— Они поехали на пароходе, — сказал папа. — Но всего на десять дней. Мама боялась вас одних оставить, говорила, что лучше поедет когда-нибудь в другой раз. Но я уговорил ее. Сказал, что мы отлично справимся сами. Как, по-твоему, Шурик, я правильно поступил?

— Правильно, — говорю я, а сама думаю: «Ой, как же это мы целых десять дней будем жить без мамы?!»

— И я так думаю, — продолжал папа. — Что такое десять дней — пустяки!

— Конечно. Что тут такого? — пожал плечами Валёнка. Ему всё нипочем. Он очень даже храбрый на словах.

Папа говорит:

— Я это время поработаю дома. Видите, даже машинку привез с собой. Так, стало быть, справимся мы втроем? — и тут же сам ответил: — Безусловно… Ну, а теперь с места за дело! Где тут у вас умывальник?

Папа снял очки, и я повела его к умывальнику.

— Ага, прекрасно! — воскликнул он и только засучил рукава и намылил руки, как вода кончилась. Напрасно папа гремел носиком умывальника: оттуда перестало и капать. Я побежала к ведру, но и оно оказалось пустым. Пришлось вылить остатки воды из чайника, чтобы папа сумел смыть с рук пену.

— Где у вас тут берут воду? — спросил он.

— У водников. Мама оттуда носит.

— Ага, у водников. Понятно.

— Ты не думай. Это так детский сад называется. Хочешь, покажу?

Папа взял ведро, и мы пошли в сад водников за водой.

— Отличное утро, — сказал папа, когда мы вышли за калитку.

Утро и вправду было хорошее, свежее. Сквозь верхушки сосен проглядывало такое чистое небо, словно оно выспалось и умылось дождем. Капельки на траве искрились маленькими бриллиантиками, а чуть пройдешь по ней, сандалии от росы становились черными.

— Всё-таки далеко маме ходить за водой, — решил папа, когда мы возвращались.

— У нас на территории есть своя колонка, но она сломалась, и никто не приходит ее чинить.

Мы вернулись. Папа снял рубашку и снова стал умываться. Мылся он долго, как в городе. Фыркал и лил воду на затылок, шею и руки.

Потом мылись мы. Я — как всегда, а Валёнка, наверное, из подражания папе, стал тоже ни с того ни с сего фыркать и ахать и попусту расплескал полный умывальник воды.

— Ну, — сказал папа, вытираясь, — поскольку наше утреннее совещание прошло в атмосфере полного взаимопонимания, теперь необходимо дружно приготовить завтрак… Напиться молока, что ли… Есть у нас молоко?

— Есть, есть! Нам молочница приносит! — закричали мы вместе.

— Прекрасно, — сказал папа. — Молоко нужно пить на воздухе. Это старая врачебная истина.

Я отыскала кастрюлю с молоком, и мы разлили его в две кружки и стакан. Папа нарезал хлеба. Вынули вчерашние, оставленные нам мамой, холодные котлеты.

— Чудесный завтрак, не правда ли? — спросил папа.

— Ага, главное, нету каши, — закивал головой Валёнка. — Но тут он отхлебнул молока из кружки и скривил страшную рожу. Молоко оказалось кислым. Я вспомнила, что мама не успела его вчера вскипятить, как делала всегда, а я забыла об этом сказать бабе Нике.

— М-да, чуть кисловато, — согласился папа. — Ну что же, есть выход. Из этого молока, по теории, должна получиться превосходная простокваша, и мы уничтожим ее вечером. Поставим эти кружечки на солнце… Вот так, а сейчас попьем чаю. Тоже хорошо. Древний китайский напиток. Где чайник?

Я сбегала и притащила чайник.

— Наполним его, — сказал папа. Но оказалось, что воды в ведре уже нет. Это папа и Валёнка вылили ее всю на себя, когда мылись. Папа взял ведро и, ни слова не говоря, опять отправился в детский сад к водникам. Но когда вернулся, сердито сказал:

— Всё-таки безобразие, что сломалась колонка и никого это не волнует. Придется поднять бучу.

Он наполнил чайник водой и хотел включить плитку, но мы объяснили, что электричество на даче с шести часов.

— Порядочки, — пожал плечами папа и стал разжигать керогаз. Но как разжигается керогаз, папа не знал.

— Вот странно, — сказал он. — С этими системами мне никогда не приходилось иметь дела. Вы не знаете, где инструкция?

Но где инструкция, мы не знали. Тогда в дело вмешался Валёнка. Но у Валёнки тоже ничего не получилось. Я, конечно, сто раз видела, как мама разжигала керогаз, и решила помочь. Мы все трое перемазались в саже и пропахли керосином, а противный керогаз всё не разжигался и лишь коптил черным, вонючим дымом, от которого Валёнка беспрерывно чихал.

— Вот если бы это был двигатель внутреннего сгорания или электропечь, я бы знал, в чем тут загвоздка, а так… Вероятно, он испортился, — печально заключил папа, в десятый раз со всех сторон осматривая керогаз.

— Давайте позовем бабу Нику, — посоветовала я.

— При чем тут баба Ника? Тут не твоя баба Ника, а механик нужен, — сказал папа. Но бабу Нику он всё-таки позвал. Папа хотел убедиться, что керогаз действительно сломался.

Баба Ника, как только явилась, сразу определила:

— Керосину мало, вот и не горит!

— Вы думаете? — удивился папа. — Всё может быть. А ну, Шурик, есть у нас керосин?

— Есть! — крикнул Валёнка и, опережая меня, кинулся в переднюю, где у нас стояла керосиновая банка, но вдруг застыл на месте, как статуя в парке. Он вспомнил, что вчера был четверг и ему следовало сходить за керосином, а он и не подумал это сделать.

— У нас керосин весь, — пробормотал Валёнка.

— Ладно, я одолжу, — жалеючи вздохнула баба Ника. Она сходила к себе и принесла огромную, дополна налитую керосином зеленую бутыль с пробкой, привязанной веревочкой к горлышку.

Скоро наш керогаз засветился синеньким ровным огоньком. Мы поставили на него чайник.

Когда вода вскипела, папа насыпал в чайник чуть ли не полпачки чая, чтоб чай был покрепче. Мы все уселись за стол, и тут выяснилось, что пить чай не из чего, так как во все кружки и чашки, какие были у нас, мы разлили молоко, чтобы из него вышла простокваша. Пришлось опять пойти к бабе Нике и принести от нее посуду.

Часам к двенадцати мы всё-таки напились чаю, и тогда папа сказал:

— Теперь следует заранее подумать и об обеде. Что бы нам такое приготовить на обед?

— Суп, — сказала я.

— Да, конечно, но какой?

— С мясом, — сказал Валёнка.

— Понятно, — кивнул папа. — Значит, нужно мясо. Ну, а на второе?

— Котлеты, — говорю я.

— Мясные! — кричит Валёнка. — Есть мясорубка.

— Предположим. Значит, опять-таки требуется мясо. Нужно пойти и купить его. Ты что-нибудь понимаешь в мясе, Шурик?

— Я ничего не понимаю, — заявил Валёнка, хотя его и не спрашивали. — Я лучше пойду, папа. Меня ждет Нолька.

Папа махнул рукой, и Валёнка сразу исчез, а мы с папой остались вдвоем.

— Что вы тут делали с утра? — спросил папа.

— Мама ходила на базар.

— Вот и мы пойдем. Где сумка?

Я отыскала мамину базарную сумку, и мы пошли.

— Ничего, Валёнку мы тоже заставим вносить свою лепту. Кто не работает — тот не ест, — сказал папа. — А вы как, Шурик, много помогали маме?

Я стала вспоминать, как мы помогали маме, и подумала, что мы не очень-то ей помогали. Иногда я ходила за хлебом, а Валёнка за керосином. Это когда он не успевал убежать сразу после завтрака. Но мама не особенно-то и требовала, чтобы мы ей помогали. Она только заставляла нас побольше есть и пить молоко. Вот и всё.

— Это не по-товарищески, — сказал папа. — Теперь мы заведем другие порядки. — Он взглянул на часы. — Скажи, Шурик, а на базаре сейчас не перерыв?

— На базаре перерыва не бывает.

— Хотя да, тем лучше. Минуточку, Шурик! Необходимо знать, что творится на свете.

На стене клуба папа увидел газету, запертую в ящик с сеткой, как у крольчатника, устремился к ней и впился глазами.

— Смотри, пожалуйста! — радостно вскричал он, разглядывая первую страницу. — Давно ли начали строить эту гигантскую станцию?! Ты помнишь, ну каких-нибудь лет шесть назад? И вот она уже дала ток Москве. Здорово, верно?

Я кивнула головой, хотя шесть лет назад мне было четыре года и мы с Валёнкой еще и в детский сад не ходили. Я уже сто раз пересмотрела карикатуру, на которой какой-то длинный противный дядька в темных очках ехал, как на тройке, на трех маленьких человечках в цилиндрах, а папа подвинулся только к середине ящика.