— А эта няня, — спросил Мейсон, — она старая или молодая?

— Та, при которой он играл пистолетом, старше, то есть ей около сорока. — Она засмеялась. — Это вовсе не значит, что я считаю ее старой, просто она старше той, другой, ну и, конечно, старше многих сегодняшних приходящих нянь: обычно ведь этим подрабатывают молодые девушки, студентки, у которых выдался свободный вечер. Не знаю, как можно доверять девочке, а вдруг произойдет что-нибудь непредвиденное?

— Ну а сорокалетняя женщина чем лучше? — поинтересовался Джонатан Гейлс. — Представь, что вломится какой-нибудь громила и…

— Мы должны торопиться, — перебил его Дрейк извиняющимся тоном, смягчая свою невежливость. — Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мистеру Мейсону эту историю так, как рассказали ее мне. У нас очень мало времени. Итак, вы видели, как мальчик играл автоматическим пистолетом?

Миссис Гейлс кивнула.

— А вы тоже видели это? — Дрейк повернулся к Джонатану Гейлсу.

— Даже дважды или трижды, — ответил Гейлс. — Когда я увидел это в первый раз, то сказал Марте: «Посмотри-ка, пистолет-то настоящий!» А Марта мне говорит: «Не может быть, скорее деревянный. Сейчас игрушки так похожи на настоящие, что можно напугать человека до смерти». Тогда я посмотрел еще раз повнимательнее и сказал: «Марта, я готов поклясться, что этот настоящий», я действительно был в этом уверен, даю вам слово.

— Вы когда-нибудь держали в руках настоящий пистолет? — поинтересовался Мейсон.

— Нет, но в данном случае я был так заинтригован, что сходил за биноклем и посмотрел еще раз — мы с Мартой любим наблюдать за птицами во дворе, и у нас есть пара хороших биноклей. Они достаточно сильные.

— Прекрасно, — сказал Дрейк, подводя итог. — В тот раз у мальчика был настоящий пистолет. Именно тогда, когда, как вы сказали, он остался дома с няней.

Гейлсы одновременно кивнули.

— А теперь расскажите, пожалуйста, о пятнах крови, — попросил Дрейк.

— Ну, тут уж я совсем ничего не понимаю, — продолжал Гейлс. — Этим утром Бартон Дженнингс проснулся задолго до рассвета. Потом куда-то ушел. Позже вернулся со шлангом и какое-то время мыл дорожку, делая вид, что поливает лужайку перед домом. Еще не было половины шестого. Конечно, в самом этом факте нет ничего удивительного, ведь многие люди просыпаются очень рано, но Дженнингсы всегда любили поспать подольше, а в субботу или в воскресенье они вообще никуда не уезжали и никогда не вставали раньше десяти. Мы часто видели, как Роберт один играл во внутреннем дворике.

— Не подумайте, что мы любим сплетничать, — извиняющимся тоном сказала Марта Гейлс. — Просто по утрам мы часто наблюдаем за птицами. Они ведь просыпаются рано, вот и нас с Джонатаном приучили. Между участком Дженнингсов и нашим есть изгородь, но через нее все видно. Если кто-то сидит неподвижно, тогда, конечно, его трудно увидеть, а когда человек ходит по двору, то его силуэт очень хорошо виден сквозь листву.

— Дженнингс поливал лужайку? — спросил Мейсон.

— Не то чтобы поливал, — ответил Гейлс. — Скорее просто лил воду. Он, можно сказать, делал вид, что поливал, но держал шланг низко к земле и ходил взад-вперед по лужайке, для полива ведь не требуется так много усилий. Он пускал сильную струю воды на узкую дорожку — она шириной всего два или три фута, затем свернул на боковую дорожку и начал поливать ее, а несколько раз я видел, как он пригибал шланг очень низко к земле, как будто пытался смыть что-то струей воды. Честно говоря, я не придавал этому значения, пока не вышел сегодня утром за газетой. Обычно мальчишка привозит ее и затыкает за перекладину ворот. Этим утром ее не было видно, я нагнулся и нашел ее в водосточном желобе. Наверное, она выскользнула у мальчика из рук и упала туда. И похоже, по водостоку стекала вода, окрашенная кровью.

— Газета у вас сохранилась? — быстро спросил Дрейк.

Гейлс подал Мейсону газету.

— Она была свернута вот таким образом, — сказал он, скручивая газету, — а сверху была надета резинка. Посмотрите, вода почти высохла, а на газете остались бурые пятна.

— Но почему вы решили, что это непременно кровь? — спросил Мейсон.

— Я как раз к этому и веду, — заторопился Гейлс. — Когда я пошел за газетой, Дженнингс уже заканчивал мыть дорожку. Я поздоровался с ним и сказал, что, похоже, будет ясный день, а он, по-моему, был неприятно удивлен, увидев меня, и спросил: «Что вы тут ищете?» Я, конечно, сказал ему, что не вижу утренней газеты, что мальчик обычно затыкает ее за перекладину забора или перебрасывает на лужайку перед домом, но иногда она не долетает до лужайки и падает в водосток. Потом я заглянул в водосток и сказал: «А вот и она, я так и думал».

Я поднял ее, и Дженнингс извинился: «Господи! — сказал он. — Я надеюсь, она не успела промокнуть. А то я поливал лужайку». Я посмотрел на газету, она была совершенно мокрая, но я сказал: «Все в порядке, намок только край. А вы что-то сегодня рано встали?»

Он пробормотал, что ему сегодня надо отвезти куда-то Роберта с собакой, там встречались те, кто ехал в летний лагерь. А затем я увидел, как его взгляд остановился на газете, которую я держал в руке. Что-то в его лице заставило меня посмотреть вниз, и я увидел на бумаге размытые следы крови. Я, конечно, не сказал ни слова, просто принес газету домой и просушил ее. А Марта уже ждала меня пить кофе. У нас так заведено: после утренней чашки кофе мы принимаемся за газеты. Иногда мы даже не завтракаем, вернее, завтракаем часа через два. Мы просто сидим во дворе, читаем газеты и пьем кофе…

— И на газете остались следы крови, — вернул его к прежней теме Дрейк.

— Да-да, конечно. Я как раз к этому и веду. Я продолжал размышлять об этих следах на газете, когда около одиннадцати заметил, что возле дома Дженнингсов поднялась какая-то суматоха. Люди входили и выходили, сновали по дому, и мои мысли снова вернулись к тому, что Дженнингс этим утром явно мыл дорожку. Знаете, ведь как только он увидел меня, тут же сделал вид, что поливает дорожку. Он был похож на мальчишку, которого застали за чем-то нехорошим. А потом я вышел посмотреть водосток. Вдоль стенок трубы, как раз там, куда попала газета, осталась несмытая кровь. Я совершенно уверен, что это была кровь, а совсем рядом с трубой я увидел капельки, да-да, две капельки крови. Можно было представить, что кто-то раненый уходил, огибая лужайку, а не по основной дороге, затем постоял возле водостока, дождался машины, сел в нее и уехал.

Может быть, вы считаете, что я… ну, что я слишком любопытен и склонен к фантазиям, но я никак не могу выкинуть из головы эти следы крови. Я сказал тогда Марте: «Марта, представь, что семилетний мальчик играет пистолетом. Если они купили ему пистолет и разрешили играть им, вытащив предварительно из него пули, ведь вполне возможно, что одна пуля осталась, и он, играя, выстрелил и попал в кого-нибудь?»

— А что заставляет вас думать именно так? — спросил Мейсон.

Чуть помедлив, Гейлс покачал головой:

— Да, собственно, ничего, просто так подумал.

— Не тяни, Джонатан, — вступила в разговор Марта Гейлс. — Не тяни и расскажи им, что говорил мне.

— Но у меня нет никаких доказательств, а я не хочу оказаться в глупой ситуации.

— Рассказывайте, рассказывайте, — нетерпеливо сказал Дрейк.

— Ну, это только мои предположения… Я знал, что Роберт собирался куда-то уезжать, в лагерь скаутов или куда-то в этом роде. А какая необходимость везти ребенка ни свет ни заря, в четыре утра, и потом, мне кажется, я под утро слышал выстрел.

Мейсон и Дрейк переглянулись.

— Они увезли Роберта в четыре утра? — переспросил Мейсон.

Гейлс кивнул:

— Около четырех, было еще темно.

— Если было темно, как вы узнали, что уехал именно Роберт?

— Я слышал, как они разговаривали. Я не посмотрел тогда на часы, но было, должно быть, не больше четырех.

— А после того, как увезли Роберта, вы увидели, что Дженнингс что-то смывает с дорожки?

— Да, именно так.