4. Дом в лесу (отличается величиной; обнесен оградой; стоит на столбах; вход - по приставной лестнице на второй этаж; вход и другие отверстия заперты или закрыты; есть «странная горница»)

Поскольку показания свидетелей на процессе Жиля де Ре носили типичный характер рассказа стороннего наблюдателя (не имевшего доступа к самому обряду инициации), мы не в праве ожидать от них описания внутреннего устройства его замков. Тем не менее, мне удалось найти весьма интересные, с этой точки зрения, показания некоей Перрин, жены Клемана Рондо, из Машкуля. Она рассказала, что «жившие вместе с сиром де Ре мэтр Франсуа (Прелатти) и маркиз де Сева» останавливались на некоторое время в ее доме «в высокой комнате». Однажды вечером она поднялась туда, и «когда мэтр Франсуа и маркиз вернулись, они были весьма разгневаны тем, что Перрин туда вошла, оскорбляли ее, схватили ее за руки и за ноги и потащили к

лестнице с тем, чтобы сбросить вниз ____И этот Франсуа дал ей пинка

под зад, и она думала, что разобьется, если бы ее кормилица не поймала ее за платье». «И она сказала, что затем этот Франсуа и мэтр Эсташ Бланше проживали в маленьком доме в Машкуле, принадлежавшем Перро Кайю, которого они выставили за дверь и отобрали у него ключи от дома. Этот дом стоит особняком от других домов, на пустыре, в конце улицы...» (GR, 309).

В показаниях Жанетт Дегрепи присутствовало указание на «комнату сира (де Ре), в его доме Ла Суз в Нанте, куда, по слухам, попал ее сын» (GR, 315).

5.Формы отправки детей «в лес»: а. Увод родителями (запродажа; сделка; отдача в обучение;) б. Похищение; в. Самостоятельная отправка В тексте свидетельских показаний упоминались все перечисленные варианты «исчезновения» детей. Чаще всего это был простой уход из дома (GR, 311, 312, 320, 322, 323, 324), но имелись и более точные указания. Так, Перринн Лоссар отдала своего сына в обмен на платье (GR, 300), а Рауль де Роне получил за своего мальчика 20 су (GR, 319). Гийом Илере согласился отправить своего ученика - сына Жана Жедона

- в Машкуль с письмом (GR, 305-306), других ушли туда же (или в прочие замки) просить милостыню (GR, 303, 305, 312, 314). Некоторых (как и следовало ожидать) похитили слуги сира де Ре (GR, 307), либо все та же «странная старуха», оказавшаяся по ходу дела местной колдуньей и к моменту начала процесса над Жилем уже находившаяся в тюрьме (GR, 302,303, 315)²²⁴.

6. Мальчики проходили школу (правила охоты, поведения, религии и т.д.)

Несколько раз в свидетельских показаниях упоминалось, для чего конкретно тот или иной ребенок «был взят» в замок. Чаще всего говорилось, что из мальчиков собирались сделать пажей и слуг (GR, 300, 316, 303, 308, 309, 313, 322), один раз упоминался мальчик на кухне (GR, 317-318).

7. Обряд воспринимался как (временная) смерть

Именно к такому выводу приходили многие свидетели на процессе Жиля де Ре, причем детей, по их мнению, не просто убивали, но съедали. Так, Андре Барбе из Машку ля показал, что «когда [он] был в Сен-Жан-д'Анжели и там его спросили, откуда он родом, он ответил, что из Машкуля. И ему сказали, сильно этому удивляясь, что в Машкуле едят маленьких детей» (GR, 304). Жорж Ле Барбье, также из Машкуля, слышал, «как шептали, что в этом замке убивают детей» (GR, 305). Гийом Илере слышал от Жана Жардана, что «в замке Шантосе нашли сундук полный мертвых детей» (GR, 306). Жанна, жена Гибеле Дели, заявила, что ей говорили, что в Ла Суз сир де Ре убивает маленьких детей (GR, 317-318). Свидетели заключали, что этот факт «был известен всем» (GR, 318-319).

Нас не должно удивлять превращение временной смерти, характерной для обряда инициации, в реальную смерть детей в свидетельских показаниях жителей Машкуля, Шантосе, Нанта. Как отмечал В.Я.Пропп, постепенное вырождение обряда, утрата им своего первоначального значения превращали его в непонятное и, как следствие, страшное явление. Содержание таким образом заменялось формой: инициация как символическое убийство, как временная смерть оборачивалась смертью подлинной. Ее описание превращалось в

- 46

сказочный нарратив .

Именно эта форма характерна для свидетельских показаний на процессе Жиля де Ре. Как и сказке, всем им свойственна некая сюжетная законченность (когда начало сказки/рассказа разнообразно, а середина и конец - более единообразны и постоянны), нанизывающее построение фраз, детальное описание несчастья, которое выступает в качестве завязки сюжета.

Сюжетность свидетельских показаний - их главная отличительная черта: показания самого обвиняемого и его сообщников этой

особенности лишены, они, как уже было сказано, записаны в форме ответов на статьи обвинения. И, тем не менее, им свойственны такие детали, которые описывают все тот же, ставший страшным, обряд инициации. Только на этот раз - увиденный «изнутри» его непосредственными участниками. В большей степени это характерно для показаний слуг Жиля де Ре, Анрие и Пуату.

Мы снова встречаем описание «дома в лесу» и «странной горницы»: комнаты в Машкуле, где жил сам Жиль де Ре (GR, 276, 282); «некоей комнаты (в Ла Суз. - О.Т.), в самом дальнем углу дома, где Жиль имел обыкновение проводить ночь...» (GR, 283-284); наконец, комнаты в Машкуле, где «Жиль де Ре и мэтр Франсуа (Прелатти) запирались одни» и от которой хозяин «всегда хранил ключи при себе» (GR, 287). В этих комнатах, а также в «башне замка Шантосе» и в «подвале в Машкуле» находились трупы и кости многочисленных детей (GR, 274, 278, 282). Этих детей Жиль нещадно мучил, прежде чем убить, и говорил, что мучения доставляют ему даже большее наслаждение, чем гомосексуальные контакты (мучения-телесные истязания и повреждения при обряде инициации) (GR, 275-276, 277, 282-283). Слуги описывали также расчленение трупов, отрубание частей тела, кровь, которой все было залито, и оружие Жиля, которым он пользовался (что соответствует описанию знаков временной смерти) (GR, 275, 278, 283, 285). Сюда же можно отнести рассказ о так называемом убийстве другого, когда одна потенциальная жертва приводила вместо себя другую (других) (GR, 277, 278).

Возникает, однако, вопрос: кому собственно принадлежали все эти описания. Если в случае со свидетелями мы были вправе, учитывая форму записи их показаний, рассчитывать на (относительную) подлинность их слов, то в случае Анрие и Пуату дело, скорее всего, обстоит иначе. Их «признания» похожи до такой степени, что возникает сомнение в их подлинности. Как мне представляется, им были попросту зачитаны одни и те же заготовленные заранее статьи обвинения (причем в одном и том же порядке), с которыми они вынуждены были

47

согласиться (в отличие от хозяина, слуг пытали) . Следовательно, можно предположить, что перечисленные выше «конкретные» детали были выдуманы самими судьями на основании свидетельских показаний, которые были получены до «признаний» сообщников Жиля (и до его собственных «признаний»).

Эта гипотеза подтверждается при чтении статей обвинения (составленного также после выступлений свидетелей, но до того, как были получены признания Жиля и его слуг), где описание «ужасного преступления» выглядело еще более конкретным: «Также обвиняется Жиль де Ре в том, что он в своих замках Шантосе, Машкуле и Тиффоже, а также в городе Ванне, в доме упомянутого Лемуана, в высокой комнате этого дома, где он проживал, а также в Нанте, в доме Ла Суз, в некоей высокой комнате, где он имел обыкновение запираться и проводить ночь, убил 140 или более детей, мальчиков и девочек, подло, жестоко, бесчеловечно; что он заставлял [своих помощников] убивать их, — а также в том, что он посвящал Дьяволу части тел этих невинных детей. И с ними до и после их смерти он совершал ужасный грех содомии и заставлял их удовлетворять его преступную похоть, что противно природе, незаконно и достойно наказания. А затем он сжигал их тела, а пепел приказывал выбрасывать во рвы и каналы, окружавшие эти замки. 15 из этих 140 невинных детей были выброшены в потайных местах дома Ла Суз, а остальные - в других тайных и отдаленных местах.