Трансцендентальные переживания повторялись достаточно часто, и места для сомнений в их подлинности не оставалось. К тому же они совпадали с описанием состояний, переживаемых мистиками и йогами. Нет сомнения в том, что эти переживания были подлинными, разница заключалась лишь в их понимании. Я воспринимал эти проявления не как знак божественного расположения, дарованного мне за особые заслуги и благочестие, а как возможность (которой обладает каждое человеческое существо), перестроив мозг и нервную систему, выйти за существующие пределы ума и достичь нового состояния сознания. Иными словами, я считаю, что это переживание не означает субъективного постижения высшей действительности, а знаменует собой переход на более высокую ступень эволюционной лестницы.
Думаю, что нет оснований приписывать этот феномен непосредственному вмешательству божественной воли, не учитывая физические и духовные законы космоса. Прогресс, достигнутый человеком на протяжении многовекового эволюционного цикла, не может быть случайным, поэтому и возникает мысль, что изменения в человеке невозможны без участия Бога на каждом этапе эволюции. Однако было бы странным предполагать, что сейчас Бог возлюбил человека больше, чем миллион лет назад. И если мы полностью не устраним возможность божественного участия из всей схемы органической эволюции, нам не останется ничего иного, как согласиться с тем, что божественная воля, управляя посредством незримых рычагов законами природы, оказывала воздействие на каждый этап нашего развития. Прыжок, сделанный человеком от примитивного существа, находящегося во власти инстинктов, до мыслящего интеллектуала, был столь же велик, как и переход от состояния обычного смертного до богоподобной сущности. Думаю, что первый обязан вмешательству божественной воли в той же степени, что и последний, и на самом деле эти изменения зависят от еще не изученных космических законов.
Эти законы действуют и в случае внезапных проявлений, возникающих вследствие упорной духовной практики или случающихся спонтанно, а потому воспринимаемых как знак особой божественной милости. Не знаю, благодаря ли природе самих проявлений или тому факту, что я, ведя обычную жизнь главы семьи, не будучи посвященным ни в какие религиозные доктрины, удостоился этой привилегии, но пережив трансцендентальные состояния, я стал приходить к убеждению, что это и есть следующая, высшая фаза сознания, к которой неизбежно придет человечество в своем развитии.
Наученный горьким опытом еще в Джамму, к чему приводит чрезмерное погружение в сверхсознание, я следил за тем, чтобы сдерживать свой ум от активной сверхчувственной деятельности и отвлекать его решением насущных задач. Истощающие ум усилия, необходимые для восприятия сочинений на неизвестном мне языке, являлись непомерно высокой ценой за это чудо. Со временем я обнаружил, что даже поверхностного знания языка достаточно для того, чтобы воспринять отрывки стихотворений, не напрягая память и не утомляя ум. Вскоре фаза восприятия отрывков на неизвестном языке завершилась сама собой очевидно, утомленный мозг пытался оградить себя от возможной опасности. Отрывки же на известных мне языках продолжали поступать, особенно активно в зимние месяцы. Очевидно, мой организм легче переносил напряжение в холодную пору года, чем летом. Однако, независимо от поры года, физическое состояние организма имело решающее значение для сверхчувственной игры моего ума.
Я продолжал видеть свет перед своим внутренним взором и слышать внутреннюю мелодию. При тех или иных разладах физической и психической сфер происходило изменение характера как свечения, так и звука, указывая на то, что в настоящее время между расширившимся сознанием и организмом установилась связь, не менее тесная, чем та, которая существовала до пробуждения Кундалини. Реакция моего организма на болезни и инфекции также изменилась: во-первых, температура повышалась очень незначительно, если повышалась вообще, но пульс заметно частил, во-вторых, я не мог поститься, не опасаясь осложнений. Создавалось впечатление, что запасы горючего, требующегося для того, чтобы долгое время питать вечное пламя, полыхающее в моей голове, были недостаточными и требовали постоянного пополнения. Эта недостаточность либо возникла в результате неправильного поведения в изменившихся условиях, что привело к повреждению нервной системы, либо была вызвана врожденным дефектом какого-то жизненно важного органа, а возможно, объяснялась обеими причинами. Именно поэтому при малейшем расстройстве здоровья я обязан был с особой осторожностью соблюдать режим и диету.
Кроме кризиса, переживаемого в духовной сфере, судьба уготовила мне не менее суровое испытание в делах мирских — моя отставка привела к сокращению доходов примерно вполовину. Я не мог позволить себе искать другие источники дохода, так как мое здоровье было все еще слишком хрупким, и для того, чтобы избежать психического расстройства, я нуждался в свободе и отдыхе. Как раз в это время цены на все товары взлетели, и скромный бюджет нашей семьи не давал возможности свести концы с концами. Я не позволял известиям о нашем плачевном материальном положении просочиться наружу и не стал протягивать руку за помощью. У меня не было ни брата, ни дяди, у которых я мог бы искать поддержки. Моего бедного тестя, всегда относившегося ко мне с большим участием, в 1947 г. застрелили налетчики, а его старший сын попал в плен, и ему пришлось многого натерпеться, прежде чем выйти на свободу. Его младшим братьям хватало своих хлопот по восстановлению разрушенного и разграбленного дома. Обе мои сестры также переживали период экономических трудностей.
Ледяная волна бедности окатила всех, с кем мы состояли в тесной родственной связи, так что на поддержку со стороны нечего было рассчитывать. Но даже если бы все обстояло иначе, я не стал бы просить помощи. Несмотря на все страдания, мы ни словом, ни жестом не намекнули на это посторонним. В результате жестокой инфляции цены на продукты питания возросли многократно в сравнении с довоенными годами. Даже если бы зарплата, которую я прежде получал на службе, была бы удвоена, ее бы не хватило, чтобы сейчас обеспечить нашу небольшую семью всем необходимым. Но мои доходы упали в два раза, а цены выросли в четыре, и я, не имея возможности нормально питаться, находился в крайне нестабильном психическом состоянии.
Эта борьба продолжалась около семи лет. Лишь героизм жены спас мою жизнь. Она продавала свои украшения и, ограничивая себя во всем, покупала продукты, необходимые для поддержания моего здоровья. Я не мог воспрепятствовать этому и оставался лишь безучастным свидетелем ее самопожертвования. Она была единственной, кто знал все о моем состоянии и, не осознавая до конца всей важности происшедшей со мной метаморфозы, шла на любые жертвы, лишь бы избавить меня от физических мучений, вызываемых нарушением режима питания. Не менее чем три раза за этот период я чудом вырвался из когтей смерти, но не из-за капризов могучей энергии, господствующей в моем теле и не из-за сознательной небрежности с моей стороны, а из-за отчаянной бедности и недостатка пищи, который я испытывал, несмотря на все героические усилия жены обеспечить меня продуктами и готовность моих сыновей поделиться со мной своей долей. В такие дни, прикованный к постели недугом, я думал о превратностях судьбы, позволившей мне откинуть покров с величайшей тайны бытия и в то же время заставившей меня страдать из-за отсутствия нескольких лишних монет. Но и в самые мрачные времена во мне, словно одинокая звезда в ночном небе, не угасала вера в то, что я смогу пережить этот кризис и вручить человечеству открытую мной великую тайну, от которой может зависеть его будущее. Именно эта внутренняя сила помогла мне сопротивляться в самой отчаянной ситуации, когда нечего было рассчитывать на помощь со стороны.
Последствия лишений ощущались обычно на протяжении нескольких месяцев, а один раз — почти двух лет. В эти периоды, когда организм лишался запасов жизненной энергии, я терял способность к возвышенным состояниям, а иногда даже страдал от тревожных психических симптомов. Но и во время наибольшего упадка сил светящийся ореол вокруг моей головы не исчезал. Острая реакция моего организма на любой мой промах и особенно на нарушение режима питания была вполне объяснимой. Для того чтобы любая трансформирующая тенденция была эффективна, биологическое функционирование должно быть полноценным, для этого главным и обязательным условием является адекватное питание. Если спортсмен, чтобы добиться хороших результатов, нуждается в регулярном и сбалансированном питании, что говорить о человеке, организм которого полностью охвачен лихорадочной деятельностью? Безусловно, он должен соблюдать строгий режим, чтобы не причинить себе непоправимый вред. К тому же процессы, происходящие в его организме, направлены не на развитие мышц, а на перестройку гораздо более тонкой нервной системы и мозга — происходит постоянная трансформация всех жизненных органов, о механизме которой пока ничего не известно. Человек, с которым все это происходит, пребывает в неведении относительно того, как ему следует себя вести, чтобы не причинить себе вреда, куда более серьезного, чем тот, который грозит атлету при тех же нарушениях режима.
