нет житница еще горит

и вот собака расписная

расскажет косным языком

как тошно ей под каблуком

и психопатией задеты

плетутся вечером в кабак

друг друга приобняв итак

один в вельветовом плаще

другой с зелеными глазами

над ними скудная звезда

блестит какими-то лучами

в чем тайна кроется подчас

полузатопленная лодка

и окровавленный платочек

и новолунье в камышах

так замирает детектив

но через три десятилетья

совсем отстирывают кровь

луна меняется в объеме

из жижи вылезает лодка

как пробка в гулком кабаке

цветет вода сияют латы

что обновленные заплаты

чуть опрокинув темное стекло

сказала мелодично: я читаю

записки анны вы —

рубовой она без ног жила под паровозом

но вот спласталось всё и кони люди

шипами иглами пошли платонов да филонов

истеблишмент мне верно ненавистен

сирокко с побережья клеопатры

колючие докучные песчинки

позволите — я голову прикрою

удобен абажур из детской кожи

он преломляет тайные лучи

как бонвиван соломенную шляпу

но вот приехал армавир в анапу

а там глаза открылись в тростниках

ты знаешь про сиамских близнецов

они срослись боками кровь и лимфа

всё время булькали перетекали

в палатке жили ветхой

оставался

подарок от заезжих англичан

ореховая колбочка с секретом

развоплотиться? только плоть мешает

артерии не пропускают спирт

и с эвкалиптов демоны взлетают

в громокипящий мир

что в ангельском посольстве горевать?

желтеет страсть в проломленных пенатах

теперь уместно ворковать —

осока заводей крылатых

все скроет обойдет — так лимонад

стекает по распаренному телу

не выскочить не отступить назад

скользит страна и скудные пределы

то стянутся то отпадут но вот

да — крепостной шофер! да — мужичок бездомный!

всю эту вязь убогую прорвет

теперь у сердца он и уж рычит огромный

удар хвоста — и плещется вода

автомобиль под нежный лед стекает

и шиной яростной гремучая звезда

в остывшем чае умирает

добротной жизнью стоит погореть

в каком-нибудь беспечном ридикюле

сверкал ли этот нож? секла ли эта плеть?

когда мы встретились? — мне помнится в июле

но не тебе триремой бороздить

чертежные бесчувственные воды

так девственница тщится приручить

пантикапейскую природу

вконец запутавшись в сетях рыбацких вкось

и поперек затянутых заливом

тащи наживу тать! снимай бушлат матрос!

не ты ли так ревниво

«из пушки на луну» — в июле бормотал

покуда стражники затеяли тревогу

и жертвовал таврический причал

казенный дом сарматскую дорогу?

как не сойти с отравленных небес

сюда в запекшуюся соду

пока не растворился не исчез

в терновнике исхода

спеленутый раскрашенный двойник

по-диккенсовски пристального тома

покуда арестант июльский сник —

от молний он оглох ослеп от грома

как механический зверек

зловредно растревожен

вдруг натыкаешься на слог

а он и невозможен

долгоиграющей тюрьмой

затянутый умело

придется выдернуть самой

беллерофонта стрелы

так оказаться не у дел

в уродливом сюжете

берешь мальчонку на прицел

а он и не заметил

как грозно выщипана бровь

набухла грудь у сучки

покуда впитывает кровь

любовные колючки

отшельник батискаф и мантия хмельная

каким ключом ни отопрешь ларец —

в обломках караван-сарая

все скалится мертвец

надежно погребен засыпан требухою

на весь подземный мир стозевно голосит

и как загнать его немеющей рукою

во гроб повапленный в хрустальный этот скит?

в устах гудят и фауна и флора

и дети жадные осколки перетрут

чтоб отыскать средь тесного раздора

запрятанный искусно изумруд

и счастье и покой и хуй и воля

скрип ювелира в темной глубине

ненастный петя в тощем коридоре

куст менструальный на стене

так — не владельцем конного завода

так — не пинки наездника терпеть

в горсти у молодого антипода

под жадным пальцем заблестеть