До сих пор единственным источником света в рубке был голубоватый отблеск компаса. Неожиданно зажглась лампа на потолке. Держа руку на выключателе, Шарлотта Скаурас смотрела на меня таким диким взглядом, как будто я был пришельцем с Марса. Из ее глаз исчезло выражение восхищения, время дружеских взглядов явно кануло в прошлое. Голос ее стал ниже и слегка дрожал.
— Что вы за человек, Калверт? — о, она уже не называла меня Филиппом. — Вы… вы… Нет, это ужасно! Вы убили двоих, а теперь спокойно беседуете, как будто ничего не случилось. Кто вы, собственно, такой? Профессиональный убийца? Нет, это вне человеческого понимания! У вас нет сердца? Никакие чувства вам не знакомы? У вас не бывает угрызений совести?
— Бывают, миссис Скаурас. Например, я очень стыжусь, что не убил Квинна.
Она окинула меня взглядом, полным ужаса, а потом повернулась к дядюшке Артуру.
— Я видела этого человека, сэр Артур, — заговорила она громким шепотом. — Я видела, как пули разрывали его лицо… Калверт мог арестовать его… надеть наручники… отдать в руки полиции… Но он ничего этого не сделал. Он убил его! И второго тоже. Это было настоящее, сознательное, преднамеренное убийство! Зачем, адмирал?!
— Никаких «зачем», дорогая Шарлотта, — в голосе дядюшки Артура звучало раздражение. — Здесь не нужны никакие объяснения. Калверт убил их, потому что иначе они бы убили нас. Именно для этого они сюда и явились. Вы сами, Шарлотта, сказали нам об этом. Раздумывали бы вы над оправданностью убийства ядовитой змеи? А эти люди ничем не лучше. А что касается ареста…
Дядюшка Артур сделал паузу, быть может, для того чтобы улыбнуться, а может, чтобы припомнить, что я сказал ему несколько часов назад…
— «Ничья» — не для этой игры, — продолжал он. — Тут убивают или бывают убиты. Это опасные люди, убийцы, им нельзя давать шанс.
Дорогой старый дядюшка! Он запомнил мою лекцию и повторил ее почти слово в слово.
Шарлотта долго растерянно смотрела на адмирала, потом повернулась и вышла, бросив мне на прощание ледяной взгляд.
— Ну вот, адмирал, теперь вы такой же плохой, как и я.
Она появилась снова ровно в полночь и снова зажгла свет. Волосы ее были старательно уложены, а лицо казалось менее опухшим. На ней было белое платье из синтетики. По тому, как она держала плечи, я понял, что у нее все еще болит спина. Она кивнула мне с какой-то робкой улыбкой, но я не ответил на приветствие.
— Полчаса назад, когда мы обходили мыс Каррар, — сказал я вместо этого, — я чуть не разнес маяк. Сейчас я надеюсь, что мы идем на север к Дюб Сджэйру, но возможно, что я держу курс прямо в середину этого острова. Темнее не может быть и в заброшенной шахте. У меня слишком мало опыта в вождении судна такой категории, тем более в самых опасных водах Королевства. Наша скромная надежда на успех зависит от моего зрения. Вот уже час, как мои глаза начали привыкать к темноте. А теперь все полетело к черту. Да погасите вы этот проклятый свет!
— Простите! — свет погас. — Я не подумала…
— Свет вообще нельзя зажигать! Даже в вашей каюте. Меня беспокоят не только скалы Лох Хаурона.
— Простите ради Бога… Я очень сожалею о тех словах, которые я сказала вам недавно… Я для этого и пришла… сказать, что я очень сожалею о сказанном и о том, что так стремительно ушла. У меня нет права судить других. И кроме того, я не подумала. Но вы должны понять… Я была в шоке. Видеть, как убивают… Даже не убивают… Это была, скорее, экзекуция. Я понимаю позицию сэра Артура: «Убить или быть убитым», но ведь вы ничем не рисковали… Вы это сделали так, как будто это было для вас чем-то совершенно обычным…
Голос ее дрожал все сильнее, пока совсем не замер.
— Ну что ж, дорогая, вы очень точно сформулировали свои мысли, — вмешался дядюшка Артур. — Только я должен вывести вас из заблуждения: Калверт сегодня убил не двоих, а троих. Третьего — еще до вашего прибытия на наше судно. И все-таки Филипп Калверт — не убийца. У него действительно не было выбора. Вы сказали, дорогая, что он убивает совершенно хладнокровно, не мучаясь потом угрызениями совести. В каком-то смысле вы правы, потому что иначе он просто сошел бы с ума. На самом деле это для него совсем не так просто. Он работает не из-за денег. Можно даже сказать, что оплата его труда совершенно не соответствует уровню этого труда. — Это я напомню шефу при первом же разговоре наедине! — Занимается Калверт своим делом также и не из любви к сильным ощущениям, поскольку его увлечения лежат совсем в других областях — это музыка, астрономия, философия. Но есть вещи, которые волнуют его больше всего: он хочет, чтобы люди понимали разницу между добром и злом, законом и беззаконием, и, когда эта разница уж слишком затирается и зло грозит уничтожением добру, он не колеблется перед применением средств, необходимых для возвращения равновесия. И в конце концов это делает его, вероятно, лучше нас с вами, дорогая Шарлотта.
— Вы забыли еще кое о чем, адмирал, — решился вставить я. — Ко всему вами сказанному необходимо добавить, что еще я повсеместно знаменит своей трогательной любовью к детям.
— Прошу меня простить, Калверт, я понимаю, что вам могло быть не очень приятно все это слушать, но я должен был это сказать. Если Шарлотта сочла необходимым вернуться и извиниться перед вами, я счел необходимым сказать ей пару слов правды о вас.
— Ну, я думаю, что Шарлотта вернулась сюда не только по этой причине, но еще и потому, что ее пожирает женское любопытство, куда это мы направляемся.
— Вы не возражаете, если я закурю? — спросила Шарлотта;
— Если вы не будете чиркать спичками перед моими глазами.
Она закурила сигарету и сказала:
— Вы угадали, меня действительно пожирает любопытство. Но не по поводу того, куда мы направляемся, это я знаю. Мы идем к Лох Хаурону, вы же сами мне об этом сказали. Зато я хотела бы знать, что здесь происходит. Что означает эта страшная таинственность? Эти ваши странные появления на «Шангри-Ла»? Что именно оправдывает убийство трех людей за один вечер? Кто вы, собственно, такие и что здесь делаете? По правде говоря, сэр Артур, я никогда не верила, что вы являетесь представителем ЮНЕСКО, теперь я утвердилась в этом. Может, вы мне ответите? Кажется, я имею право знать правду.
— Не говорите ей ничего, — посоветовал я дядюшке Артуру.
— А почему бы нет? — засопел дядюшка. — Хочет этого или нет миссис Скаурас, но мы действительно сидим в одной лодке. А кроме этого, она действительно имеет право все знать. Впрочем, через несколько дней вся эта история и так перестанет быть тайной.
— Вы не подумали об этом, сэр, когда угрожали сержанту Макдональду за разглашение государственной тайны.
— Это так. Но я сделал это, чтобы он не осложнил все дело, рассказывая направо и налево обо всем… А миссис Скаурас… Я хотел сказать, Шарлотта… Она не может этого сделать, я совершенно убежден в этом. Шарлотта наш милый и старый друг, я ей абсолютно доверяю. Она должна все знать.
— У меня такое впечатление, — сказала Шарлотта спокойно, — что ваш сотрудник, адмирал, не очень меня любит. А может, он вообще не любит женщин?
— Очень люблю, — ответил я. — Я только хотел напомнить адмиралу одно из его золотых правил: «Никогда, никогда, — я не помню, сколько должно быть этих «никогда», но не меньше пяти, — ничего никому не рассказывать без абсолютной необходимости». В данном случае я не вижу этой абсолютной необходимости.
Дядюшка Артур закурил одну из своих отвратительных сигар, показывая тем самым, что он совершенно меня игнорирует. Его золотые правила, естественно, никак не распространялись на представителей британского высшего света.
— Дорогая Шарлотта, — сказал он, закурив, — речь идет об исчезновении судов. Точнее, пяти, не считая некоторого количества совсем, мелких.
— Также пяти, — уточнил я.
— Именно так. Пятого апреля этого года на южном побережье Ирландии продал пароход «Холмвуд». Тут было ясно, что речь идет о пиратском нападении. Команда содержалась в укрытии два или три дня, после чего была отпущена на волю, целая и невредимая. Самого парохода больше никто никогда не видел. Двадцать четвертого апреля в канале Сен Джордж бесследно пропало моторное судно «Антара». Семнадцатого мая такое же судно, «Хэдли Пайонир», исчезло у северного побережья Ирландии. Шестого августа торговое судно «Хуррикэн Спрэй» покинуло порт Клайд и исчезло. Наконец, в последнюю субботу та же судьба постигла «Нантсвилл» вскоре после того, как он покинул Уэксфорд. Во всех случаях команда вернулась. У всех этих судов была еще одна общая черта — все имели на борту ценный груз. В трюмах «Холмвуда» находилось южноафриканское золото стоимостью более двух с половиной миллионов фунтов. На «Антаре» — неошлифованные бразильские алмазы для промышленных целей. Их цена — полтора миллиона фунтов стерлингов. На «Хэдли Пайонир» было почти на два миллиона фунтов ошлифованных и неошлифованных изумрудов из Колумбии. «Хуррикэн Спрэй», который шел из Роттердама в Нью-Йорк с остановкой в Глазго, имел на своем борту более трех миллионов фунтов в ошлифованных алмазах. Наконец, «Нантсвилл» имел на борту золотые слитки стоимостью восемь миллионов долларов. Это были резервы, затребованные Министерством финансов Соединенных Штатов.
