“Из двух названных трендов первый был создан усилиями того же Вячеслава Рыбакова и Игоря Алимова. Под псевдонимом Хольм ван Зайчик они написали эпопею о Китайско-русской державе Ордусь, полюбившуюся многим. Это устойчивое, стабильное и высокоразвитое государственное образование, в котором у людей зажиточное существование, устойчивый социальный строй (в основе его — конфуцианские принципы), а державная военно-политическая мощь не вызывает сомнений. Однако слабой стороной „ордусской модели” оказалось то, что это синкретизированный мир, и он почти растворил в „плавильном котле” русских, русскость, русскую культуру и православие”.
“Постепенно выкристаллизовалась модель иного рода. Ее можно условно назвать „космическим православием”. Это значит: Российская империя восстанавливает экономическую мощь, выходит в космические просторы и действует как великая держава, абсолютно независимая в своей политике. Никакой глобализации, никакого „единого человечества” по чужим правилам. <…> Это общество с мощными социальными гарантиями и развитым чувством социальной ответственности. Оно ориентировано на научно-техническое развитие и колонизацию новых пространств. Оно воспринимает семью как большую ценность. И, наконец, оно пронизано русской культурой в классическом понимании: вывертов постмодерна и художественного маргиналитета как будто и не было, словно не цвело и пахло т. н. „современное искусство” с его биенналечками...”
Лев Гудков. Расползающееся общество. — “Искусство кино”, 2007, № 7 <http://www.kinoart.ru>.
“Я мало смотрю нынешнее российское кино. Честно скажу, в своем собственном качестве (высокого искусства) оно мне не очень интересно из-за характерной игры на „понижение” представлений о человеке, готовности следовать за массовыми настроениями растерянного и деморализованного общества. Другое дело, если относиться к нему как к свидетельству состояния умов в среде „элиты”, ее ангажированности какими-то проблемами, манерой их обсуждать или видеть в кино документы массовой культуры. Как социолог я стараюсь следить за тем, что именно становится предметом общего внимания, „событием” в кино, о чем люди говорят, что и как их задевает. В этом отношении, мне кажется, „Груз-200” действительно выпадает из ряда других фильмов…”
Cм. в этом же номере журнала “Искусство кино” круглый стол “Про людей и уродов”, посвященный обсуждению фильма Алексея Балабанова “Груз-200”.
См. также об этом фильме — “Кинообозрение Натальи Сиривли” (“Новый мир”, 2007, № 9).
Данила Давыдов. “Прямое” и “непрямое” высказывание. — “РЕЦ”, 2008, № 48, январь <http://polutona.ru>.
“Появление в литературе нерасщепленного, немистифицированного „я”, того, что можно назвать с полным правом не актантом и не агентом, но именно субъектом, создает ощущение новизны, кажется чем-то инновационным. Меж тем мы сталкиваемся не более чем с реабилитацией лирического начала, которое, безусловно, никуда никогда не девалось, однако долгое время выпадало из концептуальных установок строителей эстетического сегодня. „Я”, возникающее в новейшей лирике, отличается от классического лирического субъекта своей немотивированностью, онтологической случайностью, подчеркнутой частностью. Иными словами, романтический лирический герой нехарактерен для новейшей поэзии (разве что в (авто)пародийных контекстах). Однако романтический субъект лирического текста — не единственная возможная модель; был, например, сентиментализм, при всех стилистических отличиях весьма близкий с субъектной точки зрения поэтике современного „прямого высказывания” (не случайно автор этой заметки пытался — малоудачно, как видится сейчас, — в свое время описывать поэтику Воденникова, Дмитрия Соколова и Александра Анашевича как „неосентименталистскую”)”.
Валерий Есипов. “Поскольку был известен Солженицын, казалось, что Шаламов — его эпигон. Дичайшее заблуждение...” Беседует Елена Юшкова. — “Русский Журнал”, 2008, 23 января <http://www.russ.ru/culture>.
“<…> как это ни фантастично и ни кощунственно, сериал о Шаламове [„Завещание Ленина”] сделан по идеологической схеме, взятой напрокат у его непримиримого оппонента Солженицына”.
Славой Жижек. Семья, либидо и история. Теоретические заметки. Перевод с английского Н. Цыркун. — “Искусство кино”, 2007, № 6.
“Восприятию исторического Реального в терминах нарратива семьи как фундаментальной идеологической операции было посвящено немало исследований. Истории конфликтов больших социальных групп (классов и т. д.) нередко вписываются в координаты семейных драм. И, безусловно, эта стратегия находит свое предельное выражение в Голливуде как в высшей степени идеологизированной системе”. Далее — о фильмах “Титаник”, “Война миров”, “Парк юрского периода” и др.
Сергей Иванников. Вечное и повседневное. К спорам о русском консерватизме. — “Москва”, 2007, № 12.
“Возрождая образ Прекрасного Прошлого, консерватизм превращает его в Прекрасное Будущее, искренне веруя в то, что подобная манипуляция, во-первых, осуществима в своей основе, во-вторых, безболезненна и безнаказанна. Эта опора на Прошлое-Будущее становится фактическим отрицанием Настоящего в его индивидуальности, неповторимости. Судьбой настоящего становится существование либо в виде почвы, в которой наследие Прошлого хранится, чтобы быть востребованным позже, либо в виде моста, по которому идеи Прошлого проедут в Будущее. Никаких собственных, своих черт в перспективе такого взгляда Настоящее уже не имеет, оно исчезает. Как следствие: сам субъект не видит такого Настоящего и в таком Настоящем не ориентируется. Концептуальная ловушка консерватизма — в иллюзии, что Настоящее есть лишь только продолжение Прошлого, что мир в течение столетия сущностно, глубинно не изменился. Структуры и элементы, свойственные русскому XIX веку, интерпретируются как структуры постоянные, вечные: то, что свойственно XIX веку, должно обязательно присутствовать и до этого века, и после. В этом, как представляется, одна из фундаментальных ошибок русского консерватизма. В его сознании один исторический период вбирает в себя все содержание всего исторического времени. Под кальку XIX века расчерчивается и история века XIV, и история современная. И в 2007 году мы можем услышать (и слышим) о возрождении принципа „православие, самодержавие, народность”, о мессианской роли русского народа, о Стамбуле, переименованном в Константинополь, о современном славянофильстве и его борьбе с современным западничеством и т. д. и т. п.”.
Юлия Идлис. Локальное торжество энциклопедизма: как пишут и как писать о современной поэзии в СМИ. — “РЕЦ”, 2008, № 48, январь <http://polutona.ru>.
“<…> перекос, характерный для абсолютного большинства российских общеинтересных СМИ: если с информацией в других областях — в финансах, политике, медицине и т. д. — стараются работать как с информацией, в области культуры информацией становится не факт, новость или цифры, а оценка культурного явления обозревателем. В культурном поле именно оценка является тем уникальным продуктом, который СМИ продают аудитории: не „у нас самая точная информация” (потому что ну какая может быть информация о новой книге или спектакле, кроме имен авторов и актеров?), а „у нас самые интересные/желчные/модные обозреватели, читайте, что они думают”. Это происходит потому, что культура без личности обозревателя никому не интересна: мы сами имеем вполне определенные мнения относительно всех культурных явлений, с которыми сталкиваемся, так что газетно-журнальные описания этих явлений привлекают нас не информационно, а оценочно, как возможность узнать, что думают об этом другие люди ”.
“Современная поэзия — очень специальный, „специализированный” объект в совсем не специализированном поле культуры. Читать стихи (как и читать о стихах ) — большая работа, требующая соответствующего склада ума, навыков, знаний и зачастую даже особого образования и читательского кругозора; вместе с тем считается, что читать стихи, как и прозу, может любой: ведь это те же слова”.
