— Благодаря тебе деревня продолжает жить, поэтому моя задача — оберегать тебя и сделать тебя счастливой.

Легко найти смерть в мире, но великим волшебством считается подарить жизнь. Именно он подарил ей жизнь.

Они встретились поздним летом, не нарушая привычного бега времени, пролетали дни и месяцы, растущая луна сменялась убывающей, и вновь появлялась молодая, нарастающая. На смену лету пришла осень, потом зима укутала землю своим белоснежным покрывалом, и вновь наступило время Зеленого Человека пробудиться от зимней дремоты. Так было и так будет всегда, и тогда когда она покинет землю. Даже зная, что предназначено ей судьбой, так же как то, что колесо времени продолжит свой бег, на смену весне придет лето, а потом наступит ее последняя осень, она была довольна.

Священная сделала мудрый выбор.

Теперь же ее ждали деревенские жители.

Ближе к вечеру Адика закончила плести защитные сети вокруг ловушек в южных лесах, которые постоянно запутывали злые духи. Вернувшись, она обнаружила, что вся деревня собралась на последний день празднований, посвященных приходу новой весны. Адика прошла к себе в дом и с надлежащими молитвами и ритуалами надела свои отличительные знаки — рога и бронзовый пояс. С посохом в руках она провела деревенских жителей к кургану, где они остановились в стороне от каменного холма сотканных врат, вокруг земляных насыпей. Вместе они наблюдали закат солнца, чуть справа от весенней и осенней гряды, обозначающей равноденствие. Зима больше не властна над ними. Теперь они могут начинать пахать землю и сажать.

Адика запела:

— Прошу тебя, Зеленый Человек, пусть семена прорастут. — Она обернулась поприветствовать полную луну, взошедшую на востоке. — Прошу тебя, Толстушка, пусть деревня процветает. Пусть твоя дородность станет символом плодородия и изобилия в наступающем году.

Каждый из деревенских жителей принес дары: букет фиалок, медную нарукавную повязку, кремневые топоры, бусы, наконечники стрел и кинжалы. Луна освещала им путь, они спустились с кургана и пошли по дорожке, ведущей к болоту у восточных склонов холмов. Адика знала тайную тропу, по которой можно было пройти через топкое болото прямо к священному острову. Как старейшему здоровому мужчине в деревне, Пуру, мастеру по камню, оказали честь, доверив нести дары по ее следам.

Плескалась рыба. Лунный свет посеребрил воду, расходящуюся кругами от поблескивающих островков тростника и травянистых кочек. Ветер донес запахи костров, аромат жаркого из свинины.

Священный остров был небольшой, длиной в два человеческих роста. Старинный алтарь, с высеченными на нем кубками и спиралями, был установлен здесь во времена древних королев. Адика встала на колени перед ним и положила руки в два углубления, выбитые на камне. Пур терпеливо ждал. Он умел слушать, обучившись искусству общения с камнем, поэтому не испытывал страха перед темнотой, как многие. Он узнавал знакомые шумы и понимал волшебство, скрывающееся за гранью мира. Вскоре Адика услышала древний голос камня — скорее гул, чем произносимые слова, — пробудившегося от взаимодействия звезд и земли в это время года. Шепотом она поведала ему надежды и желания деревенских жителей и рассказала о том, какие события произошли за зиму: где распустились первые фиалки, как прорубили новые просеки в лесу, о том, что у Вейвары родились близнецы, а у овечки два маленьких ягненка, сколько стай гусей пролетело над деревней прошлой осенью на юг, в места их зимовки. Камень понимал тайный язык земли и хранил жизнь деревни в своем непостижимом сердце.

Когда Адика закончила читать молитвы, они с Пуром погрузили приношения в болото, так, как делали это каждый год на весеннем празднике, надеясь на благополучие.

После этого она превратилась в женщину-оленя, которая обладала даром говорить и с людьми, и с богами, создавать и разрушать. Пур отошел в сторону, чтобы не увидеть чего-то запретного; с молитвами и ритуалами, хорошо ей известными, она вновь преобразилась в Адику, сняла свои отличительные знаки и уложила их в кожаный мешок. Когда они возвращались домой, вода чавкала у нее под ногами на самых низеньких кочках, наполовину утопленных в болоте. Водяная змея тихо скользнула по водной глади. Сорная трава росла по краю болота. Скрытая от глаз полумраком ночи, Адика услышала разговор людей, ожидающих ее возвращения.

— Всю зиму ты говорил о войне с Проклятыми, — раздался голос Алана. — Думаешь, они нападут на нас весной?

— Конечно, нападут. — Кэл всегда разговаривал так, будто земля горела у него под ногами. — Они ненавидят нас.

— Почему? Разве речь не может идти о торговле или переговорах? Почему там может быть только ненависть?

У Алана всегда было много вопросов о том, что остальным казалось очевидным. Ветер играл тростником, легко касаясь стеблями ее лица, и тут же уводил их в сторону. Пур хотел пойти дальше, но она не двигалась. Где бы она ни гуляла, люди всегда знали, где она. Очень редко ей выпадал шанс подслушать, о чем говорят люди, не думая о том, что она может услышать.

Кэл фыркнул.

— Мы никогда не сможем верить Проклятым. Они приносят в жертву своих человеческих пленников, сдирают с живых кожу, вырезают сердца и съедают их!

— Ты когда-нибудь это видел? — тихо спросил Алан.

— Нет! Но все знают…

Его прервал Уртан.

— Человечество всегда воевало с Проклятыми, с тех пор как они приплыли по морям на своих белых кораблях. Только сейчас борьба стала более отчаянной, поскольку Проклятые привезли с собой свое металлическое оружие, чтобы убивать.

— Но сейчас у нас есть возможность нанести Проклятым сокрушительное поражение! — нетерпеливо воскликнул Кэл. — Вот почему они хотели похитить Почитаемую. И они снова это сделают. Мы должны быть на страже день и ночь…

— Тихо, хватит, Кэл, — спокойно произнес Уртан. — Ты разбудишь спящих. Вот почему мы должны дождаться Почитаемую, чтобы вернуться с жертвенных земель. Раньше она могла пойти на болота и вернуться домой совершенно одна, но сейчас мы не можем рисковать, оставив ее в одиночестве.

— Я буду защищать ее, — заявил Алан упрямо, но скорее ласково, чем ворчливо.

— Никто не может защитить ее, — ответил Кэл, обидевшись на слова Уртана о том, что его высказывания неблагоразумны. — Ее судьба уже предначертана…

Позади нее послышался недовольный шепот Пура.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Алан. Внезапно острая трава врезалась в пальцы Адики. Заухала сова. Раздался всплеск воды, и снова наступила тишина.

Уртан заговорил.

— Если бы твоя мать была жива, она сгорела бы со стыда, услышав, что ты, словно ворон, говоришь громко и напыщенно, но не можешь связать вместе и двух мыслей. Ты бросаешься словами, будто галькой. Набрал целую пригоршню и кидаешь ее по ветру. Может, ты и живешь в человеческом доме, но это не значит, что ты человек, пока ты не заслужил право, чтобы к твоим советам прислушивались.

— Да ладно… — начал Алан.

— Нет, пусть он идет, — остановил его Уртан, когда Кэл уже пробирался сквозь кусты. — Он успокоится. И в следующий раз дважды подумает, прежде чем что-то говорить.

— Но что он хотел сказать о?..

Пур громко закашлял.

— Тс-с, — сказал Уртан. — Почитаемая и Пур уже возвращаются.

Адика прошла последние десять шагов, разделяющих их, создавая как можно больше шума, прежде чем появилась на поляне перед двенадцатью вооруженными копьями и посохами людьми, ожидающими ее.

— Пойдемте, пора поспешить на праздник.

Матушка Орла умерла во время солнцестояния от воспаления легких, к ней в могилу положили ее золотое ожерелье, сто янтарных бус, берестяной ковш, полный пива, и красивый кремневый кинжал. Больше месяца жители деревни держали совет — зимой у них было немного занятий — и выбрали новую главу деревни, ту, что принесет им удачу и процветание.

Теперь это была молодая матушка Вейвара, которая вышла вперед и передала Адике деревянный ковш, наполненный до краев элем, сваренным из пшеницы, клюквы и меда и приправленным болотным миртом. Он немного обжигал, утратил некоторые вкусовые оттенки за время зимнего хранения, но у него все еще был крепкий, насыщенный вкус, нисколько не кислый и не испорченный.