Сашка припомнил служебную гостиницу; липкое ощущение проплывающей за стеклом мглы, и еще раз сильно порадовался, что не попытался ее прощупывать.

— Мы рассматривали варианты, что это чье-то проклятие либо побочный продукт мощных выбросов волшебства. Имеются доказательства pro и contra, и к конечному выводу исследователи не пришли. Единственное: феномен жестко локализован в границах Ежиков и уникален, такого не было больше нигде и никогда. Или… сведения не сохранились. Ни в архивах, ни в родовой памяти.

На этот раз из сифона себе налила Илария, маленькими глотками опорожнила стакан, откашлялась.

— Есть еще предположение, что это чей-то эксперимент. Но, судя по степени насыщенности каузала, экспериментатор может позволить себе не торопиться. У него в запасе вечность или более.

Посмотрела на лупающего глазами дознавателя, улыбнулась:

— Какие-то события внутри мглы происходят нечасто. Одна-две жертвы в год, слишком мало информации для выводов.

— Ну-у… — Сашка резко выдохнул.

Илария качнула курчавой головой. Вручила флешку гостю.

— И пара любопытных фактов под конец. Случившихся на моей памяти. Пару лет назад, — она кивнула пальчиком, — у вас там записаны даты, двое пацанов решили пофорсить перед девчонками и остались ночевать в палатке в саду. Ума им хватило молнии закрыть и тент зашнуровать. Ничего, нормально переночевали. А вот одна из девчонок, ради коих это все затевалось, оказалась совестливой и среди ночи кинулась их спасать.

Илария указала на схеме место, где все это происходило — почти рядом с домом ведьмы-утешительницы Марины, у которой Сашка поселился.

— Вылезла через окно, пока родители не видели. Окно закрыть ума хватило. Так что семья не пострадала. Хотя и могла: раскрытую дверь, окно, ворота гаража наши заклятые друзья считают приглашением. Мы думали установить шлюзовые камеры на некоторых объектах, но потом отказались.

Палец Иларии Карловны двинулся вдоль петляющих улочек на макете в сторону реки:

— Девушку нашли на рассвете, вот здесь, целую, но утратившую способности к волшебству. Вони было на весь город. И дуракам мальчишкам досталось.

Она дернула полными плечами:

— Не буду сейчас все это вспоминать. Но мне удалось уговорить родителей девушки согласиться на эксперимент. Если этот недоделанный туман отбирает магию, то, возможно, может ее передать тому, кто этой магии лишен.

У Сашки перехватило горло. А ведьма продолжала сухо:

— Ничего подобного. Девушка погуляла вторую ночь и вернулась такая же тусклая, как была. Заклятый друг не пожелал с ней контактировать. Ему пустые не интересны: тусклый мозг не способен ни к обмену мыслями, ни к созиданию. Позже мы еще раз повторили эксперимент. Мне удалось изъять из реабилитационного центра подростка, тусклого от рождения. Для него ночной кошмар Ежиков тоже оказался безопасен и бесполезен.

— То есть… тусклые готовят себе сферу обитания?

Илария хмыкнула. Щелчком уничтожила макет.

— Абсолютно бессмысленно. Как акт защиты? Но ведь мы продолжаем тут жить. И способности сохранили. Нет, не думаю. Впрочем, можете обмозговать на досуге и передать в столичный аналитический отдел то, что кажется вам в моей трепотне новым и интересным. Забавно, к каким выводам придут тамошние умники.

Она вылезла из-за стола, кивнула на свое кресло:

— Вынуждена вас покинуть, простите. Садитесь сюда и идите в сеть. Информацию по Белой веже никто никогда не закрывал. «Лембой» в помощь.

Поезд в столицу прибывал в пять утра, и Сашку слегка мутило с недосыпа. Но на троллейбус он не пошел. Редки утренние троллейбусы. Да и зачем, если до дома двадцать минут скорым шагом? А там ждут крепкий чай, возможность выспаться, баба Степа, кот Тимофей и Настя. Мысль о Насте теплым, нежным шариком каталась за грудиной, выжимала влагу на глаза. Сашка так глубоко задумался, что едва не споткнулся о человека, сидящего на лестнице перед квартирой. Ухватился за стену:

— Нас-тя? Что ты здесь делаешь?

— Жду.

— Простудишься! Вставай немедленно! Что-то случилось?

Девушка вцепилась в дознавателя, как котенок, прижалась хрупким телом:

— Баба Степа… умерла.

Впервые Настя назвала ведьму так, не «госпожа Стефания», не по имени-отчеству, и потому Сашка сразу поверил и застыл оглушенный.

— Пойдем… домой.

— Нет! — Настя дернулась в его руках, точно собираясь вырваться и спасаться бегством. Парень притянул девушку к себе.

— К Ирочке пойдешь?

— А… ага…

Дознаватель, прижимая к боку, повел Настю по стертым ступенькам, только сейчас разглядев, что она в легком, в горошек платье, и босиком.

— Почему к соседям не позвонила? Простудишься…

— Боюсь, — неуверенно переставляя ноги, пробормотала Настя. Всхлипнула. — Я проснулась, когда она закричала. Темно было еще. Выскочила в коридор. А она на полу, и за ногу меня схватила, — девушка наклонилась и потерла лодыжку. — Я вырвалась и выскочила, а дверь захлопнулась. А я подумала, что ей плохо, и полезла в окно. А она не дышит уже…

Сашка, продолжая прижимать Настю правой рукой, левой толкнулся в филенку. За дверью завозились, но открывать не спешили. Дознаватель постучал кулаком: решительно и зло. И едва успел отскочить. Створка распахнулась, сосед Мишка проскочил мимо в собственные двери. Ирочка в прихожей запахивала халатик. Дознаватель заметил, что она еще бледней Насти, почти зеленая, с синяками под глазами и опухшими веками. Коричневатые губы Ирочки тряслись.

— Ой… я… пожалуйста, пожалуйста, я не нарочно! Я случайно забыла… Не выселяйте меня! Не сообщайте… Я все сделаю!..

— Я не собираюсь никуда сообщать, — Сашка внес Настю в прихожую и захлопнул дверь ногой. — Что забыла?

— Н-настю забрать… с л-лестницы… в начале пятого. И вот, — она взяла с полки под старинным, в коричневой лакированной раме, прямоугольным зеркалом простой ненадписанный конверт с рисунком рыжего кота. — Госпожа Стефания передала вам.

Сашка кое-как сложил конверт вдвое и сунул в нагрудный карман рубашки, ему казалось, тот через ткань обжигает кожу.

— Спасибо.

Он кивнул подбородком в Настину сторону.

Ирочка засуетилась. Распахнула двери в спальню. Сорвала с широкой деревянной кровати пахнущие спермой простыни. Кинула в угол. Полезла в шкаф за свежим бельем.

— Все будет в порядке.

— Ей горячего надо. И успокоительного.

Ирочка указала на широкое белое поле со взбитыми подушками.

— Можно ложиться. Я чай поставлю. Я быстро.

Она и вправду быстро управилась, принесла расписной поднос с чашками, ложками, сахарницей и медом в розетках. Сбросив стопку любовных романов, поставила на круглый, красновато-коричневый, в тон деревянной кровати, стол. Пахнуло таволгой, липовым цветом и ноготками. Сашка поднес чашку Насте. Несмотря на духоту в комнате, девушка дрожала, зубы стучали о тонкий фарфор. Ирочка заботливо накинула ей на плечи одеяло. Достала из шкафа хромированную коробку, жгут и полотенце. Неуверенно взглянула на Сашку.

— Ее надо уложить. Я вколю снотворное.

Дознаватель кивнул. Стал спиной к окну, загородив резкий солнечный свет, проникающий между тяжелыми портьерами. Придержал Настю за острое плечо.

— Расслабься, и больно не будет.

— Ага, как комарик укусит, — подпела Ирочка. Сашка вспомнил комаров на границе, бабы Степин реппелент, и подавил в себе тошнотное желание сдавить медлительной Ирочке горло. Встретился взглядом с карими глазами Насти, криво улыбнулся. Дождался, пока заснет. Морщась от резкого запаха спирта, пошел в прихожую. Отчего-то подумалось, платила ли старая ведьма Ирочке или использовала просто так? Дать денег? А если медсестра обидится? И сколько еще обрушится на него теперь вот таких мелочей, досад и обязанностей? Сашка оставил мятую купюру на полочке под зеркалом и побежал вниз, размышляя, что следует делать и кому звонить. Но все случилось само собой; квартира полнилась людьми важными и нужными, и тело бабы Степы в пластиковом мешке выносили на носилках наружу, чтобы уложить в бусик Дома. Перед подъездом стояло еще несколько служебных машин инквизиции и ковена и скорая помощь. В спальне главной ведьмы работали сосредоточенные люди, разбирая и складывая по папкам документы, и перекачивая с ноута информацию. Кто-то бережно листал семейный альбом в кожаной тисненой обложке. Сашка вспомнил, что в детстве любил разглядывать фотографии из него, на тисненом, плотном картоне с узорными прорезями по краям. Уголки фотографий отгибались, и баба Степа слюнила их, чтобы прилепить на место. Сашка со всхлипом втянул воздух.