– Никто мою машину не зовет убийцей, чувак?

– Извини, она у тебя как бы… кто, пацифист-вегетарианец? Если ей о стекло жучки насмерть бьются, ей… ей стыдно? Слушай, мы нашли ее чуть ли не на самом трупе Муштарда, на холостом ходу – и постарались изо всех не приходить ни к каким поспешным выводам. Может, она хотела жертве искусственное дыхание изо рта в рот сделать.

– Я думал, его застрелили.

– Как угодно, радуйся, что твоя машина ни при чем, бензидин не врет.

– Ага, ну да… все равно меня потряхивает, а тебя нет?

– От того, в котором есть «р», – нет… – Йети велся на это всякий раз. – …ой, тут через несколько съездов Канога-Парк будет, дай-ка я тебе покажу кое-что быстренько.

Съехав с трассы, Йети, не сигналя, развернулся кругом, снова заехал под трассу и двинул в горы, а в конце концов остановился в уединенной точке, которая огромными буквами гласила «Застрелен При Попытке К Бегству». Док было занервничал, но у Йети на уме, похоже было другое – вербовка.

– Никто не может предсказывать на год-два вперед, но вот сейчас у Никсона есть комбинация к сейфу, и он швыряет горстями зеленые всему, что хоть отдаленно напоминает местные правоохранительные органы. Федеральное финансирование зашкаливает за все цифры, что себе только можно представить, а для большинства хипья это немногим дальше количества унций в килограмме.

– Тридцать пять… дробь… сколько-то, это все знают. – Постой. Йети, ты – ты в смысле «Мод-взвода», что ли? стучать на всех знакомых – мы с тобой сколько уже друг друга знаем, и ты до сих пор меня не раскусил?

– Ты удивишься, сколько народу из вашего хипья считает полезными наши выплаты Особым Сотрудникам. Особенно ближе к концу месяца.

Док пристальнее рассмотрел Йети. С-понтом-джайвовые бакенбарды, дурацкие усики, стрижка от цирюльного колледжа где-нибудь на пустынном бульваре вдали от любых текущих определений хиповости. Будто в массовке какой-нибудь серии «Адама-12» – сериала, в котором Йети на самом деле раз-другой левачил. Теоретически Док знал, что, если сразу и не поймешь, правда, зачем, ему взбредет в голову увидеть какого-то другого Йети, за кадром, не на службе – даже с детьми и женатого, поди пойми, – придется смотреть сквозь, мимо всех этих унылых подробностей.

– Йети, а ты женат?

– Прости, ты не мой тип. – Он поднял левую руку и показал кольцо. – Знаешь, что это, или на Планете Хиппи такие не водятся?

– И-и, типа, дети есть?

– Надеюсь, это не завуалированная хипповская угроза.

– Дело только… ни фига себе, Йети! вот странность-то, у нас тут у обоих есть таинственная сила испортить друг другу настроение на весь день, а мы сидим тут и ничего друг о друге не знаем?

– Очень глубоко ты это заметил, Спортелло. Наверняка бесцельная торчковая бредятина, а вот поди ж ты, да – ты только что определил самую суть охраны правопорядка! Отличный результат! Я всегда подозревал за тобой большие возможности. Ну так! как насчет?

– Ничего личного, но из твоего бумажника я денег захочу в последнюю очередь.

– Эй! проснись, тут только снаружи выглядит так, что Весельчак и Простачок вместе с остальными скачут по Волшебному королевству, а на самом-то деле у нас то, что мы зовем… «Реальность»?

Что ж, бороды Док не носил, зато у него были сандалии с рифленой подошвой – из-за южной границы, сошли бы за библейские, – и он задумался, сколько других невинных братьев и сестер сатанинский детектив Бьёрнсен заводил до него на эту вершину, его собственный вид отсюда открывается что надо, омахивал рукой весь оглоушенный светом город и предлагал им в нем все, что можно купить за деньги.

– Только не рассказывай, что они тебе ни к чему. Я в курсе, что́ Братцы-Уродцы говорили: дескать, дурь тебя лучше поддержит в безденежье, чем наоборот, – и мы, разумеется, могли бы предложить компенсацию в более, как бы это выразиться, вдыхабельной форме.

– Ты в смысле…

– Спортелло. Попробуй выволочь свое сознание из этой стародавней эпохи крутых сыскарей – нас уже захлестнула волна Стеклянных Домов будущего. Все хранилища в центре сто лет как забиты, теперь где-то раз в месяц Отдел улик вынужден арендовать новые складские мощности в глубинке подальше от города, а там кирпичи дури штабелями до потолка сложены и еще на стоянку выносят, Золото Акапулько! Красная панамская! Мичоаканский лед! килограммы праведной травы без счета, только цифру назови – и всего-то за банальную информацию, которая у нас и без того есть. А что не выкуришь – хоть это и кажется невероятным, – всегда можно продать.

– Хорошо, что не в НАСС[9] вербуешь, Йети, иначе в говне оказался бы по шею.

Назавтра в конторе Док слушал стерео, сунув голову между колонок, и чуть не пропустил застенчивый звонок телефона «Принцесса», который он нашел на блошином рынке в Калвер-Сити. Звонил Тарик Халил.

– Это не я!

– Все в порядке.

– Но я не…

– Никто и не говорил, что это вы, они вообще-то некоторое время считали, что это я. Чувак, мне очень жалко, что с Гленом так вышло.

Тарик затих так надолго, что Доку показалось – трубку повесил.

– Мне тоже будет жалко, – наконец произнес он, – когда выпадет минутка об этом подумать. А сейчас я переправляю свою жопу отсюда подальше. Если метили в Глена, в меня метят – я бы сказал, вчерняк, да только вы так легко обижаетесь.

– Я могу с вами где-то…

– Лучше нам не контактировать. Это вам не кучка дурачья, вроде ПУЛА, это вам засранцы покруче. И если не против, могу совет бесплатно дать…

– Ага, двигайтесь бережно, как Сидни Омарр всегда в газете грит. Ну и вы тоже.

– Hasta luego[10], белый.

Док свернул себе кропаль и собрался уже было раскуриться, когда телефон зазвонил опять. На сей раз – Йети.

– В общем, отправили мы живчика из Полицейской академии по последнему известному адресу Шасты Фей Хепчест, рядовая проверка, и угадай, что.

Ай, блядь, нет. Только не это.

– Ох, ты меня извини, я тебя расстроил? Расслабься, в данный момент нам известно только, что она тоже исчезла, как и дружок ее Мики. Не странно ли? Как считаешь, тут связь может быть? Типа, вместе сбежали?

– Йети, мы хоть чуточку профессионально тут можем? Чтоб я не начал обзываться, ну, не знаю, подлым говнюком, чем-нибудь типа?

– Ты прав – на самом деле, я злюсь на федералов, а на тебе вымещаю.

– Что ли извиняешься, Йети?

– Я когда это делал?

– Эм-м…

– Но если тебе придет в голову, куда они – ох, прости, она – могла отвалить, ты же поделишься, верно?

На пляже бытовало древнее суеверие – вроде сёрферского верования, дескать, сожжешь доску – быть невъебенным волнам, – и гласило оно вот что: берешь бумажку «Зиг-Заг» и пишешь на ней самое заветное желание, потом сворачиваешь из нее косяк наилучшей дури, которую можешь найти, все выдуваешь – и желание твое исполнится. Говорили, что внимание и сосредоточенность здесь тоже важны, но большинство знакомых торчков Дока на эту часть забивали.

Желание было простым – чтобы с Шастой Фей ничего не случилось. Дурь была неким гавайским продуктом, который Док приберегал, хотя в данный момент он не смог бы вспомнить, для чего. Он взорвал. Примерно когда уже собрался переместить пяточку в защепку, телефон зазвонил снова, и у Дока случился такой краткий провал, когда забываешь, как трубка снимается.

– Алло? – немного погодя произнес женский голос.

– О. Я что, забыл это сказать первым? Извините. Это не… нет, конечно, с чего бы.

– Мне ваш номер дал Энсенадский Дылда, в той мозговой лавочке, в Гордита-Бич? Я про мужа своего звоню. Он раньше был вашим близким другом, и Шасты Фей Хепчест?

Нормально.

– А вы…

– Надя Харлинген. Хотела уточнить, как у вас сейчас с загрузкой.

– У меня с… а-а. – Профессиональный термин. – Конечно, а вы где?