«Ну и ну», – пробормотал Ксан так тихо, что только Абдель смог его услышать, – «эта прогулка будет куда более интересной, чем я думал вначале».

«Берегост», – сказал Абдель девять дней спустя, когда они шли по грязному, перенаселенному городку, радующему приезжих, да и всех остальных целым букетом мерзких запахов.

«Ну и дыра».

«Да уж», – согласился Ксан. – «Это как раз то место, где можно найти огра, нанимающего кобольдов для срыва работы железного рудника».

«Два дня, Ксан, не больше», – заверил Абдель, возвращая эльфу улыбку.

«Я понимаю, Абдель», – ответил Ксан. «Вполне достаточно времени, чтобы раздобыть достаточное количество золота для покупки приличного меча, ну и немного дольше, чтобы найти меч, стоящий потраченного на него золота».

«И еще немного дольше, чтобы найти Тазока», – добавила Джахейра. Она выглядела грустной, возможно даже немного испуганной из-за того, что наемник оставлял их, но не пыталась остановить его.

«Не убивайте его», – сказал Абдель ей, затем пристально посмотрел на обоих мужчин, – «без меня».

Широколезвенный меч вылетел из-за спины Абделя с металлическим звоном, эхом разнесшимся по плоской равнине к северу от Дороги Льва. Он пришел к могиле Гориона, чтобы, наконец, доставить тело в Кэндлкип, где милостью Огмы протекала жизнь его отца и где старый монах навсегда упокоится мире. От вида того, что он нашел, его бы наверняка вырвало, не будь он настолько зол. Хотя, возможно, это нельзя было бы назвать гневом. Абдель был не просто зол – он был поглощен ненавистью.

Он, конечно, ожидал, что святой символ Гориона исчезнет, но увиденное потрясло его. Теперь он проклинал себя за поспешное решение, за то, что, потеряв рассудок от горя, не отнес тело в Кэндлкип. А теперь он нашел могилу не просто оскверненной, но полностью выкопанной. Тело Гориона исчезло. Были только следы крови, полоски внутренностей, которые, могли быть были плотью или куском сухожилия, часть грудной клетки и… парочка гхоллов.

Разум Абделя улетел куда-то очень далеко и он поддался, как уже не однократно в своей жизни убийственной ярости. Любой другой человек Фаэруна, возможно, по крайней мере, поколебался бы перед тем, как прыгнуть в могилу к двум смрадным, гниющим, пожирающим плоть гхоллам, но наемник не только не колебался, но и расстроился от неторопливости, с которой, по его мнению, подействовала сила притяжения.

Один из гхоллов испустил пронзительный визг при виде этого полностью уверенного в себе мускулистого молодого человека, почти семи футов ростом, фактически летящего на них с огромным мечом, размахивая им весьма угрожающе.

Один из гхоллов сразу же лишился руки. Она, сделав спиральный пируэт и, задев край могилы, упала назад, где была разрублена напополам клинком Абделя. Наемник испустил нечеловечески яростный крик и снова атаковал быстро отступавшего гхолла. Лезвие распороло грудь немертвой твари и та закричала, замолотив по нему своими покрытыми засохшей кровью когтями. Тут вдруг Абдель почувствовал в зловонном дыхании гхолла запах сгнившей плоти своего отца и услышал пронзительный крик, не сразу поняв, что кричал сам. Гхолл эхом повторил крик, но в его голосе прозвучали панические нотки, которые напрочь отсутствовали в голосе Абделя. Тварь сумела нанести удачный и сильный удар, в результате которого левая рука Абделя была отброшена вверх и, выпустив рукоять меча, наемник держался за оружие только правой рукой. Гхолл схватил Абделя за левое запястье со скоростью, порожденной смертельным ужасом. Тварь явно не хотела умереть снова.

Абдель покрепче сжал пальцы на эфесе и, держа меч как кинжал, завел его за спину. Он был слишком близко к гхоллу и понимал это. Тварь ухватила его левую руку зубами и сильно сжала челюсти. Почувствовав боль и холод укуса, Абдель взревел от ярости. Он направил удар прямо в брюхо гхолла и моментально выпотрошил его. Один глаз Гориона выкатился из брюха твари вместе с мясом и внутренностями, заставив наемника опять взревел от ненависти к гхоллам и ужасу при виде частей тела мертвого отца. Гхолл рухнул без движения и на его искаженном лице появилось выражение покоя и застывшая просьба о небольшом количестве милосердия, которого он никогда не дождется аду, куда ему предстояло вернуться.

Мускулы Абделя одеревенели от усталости и, хотя он потратил лишь несколько секунд на то, чтобы вылезти из открытой могилы, ему показалось, что это заняло несколько часов. Другой гхолл убежал и когда глаза Абделя наконец поднялись над краем могилы, он увидел, как тот уносил ноги со всей доступной ему скоростью. Тварь убегала на север, подальше от дороги к зарослям деревьев, росших в форме уса, тянущегося от могилы Гориона до весьма отдаленного Скрытого Леса.

Абдель последовал за ним, но каждый шаг давался ему тяжелее предыдущего и он дважды споткнулся и упал, но продолжал преследование на негнущихся ногах так быстро, насколько мог. Все еще ослепленный гневом, он даже не задумывался о причинах этого внезапного паралича. После очередного болезненного шага, он споткнулся и упал, сильно ударившись подбородком о землю, покрытую густой, влажной травой. В ушах гудело так, как будто там был целый улей и он зарычал при попытке вытянуть руки и из под себя. Абдель слегка порезался о меч, когда пробовал встать, опираясь на него, и взрыв боли окатил его, как ведро холодной воды. Он всё же встал и с трудом зашагал вперед, возобновляя преследование.

Абдель сделал не больше полдюжины шагов перед очередным падением. На сей раз ему пришлось остановиться и обдумать сложившуюся ситуацию. Так как теперь он вообще не мог двигаться.

Он лежал с таким чувством, что больше никогда не поднимется, при этом желая вскочить и догнать тот отвратительно смердящий кусок немертвого мусора. Мерзкое создание сожрало тело Гориона. Горион был человеком, который провел жизнь в монастыре в Кэндлкипе служа Торму, вырастил сироту-ребенка только потому, что верил в то, что это правильно; а теперь он стал едой для пары бесполезных, отвратительных трупоедов, двух пиявок, которых следовало уничтожить, выжечь с лица Торила.

Абдель почувствовал себя парализованной массой раскаленной добела ярости и закричал так громко, что распугал птиц на много миль вокруг. Ребенок в Кэндлкипе расплакался и его родители не поняли почему. Кит, проплывавший мимо скалистого кряжа на Побережье Меча, обратил внимание на звук и выдал такой сильный грохочущий ответ, что привел в замешательство общину сахуагинов. Сначала один бог, потом другой посмотрели вниз на него, но именно силой своей воли Абдель заставил себя встать.

Другой крик, менее громкий, более испуганный и более слабый – донесся из густой поросли деревьев, почти заслуживающей быть названной лесом, находящийся в нескольких ярдах перед ним. Тяжело переставляя как будто налившиеся свинцом ноги, Абдель пошел на все еще резонирующий среди деревьев эхом звук. Там было темно и он моргнул глазами, пытаясь заставить их приспособится к сумеркам леса, но подобно его ногам глаза реагировали медленно. Он продолжал крепко сжимать в руках меч и никак не мог ослабить хватку. Он сомневался, что сможет по настоящему сражаться, зато вполне мог убить и не сомневался, что уж это у него получится.

Тут он споткнулся обо что-то влажное, тяжелое и так отвратительно воняющее, что его вырвало прежде, чем его лицо коснулось земли. Абдель заставил себя откатится в сторону – и в результате все то, что он съел на завтрак, размазалось по его лицу. От гнева и отвращения он зарычал, но не падение вызвало у него такую реакцию. Он увидел, что споткнулся о гхолла и волна разочарования окатила его. Тварь была уже мертва.

«Я говорил им», – раздался странно знакомый голос откуда-то сверху. «Я говорил им не есть этого человека, только не его».

«Корак», – прорычал Абдель. Он сумел встать на ноги и когда он вытереть рвоту с лица, но когда он это сделал, то зловоние гхолла проникло в его ноздри и он сильно пожалел, что вытер рвоту.