ossa quamplurimaque alia presagia), он очень испугался, и, пока безжалостный мучитель (tortor ferox) приводил в порядок свой убийственный меч, вдруг чудесным образом (miraculose) распахнулось железное окно, и юноша, положившись на Божью помощь (in Dei confisus auxilio), выпрыгнул из него, став по воле Бога невидимым (Dei nutu uti invisibilis), и отправился поспешно в город Нант к герцогу Бретонскому,

77

которого умолял тайным образом [во всем] разобраться» .

Обратим внимание, каким образом Шартье пытался соединить два образа Жиля де Ре - сказочного злодея и колдуна, продавшего душу Дьяволу. Связующим звеном становилось здесь обвинение в некромантии (отсутствовавшее в официальном приговоре). По мнению средневековых авторов, некроманты вызывали демонов, которые указывали им местонахождение кладов. Для привлечения демонов

78

использовалась человеческая кровь . Именно так интерпретировал поведение Жиля Жан Шартье: «...действовал в целях достижения

77 Ibidem. Р. 95-96. Замечу, что в более поздней, создававшейся на основе латинской, французской версии своей хроники Шартье существенно сократил интересующий нас пассаж — в нем уже нет таких красочных деталей: «...герцог Бретонский велел схватить и заключить под стражу мессира Жиля де Ре, маршала Франции, поскольку говорили, что он убил или повелел убить (il avoit occiz et fait occir) многих маленьких детей (petiz enffans) и что он совершал множество чудовищных вещей против веры (plussieurs merveilleuses choses contre la foy), чтобы достичь своих целей, по наущению Дьявола (par la temptacion de l'ennemy)» (Chartier J. Chronique de Charles VII / Ed. par A.Vallet de Viriville. P., 1858. 3 vols. T. 2. P. 5-6).

власти (dominiorum adepcionem) и получения сокровищ (thesaurorum invencionem)»⁷⁹.

Похожее объяснение действий нашего героя мы встречаем и У э. Монстреле: «...был обвинен и признался в ереси (fut accuse et convaincu d'heresie), которой придерживался долгое время; т.е. (c'est a savoir) по наущению Дьявола (par la sedition du Diable d'enfer), a также своих слуг

и помощников, велел убить много маленьких детей и беременных

80

женщин, чтобы достичь высот и почестей (hautesses et honneurs)» .

Однако постепенно связь между колдовством и убийствами детей

становилась для потомков Жиля все менее очевидной. У Жоржа

Шателена, описавшего в 1465 г. свое видение о посещении ада, заметно

даже некоторое сочувствие к умершему маршалу, а о его связях с

Дьяволом он и вовсе не вспомнил: « Грустный и несчастный шевалье

явился мне навстречу, крича ужасным голосом .... и множество

маленьких мертвых детей следовали за ним, взывая об отмщении

(multitude de petis enfans murtris le sievoient crians vengance). Я узнал его,

81

это был маршал де Ре, сеньор высокого происхождения» . У Робера Гагена в "Compendium super Francorum gestis", изданном в Париже в 1500 г. и пользовавшемся огромной популярностью (в частности, в Бретани), мы находим всего несколько слов, посвященных интересующему нас сюжету. При этом характер преступлений Жиля автор, по-видимому, представлял себе крайне смутно: «В это время Жиль де Ре, маршал Франции, убил много маленьких детей для гадания (sortibus usus): по их крови он предсказывал будущее (sanguine futura auspicabatur)»⁸². Даже бретонские хронисты далеко не всегда точно знали суть обвинений, выдвинутых против их соотечественника. Пьер Ле Бод, к примеру, считал, что Жиль «велел убить многочисленных

79 Chartier J. La chronique latine inedite. P. 95.

80 Monstrelet, E. de. Op. cit. P. 95. Интересно, что в этом отрывке отсутствовала логическая связь между двумя частями предложения: Монстреле пытался объяснить (и понять для себя), в чем заключалось преступление (ересь) Жиля де Ре, и приходил к выводу (который отмечен в тексте пояснением "то есть — c'est a savoir"), что он занимался некромантией. Важно отметить, что в показаниях самого Жиля де Ре есть указание на то, что такова была его истинная цель — он жаждал власти и богатства и надеялся, что Дьявол ему поможет (GR, 246, 252). Однако обвинение в некромантии не вошло ни в предварительное обвинение, ни в приговор. Кроме того, ни Шартье, ни Монстреле не читали материалов дела, и, следовательно, их интерпретация событий была, скорее, авторским вымыслом, не основанным на точной информации.

81 Chastelain G. Le Temple de Bocace / Ed. commentee par S.Bliggenstorfer. Bern, 1988. P. 39.

82 Gaguin R. Compendium super Francorum gestis. P., 1500. Lib. X, fol. CXXVII.

маленьких детей и [совершил] другие удивительные дела, направленные

83

против веры (choses merveilleuses contre la foy)» , но не указывал, какого рода были эти «удивительные дела».

Практически одновременно с версией о некромантии в откликах на процесс возникла еще одна, весьма интересная, интерпретация преступлений Жиля де Ре, а именно - мотив убийства беременных женщин и неродившихся детей. В материалах дела о нем не было сказано ни слова, но уже у Шартье упоминались «заколотые беременные женщины, [лишенные] зародышей (feminas pregnantes ob fetum ventris jugulatas)»²³⁰. Тот же мотив мы встречаем и у Монстреле: «...велел убить

85

много маленьких детей и беременных женщин» . Итак, вместо мальчиков-подростков, погибших, по версии следствия, в замках Жиля,

в откликах на процесс начали фигурировать совсем маленькие,

86

новорожденные или даже вовсе еще неродившиеся дети . Происхождение этой версии становится отчасти понятным, если сравнить дело Жиля де Ре с ранними ведовскими процессами, в которых мотив убийства маленьких (т.е. невинных) детей (с их посвящением Дьяволу и последующим поеданием) был одним из основных. Причем, как отмечают исследователи, очень часто подобные преступления приписывались именно мужчинам .

Эти наиболее ранние «ученые» представления о «типичном» колдуне («типичной» ведьме) сложились, как принято считать, в районе современной Швейцарии. Именно здесь возник целый ряд трактатов по демонологии, основанных на конкретных судебных протоколах²³¹. Там же во время Базельского церковного собора (1431—1449 гг.) ведьмы впервые стали героинями художественного произведения - знаменитого «Защитника дам» (Champion des dames) Мартина Jle Франка, будущего прево Лозанны и секретаря анти-папы Феликса V (он же - герцог

89

Савойский Амедей VIII) . «Защитник» был написан в 1440-1442 гг., а его автор в силу своего высокого положения был неплохо осведомлен о современной ему ситуации в других частях Европы. Так, в его сочинении появилось упоминание «новой и свежей истории» - процесса над Жилем де Ре²³².

Произнося очередную речь в защиту дам, Защитник указывал на то, что Дьяволу намного проще соблазнить своими посулами мужчин, нежели женщин⁹¹. Он вспоминал о Толедо, некогда одном из центров учености в Европе, где, в частности, процветало изучение алхимии и некромантии. Однако эти науки были скорее уделом мужчин, а не женщин, что, по мнению Защитника, лишний раз доказывало: «высокое» колдовство всегда оставалось мужским делом. Здесь-то и возникала ссылка на Жиля де Ре: «Но зачем говорить об Испании, / Да еще о таких далеких временах? / Давай, спроси у бретонцев, / Что они недавно видели, / На

87 См., например: Maier E. Op. cit. Р. 41-57, 61-69; Pfister L. Op. cit. P. 85-105, 155-172; Ostorero M. Op cit. P. 79-86. Все авторы единодушны во мнении, что именно против мужчин выдвигались обвинения в детоубийстве, в "женских" процессах судей в первую очередь интересовали сексуальные отношения обвиняемых с Дьяволом. Мартин Остореро, помимо анализа конкретных дел, пытается выявить причины, по которым детоубийство, содомия и антропофагия стали неотъемлемой частью любого ведовского процесса.