясь от нее, но продолжая держать ее за локоть, так что смог заглянуть ей в глаза. — Ты думаешь, я не могу защитить тебя, так же как не смог защитить…
Обе собаки зарычали, поднявшись со своих мест.
— Каменный станок! Кто-то пытается соткать врата. — Она вскочила на ноги и побежала к воротам деревни. Алан и собаки следовали за ней. В руках у него был факел, но он не зажег его.
— Ты слышишь камни?
Адика в нетерпении ждала, пока придут ночные часовые, ворота открыли, и она проскочила за них, Алан не отставал. Переходя через мост, она обернулась в сторону холма. В небе золотились нити, из которых ткали врата, подтягивая их вниз с помощью волшебного челнока, они были едва заметны на фоне ночного неба, в отблеске полной луны. Только человек, знакомый с магией, мог различить их. Отсюда она не могла видеть камни, покоящиеся на вершине холма.
— Посмотри! — сказал Алан, когда обе собаки залаяли. Высоко, на защитном валу затрепетало пламя факела.
Кто к ним пришел? Неужели снова Проклятые?
Ночной дозорный выстрелил два раза в воздух, предупреждая деревню об опасности. Алан проскочил с ней обратно за ворота деревни, заперев их на засов. Находясь в безопасности за высоким ограждением, она поднялась вверх по лестнице, ведущей на смотровую башню. Там она была до тех пор, пока горящие факелы не приблизились к деревне, а все взрослые жители не собрались на улице, вооруженные копьями и палками.
Женщина, которую она никогда раньше не видела, подошла к воротам, высоко подняв факел и освещая себе путь. В другой руке она держала копье с кремниевым наконечником. Ее волосы, закрепленные бусами из костей и раковин, поблескивали в свете факела, ее кожа была в странных пятнах, возможно, от какой-то болезни.
Но голос ее звучал уверенно и четко.
— Да будет мир среди союзников.
— Пусть те, кто страдают, действуют сообща, — произнесла Адика в ответ. Она подала знак часовому. Как только он открыл ворота, она спустилась вниз с башни, так чтобы если вместе с посланником прилетели злые духи, она единственная пострадала бы от них. Толпа людей собралась у дома советов, перешептываясь по поводу ее внешности, но никто не подавал голоса. Они тоже ждали.
Женщина ничем не болела: на ее теле были татуировки, что свойственно народу Пронзающего Последним, который называет себя «Акка», народ Старой Женщины. Она с таким акцентом говорила на языке народа Белого Оленя, что даже Адике было трудно ее понять.
— Я Блуждающая из народа Акка. Это послание я принесла волшебнику народа Оленя от того, кто потерпел неудачу в борьбе с духом.
— Я Почитаемая из народа Белого Оленя. Вы доставили мне послание от Потерпевшего Неудачу?
— Это послание от волшебника, который потерпел неудачу в борьбе с духом: следуйте за человеком, который доставит вам это послание. Сегодня и завтра опасное время. Нож Проклятых обрывает наши нити. Они знают, кто мы такие. Идите в земли народа Акка, на север страны. Идите быстрее, быстрее. Там я вас жду.
Адика похолодела.
— Я иду.
По сосредоточенному выражению лица можно было сказать, что Алан всеми силами пытается понять смысл услышанных слов. Она тут же представила, сколько времени пройдет, прежде чем она снова его увидит. Но этого требовали сотканные врата: ты никогда не сможешь сказать, сколько дней или даже месяцев потребуется на каждый переход. Бремя сотканных врат никогда не казалось ей таким тяжелым, как сейчас. Как сможет она объяснить ему, насколько горько и больно ей с ним расставаться?
Алан заговорил первым.
— Я иду с тобой и буду защищать тебя. — Он повернулся, не дожидаясь ее ответа, и отправил Кэла принести его посох, кинжал и плащ.
Почувствовав невероятное облегчение, Адика не могла вымолвить ни слова.
Вперед вышла матушка Вейвара.
— Весна наступает поздно в северной стране, где живут Акка. — И она отправила нескольких людей принести воды, хлеба в дорогу, зимнюю одежду, кожаные штаны и рубашки, меховые плащи, закрепляемые драгоценными бронзовыми булавками, и обувь, подошва которой была сплетена из травы и кожи, что должно было защитить ноги от лютого мороза.
Алан подозвал Беора.
— Поставьте больше людей в ночной дозор. Пусть все взрослые выходят работать на поля хорошо вооруженными. Если вам будет угрожать опасность, если Проклятые задумают напасть, вы должны быть готовы к этому.
Беор повернулся к Адике.
— Отдайте мне бронзовый меч, который вы спрятали. Проклятые нападут на нас, а вас здесь не будет, чтобы защитить нас волшебной магией, мы окажемся в ужасном положении. А так у нас будет оружие в руках, чтобы сражаться против них.
В памяти всплыла картина из ее видения: Беор держит в руках меч, разрушая все вокруг. Это был ужасный выбор, возможно, нечестный, но, поскольку у нее не было времени, и водный поток подхватил ее и неумолимо тянул вперед, она сдалась.
— Хорошо. Идем с нами к сотканным вратам. Я отдам тебе меч.
В абсолютном молчании они начали свое путешествие, прошли через укрепленные валы, с собой взяли посохи, факелы, на спине у каждого был походный мешок. Беор восхищался Блуждающей из народа Акка; Адика узнала его воинственную манеру показывать свой интерес. Женщина Акка не разделяла его восторгов. Казалось, ей были больше интересны черные собаки Алана. У нее были четко выраженные черты лица, характерные для народа Акка, и широкие плечи женщины, не раз вступавшей в схватку с северным оленем, поэтому трудно было сказать, почему она так жадно смотрит на этих собак: представляет, как хорошо бы они ей служили или как бы их съесть на ужин.
Адика попросила их подождать у подножия самого высокого вала, пока сама поднялась на его вершину и раскопала тайник. За шесть месяцев, которые он пролежал в земле, меч покрылся зеленым налетом, а душа его впала в дремоту. Но едва звездный свет упал на металлическое лезвие, она почувствовала, как он пробудился от ее прикосновения, ощутила, как он устремился вверх, пока она смахивала в сторону паутину, опутавшую углубление, в котором он лежал.
