— И чего вы хотите?

— Но это же… неправильно! — Ольга дернулась вперед. — Вот так… Высылать несчастную девочку. Без суда, без возможности оправдаться…

— Закон в этом случае говорит однозначно, и не надо заниматься словоблудием.

— Но…

— Она организовала травлю человека, который не мог защититься, — полные губы Стефании дернулись. — А коль вы не в состоянии привить своим ученикам если не милосердие, то хотя бы здравый смысл — в школе вам делать нечего.

— Разве все ваши ученики безупречны?!

— Среди них не было подлецов.

Ольга понурилась: как под тяжелым грузом.

— Разбуди Настю, Саша. И приведи сюда, — сказала баба Степа. И когда он попробовал возразить, словно припечатала взглядом.

Парень зашел в спальню и потряс девушку за плечо. Настя неуверенно села в постели. Сашка помог ей набросить халат и, не до конца проснувшуюся, вывел в прихожую.

— Вот, Настя, это учительница той девочки, что тебя обидела. Что с ней сделать? — спросила баба Степа ровным голосом. Настю опять стало трясти.

— П-пусть она уйдет!

Ведьма повернулась к Ольге:

— Слышала?

Та вдруг вскочила:

— Вот так?! Из-за уродки?! Да будь она…

И тогда Сашка впервые в жизни ударил женщину.

— выводил чистый женский голос под рояль. Словно камешки перекатывались в пронизанном солнцем ручье. Казалось даже, что это не с диска в плеере — а просто поют за стеной.

— Тео Давен… Вам нравится? — спросила Марина.

Сашка кивнул. Женщина вздохнула:

— За душу берет. Как будто… обо мне. А ведь столичная певица, известная. Хорошо вам, — Марина вздохнула с легкой досадой — колыхнулась полная грудь. — Небось не по разу на ее концертах бывали, ручкались…

Она подалась вперед, обхватив руками округлое колено:

— А пригласите меня к себе? А? Я у ней, если повезет, автограф возьму.

Сашка засмеялся:

— Это просто. Могу познакомить!

Марина ойкнула:

— Вы не шутите? Серьезно? Вы ее, вот как меня, видели?

— У бабы Степы бывают разные знаменитости, Тео тоже.

Губы женщины дрогнули:

— Вы… уж простите, что мы так, по-простому. Ой, я и разгильдяйка! Усадила столичного гостя на крыльце чай пить!

Сашка удержал ее за локоть:

— Что вы, мне нравится.

Сад пах вечерней прохладой, тяжело и неторопливо осыпались яблоки. Мягко чпокали в траву, а о жесть крыши стукались звонко и громко катились, заставляя вздрагивать. И улыбаться нелепости собственного испуга.

Ровно то, что происходит сейчас в этом городке. Сашка опустил недопитую чашку, звякнув о блюдечко.

— Марина, вот вы сказали, что у вас дети есть. Где они сейчас?

Она лукаво глянула из-под русой челки.

— А… в Орлятках, у бабушки. Что им в жару такую в городе делать? Да и у меня получаются… как бы каникулы.

— А учебный год?

Женщина отмахнулась:

— Они там учиться пошли.

И замерла, ожидая продолжения. И в небрежно шевельнувшемся плече, и в поволоке взора читалось, каким это продолжение обязано быть.

— Это… из-за того, что происходит ночью?

Ложка громко стукнула о розетку, Марина зачерпнула повидло и по-детски сунула в рот. Облизнулась.

— Ой, ну что вы городите!

Тут же шумно хлебнула из чашки, пряча зардевшееся лицо.

— Александр, простите, как вас по батюшке?..

— Андреевич.

— Ага. Мы с этим уже почитай двадцать лет, как живем. Ой, нет, двадцать четыре. Привыкли.

— Что?

— Ну да, двадцать четыре. Мы с мамой как раз сюда переехали, — кивнула Марина. Мне восемь где-то было.

Она засмеялась, прикрывая рот рукой.

— Не верится даже… что я была такой молоденькой. Тогда Агния здесь ковен возглавляла. Латушко, смешная фамилия, пушистая, как лопушок.

Марина откинулась головой к медовому косяку, прикрыла глаза, отдаваясь воспоминанию.

— Тогда с утра до вечера предупреждение передавали, по телевидению и радио. И на улице из динамиков. Каждые полчаса. И перед закатом еще прошли патрули.

— Но кто-то остался снаружи?

Марина пожевала губами:

— Кто-то остался.

— И… что с ними было?

— Ой. Да не знаю я.

Она глубоко вздохнула, заставив грудь колыхаться. Яркие цветы на платье зашевелились, как живые.

— Дураки всегда найдутся. Может, исчезли, а может, еще что…

— И не страшно вам так жить?

Женщина помотала головой, сдула волосы, упавшие на глаза.

— Вы варенье ешьте лучше. Вкусное. «А если вечно про ужасы помнить — так и свихнуться недолго», — громко додумала она.

Это ж надо было так попасть.

Сашка встал.

— Могу я позвонить по межгороду?

— Да, конечно! — хозяйка проводила его в коридорчик с телефоном и деликатно ушла. Пальцы дрожали, дознаватель пару раз ошибался, накручивая диск. Когда он услышал Настин голос, колени ослабели, и Сашка проехался спиной по стене, садясь на корточки, потянув трубку за собой.

— Саш, это ты? Я ужасно соскучилась!

— Я тоже, котенок. А теперь послушай меня. Откажись от уколов.

— Но…

— Что-нибудь придумай. Скажи, что тебе от них плохо.

— Но мне же хорошо! Я уже кашлять меньше стала…

— Настя!

Она задышала в трубку.

— Ладно, я попробую.

— Только откажись обязательно. Слово?

— Ага, — девушка вздохнула.

— И еще, — заторопился дознаватель, — свою еду давай сперва Тимофею пробовать.

Ну да, Тимофей просто кот. Сашка вдруг задумался, что ни разу не видел ба Степиного приживала. То ли тот всегда был в делах, или ведьме такого уровня просто не нужен?..

— Да он и так вечно башку сует, — засмеялась в трубке Настя. — Госпожа Стефания только и делает, что его гоняет.

— Кстати, а она где?

Сашка почувствовал, что Настя улыбается:

— Пошла к соседям новым. Они просили с ребеночком посидеть.

— Передай ей привет. А ей ничего не говори, просто сделай, как я прошу. Я все объясню, когда приеду. Я тебя очень люблю.

— И я…

Потекли гудки. Сашка сидел, прижимая к уху согревшуюся трубку, устало прикрыв глаза. Только что он объявил войну родному человеку. Беззаветно чтимому, дорогому, за которого был готов и в воду, и в огонь. Сколько у него остается времени? Какие шаги баба Степа предпримет в ответ? Распечатку разговора ей принесут, самое позднее, завтра утром. А сам он вернуться до выходных не может. Иначе — нарушение приказа, опала, возможно, арест. И вряд ли Насте будет прок от такого защитника.

Или это идея не Стефании? Но кому тогда пришло в голову убрать Сашку из столицы под вымышленным предлогом?

Двадцать четыре года Верхние Ежики живут с вырванными ночами. Явление давно оприходовали, рассмотрели, изучили и убрали в файлы с грифом «секретно». Не могли о нем не знать в столице! И уж тем более ведал о нем великий инквизитор края, проработавший на этом посту не один год до своей безвременной гибели. Знает, молчит. И вдруг срывается ни за что, ни про что, пишет докладную записку в столичный Дом, требуя разобраться со злостными нарушителями ночного покоя местных граждан, и через несколько дней при инспекции на Меловой речке получает бельт в горло. А папка с документами спокойно уходит по сети в Эстарду, в распечатке дублируется курьером и ложится на стол высокого начальства. И Сашка получает приказ заступить на место покойного и разобраться. В преданьях старины глубокой. Да еще приказ подкрепляется личной просьбой ба. Причем, все происходит настолько быстро, что ознакомиться с другими документами по вопросу у него не остается времени.