Николай Никоно в. Собрание сочинений в 9-ти томах. Екатеринбург, СреднеУральское книжное издательство, 2006 — 2007.
Кто такой Николай Никонов?
Сейчас имени этого писателя в Москве не знает, кажется, никто. Критики и филологи пожимают плечами. Нет, даже фамилии не слышали. Хотя книги Никонова выходили неплохими тиражами в «Советском писателе», «Современнике», «Детской литературе». Пару раз публиковался он в «Нашем современнике» в период расцвета этого журнала. Но столичная критика (в отличие от уральской) его не замечала. Только А. Макаров как-то похвалил «Лесные дни», Е. Сидоров написал о прозе Никонова для «Литературной России», но кто сейчас помнит об этом?
Николай Григорьевич Никонов (1930 — 2003) остался уральским писателем. Печатался в «Урале», «Уральском следопыте», Средне-Уральском книжном издательстве. В шестидесятые Никонов стал известным прозаиком, спустя тридцать лет превратился в живого классика уральской литературы. «Приносите что угодно, хоть пьесу, хоть стихи, все напечатаем!» — говорил ему Николай Коляда, главный редактор журнала «Урал» в 2000 году.
Теперь Никонов в неофициальной уральской литературной табели о рангах занимает третье место — после Бажова и Мамина-Сибиряка. Недавно в городе появилась улица Никонова на территории родной для писателя Мельковской слободы. Никонов сейчас местночтимый классик, чья слава практически не выходит за пределы екатеринбургского Дома писателей, редакций «Урала» и «Уральского следопыта», Объединенного музея писателей Урала, областного министерства культуры и городского департамента культуры. Живы еще старые читатели Никонова, но все меньше их. Между тем Никонов — писатель талантливый, самобытный и, пожалуй, уникальный, но, увы, не вписавшийся ни в советский, ни, тем более, в постсоветский литературный контекст. Никонова нельзя отнести ни к одному литературно-политическому лагерю. Он не умел и не хотел быть актуальным, модным.
В 1969 году Никонов прошел по конкурсу на Высшие литературные курсы, но «едва-едва вытерпел три месяца». В Москве! Не завел нужных знакомств, не попытался пристроить свои рукописи в столичные журналы. Вернулся в Свердловск, к своему лесу, птицам, кактусам. Превыше всего он ценил личную свободу.
В 2006 — 2007 годах Средне-Уральское книжное издательство на грант областного министерства культуры выпустило девятитомное Собрание сочинений Никонова.
В продаже оно появилось только в мае 2008-го. Скромного тиража (1000 экз.) не хватило даже на областные библиотеки. До столицы оно, конечно же, не дошло. Эта книжная полка — последняя попытка познакомить с «уральским классиком», незаслуженно лишенным всероссийской славы.
Николай Григорьевич Никонов составил план этого (далеко не полного) собрания сочинений. Он задумал создать свой автопортрет в девяти томах. Отсюда отказ от традиционного хронологического принципа. Раннее «Солнышко в березах» оказалось в одном томе с более поздним «Глаголом несовершенного вида», последний завершенный роман Никонова «Стальные солдаты» помещен не в девятый, а в шестой том. Жанровый принцип выдержан частично.
Три повести первого тома, «Солнышко в березах», «Глагол несовершенного вида» и «Мой рабочий одиннадцатый», составляют никоновское «Детство», «Отрочество», «Юность». Второй том — повести о природе — на мой взгляд, самое замечательное, совершенное из написанного Никоновым. Третий том — от мира природы к миру людей, от «русского Вертера» до «деревенской прозы».
В четвертый вошли сравнительно поздние (конец восьмидесятых) записки путешественника. Нарушение хронологии вызвано логикой автопортрета. «Заочные» (по книгам) путешествия Никонова начались еще в детстве, они повлияли на его интересы, увлечения, выбор профессии. Увлечениям посвящен пятый том. Шестой («Стальные солдаты», роман о вожде), седьмой («Весталка», роман о простом человеке) и восьмой («Чаша Афродиты», роман о художнике) тома составляют незаконченную тетралогию«Ледниковый период» (так он называет советскую эпоху). Четвертый роман «Бытие» остался в набросках. Девятый том отдан публицистике.
Том 1. «Солнышко в березах». Повести
Творческая индивидуальность Никонова определилась к началу шестидесятых. Юношеское увлечение живописью повлияло на стиль: преобладание зрительных образов, внимание к деталям, подробностям, от покроя костюмов до пятнышек на лапах у кошки. А еще больше повлияла его уникальная память. Критик и многолетний редактор «Урала» Валентин Лукьянин вспоминает, как Никонов мог детально рассказать о декоре здания, снесенного десятилетия назад, «воспроизвести давно кем-то произнесенную фразу, артистично имитируя ее интонацию».
«Солнышко в березах» (1961) — повесть о детстве. Она не теряется даже рядом с катаевским «Волшебным рогом Оберона» и «Школой для дураков» Саши Соколова (при всей несопоставимости этих вещей). Ключевое понятие «Солнышка» — место действия. Мельковская слобода (в повести Никонова — «Основинская») — уголок деревни, сохранившийся в центре индустриального Свердловска. Кусочек девятнадцатого века в годы первых пятилеток. По берегам золотоносной речки Мельковки (Основинки) стояли старые деревянные дома, где жили в основном камнерезы, ювелиры, гранильщики и даже старатели. Мир не советский, а старый, дореволюционный, почти бажовский. Счастливое детство, ощущение полноты бытия: «Речка течет в городской пруд мимо серых заборов, щербатых, как старушечьи зубы <…> Зато большие березы и тополя привольно растут на логовом черноземе <…> Везде краснеет рябина, клонится через глухие заплоты. В листве тонут моховые крыши, птички посвистывают на все лады <…>» Не было бы Мельковки-Основинки, не появился бы и писатель Никонов: «Именно отсюда начиналось все: мое творческое „я”, мое мироощущение, мировосприятие, начатки характера <…> искренний идеализм». Отсюда и его любовь к природе, и увлечение певчими птицами, и неприязнь к губителям природы, пустившим в речку промышленные стоки. Спилили высокие тополя, на месте «веселой Основинки» остался «пустырь с лебедой да с вонючим дурманом. Там бродили худые, бородатые козы и валялась, зарастая, половина голой гипсовой женщины».
За абсолютным счастьем детства следует «пустыня отрочества», у Никонова к тому же совпавшего с голодным военным временем и учением в ненавистной мужской школе. Толе Смирнову, герою психологической повести «Глагол несовершенного вида» (1972), Никонов передал многие свои увлечения: книги о путешествиях, ловлю певчих птиц, любовь к старому городу и, конечно же, влюбчивость. Автобиографический герой Никонова влюбляется то в соседку по парте, «тихонькую, рябую, как воробьиное яйцо», то в учительницу географии, «монументальную во всех своих овалах». Из «собственных душевных ран» возник и сюжет повести.
Если в безмятежном «Солнышке» время текло медленно, с какой-то сладкой тягучестью, то в «Глаголе» иной ритм, напряженный, изломанный: «…меняюсь с невероятной, неведомой детству скоростью, каждый день, и месяц, и час, точно калейдоскоп — рассыпается нечто и складывается новое, а к прошлому нет возврата». Из тихой начальной школы герой попадает в «буйный ад», «кишащий одними круглоголовыми мальчиками». Скука, драки, беспричинная подростковая злоба, курение в грязной, «залитой мочой» уборной.
В школе вместе с «простыми смертными» учились дети железнодорожных начальников, снабженцев, офицеров госбезопасности и даже генералов. Классовый конфликт не выдуман. Позднее Никонов вспоминал, что плохо одетые подростки были «для мальчиков в бостоновых костюмах и с настоящими золотыми часами <…> предметом насмешек, презрительных издевок». Герой повести влюбляется в Лиду, дочку богатого снабженца. Случай помогает ему: по школе разнесся слух, будто Толя — сын генерала. Ненадолго его принимают в «аристократы». На «генеральского сына» обращает внимание и Лида. Но поддерживать реноме «аристократа» нелегко, нужны деньги на хороший костюм, приличные ботинки, дорогие папиросы, театральные билеты. Толя пытается торговать на базаре, играет на деньги с уголовниками, влезает в долги. После неизбежного разоблачения Лида теряет к нему интерес. Только леностью и верхоглядством советских цензоров можно объяснить сравнительно счастливую судьбу этой жесткой реалистической прозы. Критики увидели в ней всего лишь историю взросления.
