Он аккуратно вытаскивает из моего рта свой член, когда я присаживаюсь на задницу и вытираю слюну со своих губ. Я еще никогда не чувствовала себя более униженной. Я слышу, как он застегивает молнию на джинсах, а затем воцаряется оглушающая тишина. Но я боюсь поднять глаза.

Харпер

Сушилка снова издает звук о том, что ее работа окончена. Это служит нам напоминанием, что за одеждой скоро спустится ее владелец. Джеймс опускает руку мне на плечо, слегка стискивая его, но я не поднимаю на него глаза. Я смотрю на свою футболку и замечаю, что она покрыта моими слюнями. Это смотрится довольно отвратительно. Он вновь сжимает мое плечо.

— Ты можешь уходить, — говорю я еле слышно. — Прости, что не хотела тебя отпускать.

Он наклоняется и тянет меня за руку, чтобы поднять на ноги. Я поднимаюсь. Но не поднимаю головы, я не могу, потому что мной овладело чувство стыда. Я не верю в то, что первый минет я сделала практически незнакомцу в подсобном помещении на бетонном полу. Нет, у меня никогда не было иллюзий насчет моей жизни. Я никогда не забивала себе голову чепухой насчет рыцаря в сияющих доспехах или принца на белом коне, про которых любят писать большие и глупые статьи в модных журналах. Я не собираюсь прикидываться обиженной принцессой, потому что это не так. Но как бы то ни было то, что произошло, расстроило меня.

Я вырываю руку из его ладони и резко разворачиваюсь. Я смотрю себе под ноги весь путь, что иду до квартиры. Его большая и теплая ладонь ложится мне на плечо, перед тем как я успеваю зайти в квартиру, и принуждает меня развернуться к нему.

— Просто уходи, — мямлю я, готовая разрыдаться. — С меня хватит. Спасибо за отличное времяпрепровождение.

Он пытается пальцами приподнять мой подбородок и встретиться со мной взглядом. Но с меня хватит. Я полностью закрылась от него. Та податливая девочка, что была открыта для его сексуальных игр, ушла. Я зла.

— Прости, если причинил тебе боль.

Я коротко киваю, но мой взгляд все еще, как приклеенный, прикован к шлепкам.

— Я надеюсь, что у тебя будет все хорошо, Харпер. Я не скажу им, что нашел тебя.

Я быстро вскидываю голову, злость проходит через меня, как разряд тока, оживляя все мои чувства.

— Ты здесь, чтобы убить меня!

— Нет, — почти кричит он, и его зеленые глаза выдают потерянного и отчаявшегося человека, что скрывается внутри него. Человека, который прячется за красивой внешностью и сексуальным телом. Человека, который прячется за тем мужчиной, с которым я шла на пляж плечом к плечу, который притворялся, что я ему нравлюсь, чтобы получить от меня все, что ему захочется.

Я смотрю на него, не сводя глаз, когда он придвигается ко мне, но тусклый свет коридора создает видимость, что он просто темная безликая тень. Символичность того, что сейчас происходит, настолько мощная, что я не могу сдержаться.

— Это то, что мы есть, да? — интересуюсь я. — Просто темные безликие тени? И так будет всегда?

Он не говорит мне ни слова в ответ, но мне и не нужно, потому что у меня есть ответ на этот вопрос.

— Когда ты был маленьким, Джеймс или Тет, не знаю, как тебя называть сейчас, у тебя была мечта?

— Нет, — отвечает он пустым, безэмоциональным голосом, качая головой так, что свет начинает мигать в моих глазах, сменяясь просто темными или светлыми бликами. И опять же символичность этого настолько велика, что я не могу сдержаться и думаю, что он, как эти блики — то светлый, то темный. На некоторое время он предстает передо мной Джеймсом, который может заботиться и быть нежным, затем его место занимает Тет, который не знает что такое жалость, он просто выполняет поставленные цели и четкие приказы, которые обучен выполнять автоматически, не рассуждая.

— Ну что ж, а у меня была. У нас была. У меня и брата. — Он резко вскидывает голову, когда я говорю «у нас». — Мы хотели сбежать от всех на небольшом катере и послать всех к черту. Мы хотели иметь новую жизнь. — Я жду, что он что-то скажет, но что? Может, я жду извинений, но за что?

— А теперь нет никакого «мы», Джеймс. Нет нас. И мне кажется, я одна ответственна за то, что произошло, за то, что привело меня, нас к такому финалу… Я понимаю, что мне не на что злиться, потому что мы сами творцы своей судьбы. У меня была мечта, Джеймс, а организация отняла ее и разрушила. Тогда я наплевала на всех и придумала свою новую мечту. Где только я и больше никого. И я предупреждаю тебя, если ты станешь на пути моей мечты, я попытаюсь защитить ее, и если это даже приведет к моей смерти, а так и будет, я все равно не упущу шанса убить любого, кто попробует забрать у меня то единственное, что принадлежит только мне…

Он кратко кивает в ответ на мои слова. Может, это что-то вроде профессиональной привычки. Или попытка сдержать меня в спокойном состоянии, пока он перебирает в голове другие варианты. Он склоняет голову чуть набок и смотрит на меня искоса.

— А ведь я знаю, кто ты и что ты совершила по меркам организации. Все десять киллеров были предупреждены прошлым летом о твоем поступке. Я прекрасно знаю, почему ты пустилась в бега. И мне прекрасно известно, что есть у тебя, и я не говорю об этой крохотной квартирке и твоем ключе. Харпер, я прекрасно знаю, что ты совершила.

Он ожидает моей реакции на его слова, но я не собираюсь доставлять ему такого удовольствия. Я крепко стою на своем. Мы остались все теми же детьми в душе: немного упертыми, смелыми и решительными. Мы прекрасно знаем, как вести себя в сложной ситуации. И он понимает, что не дождется от меня никакой реакции, даже если я буду напугана до беспамятства.

Когда я не проявляю никаких эмоций, он продолжает.

— Я должен был бы тебя вернуть, но я не стану делать этого.

Я смеюсь.

— Ну и почему? Потому что ты убийца с золотым сердцем? Пытаешься поддерживать образ хорошего человека глубоко в душе?

Он качает головой, но не сводит с меня взгляда.

— Я совершенно не хороший человек, ни глубоко в душе, ни за ее пределами.

А затем он просто разворачивается и уходит.

— И именно поэтому ты только что так поступил со мной? — кричу я ему вслед. Я не хочу, чтобы он уходил, мне ненавистна мысль, что он меня покинет. Потому что человеческое общение сродни самому сильному наркотику, а поскольку я получила его в лице Тета, я не могу его отпустить. — Именно поэтому ты унизил меня как самую мерзкую проститутку?

Он замирает на месте, усмехается, по-видимому, раскусив мою игру, затем вновь разворачивается и неспешно подходит ко мне.

— Ты что, реально считаешь, что я унизил тебя? Ты что, и правда и не понимаешь? Ты такая маленькая и наивная девочка…

Я качаю головой.

— Не понимаю чего?

Он тянется ко мне и хватает за руку. Медленно и лениво. Я позволяю ему подтянуть меня ближе к нему. А если быть откровенной, то я готова ему позволить намного больше, чем просто прижать меня к себе. Я нуждаюсь в его прикосновениях. Даже после того, как его член был у меня во рту, и он кончил мне в горло. Я все равно испытываю желание его присутствия рядом со мной.

— Харпер, — говорит он еле слышно, когда приникает губами к моему уху. Он берет мою ладонь и прижимает к своей промежности. Его член опять твердый и готовый. Я могу чувствовать его твердую длину даже через плотный материал джинсов. — Когда мой член был у тебя рту, в тот момент, — он горячо шепчет мне ухо, обжигающее дыхание легко касается моей кожи, и я практически схожу с ума, — как раз перед тем, как я кончил к тебе в горло…

Горячее желание проникает в тело, бежит по венам, а когда меня окутывает его глубокий голос, по коже прокатывается сладкая дрожь, пульсация между ног становится невыносимой. Я не уверена, сколько еще продержусь, чтобы не взорваться от переполняющего меня вожделения.

— ...когда я стонал от удовольствия, которое мне дарил твой ласковый язык, податливые мышцы твоего горла, то, как ты отчаянно старалась доставить мне как можно больше удовольствия, которого я так желал... это называется унижением, Харпер? Потому что в тот момент, ты обладала мной. Все что я мог видеть, это как ты ласкаешь мой член. Позволяя мне делать все, чтобы я достиг своего удовольствия. Ты владела каждой клеточкой моего тела. В твоих руках была сила, Рыба-лев. Не в моих.