Речь даже не о благодарности. Вовсе не так уж акцентирует Бааль га-Тания необходимость быть благодарным Б-гу за Исход из Египта. Он скорее ставит ударение на мысли, что я должен в какой-то мере почувствовать любовь Б-га ко мне. И только тогда во мне начинают пробуждаться аналогичные чувства, и чем интенсивнее понимание, тем полнее и искреннее ответное чувство.
Чувство любви к Б-гу возникает в результате работы по подготовке фундамента во внутренней структуре нашей души. Спонтанно изливающаяся любовь — редкое качество, свойственное тем уникальным личностям, которые сбросили с себя путы законов человеческой натуры. Реакции же большинства людей совершенно человеческие, и эти люди, которые не прорвались пока к чему-то иному, должны сделать усилие и развить в себе то, что находится в пределах человеческих возможностей. Поэтому, чтобы испытать любовь к Б-гу, большинство людей должны потрудиться для развития в себе этого чувства. На твердой интеллектуальной основе возможно достичь подлинно эмоциональных отношений с Б-гом. В свою очередь, это возможно только на основе веры, или хотя бы такой надежной точки отсчета, какая, например, дается традицией.
Возможно обратить сердце и ум к тому, от чего пробуждается любовь, но нельзя приказать кому-либо любить Б-га любовью, исходящей изнутри. Мало того: поскольку любовь — это свободное излияние чувств вне волевых пределов, тем более невозможно приказывать тому чувству любви, которая есть дар Б-га человеку. Это последнее нельзя даже считать частью служения Б-гу, это скорее награда. Такая любовь есть скорее компенсация за преданность. Если так, что можно сказать о мире грядущем? В нем душа блаженствует в сиянии Шхины* (Шхина — Б-жественное Присутствие на земле.) или как-то иначе наслаждается чувствами любви к Б-гу и трепета перед Ним. С другой стороны, тот, кто очистил свое телесное естество, до крайней степени возвысил материю жизни, достиг максимума своих возможностей в изучении Торы и добрых делах и достиг Высшей Души — что еще он может получить в мире грядущем? Еще раз повторим — говоря о мире грядущем, имеют в виду не какое-то место, куда можно попасть, а уровень, которого нужно достичь. Таким образом, уровень любви не связан с чем-то, что человеку приказано; он просто отражает то, что человек есть.
Цель всех этих размышлений о любви Б-га — вернуть нас к вопросу об обучении и к стиху (Мишлей [Притчи], 24:16): И семь раз упадет цадик, и снова встанет. Первая, довольно очевидная мысль, высказанная здесь, — что цадик, как и любой человек, не избавлен от слабости и падений. Поскольку путь его — это человеческий путь, он усеян препятствиями и ловушками.
Вторая же мысль, более тонкая, состоит в том, что падение цадика (мудреца) — это часть его работы. Конечно, естественно ожидать, что мудрец будет избегать ловушек, в которые попадаются обычные люди, будет следовать более ровным путем и только изредка падать. Но сделать падение частью пути, по которому следует цадик, — это противоположный подход, подход, с подозрением относящийся к ровным дорожкам. Упасть, подняться, снова упасть — признак непрекращающейся внутренней борьбы. С этого важно начать, так как нередко человек думает, что неудача или период упадка в его жизни означают, что в ней что-то совсем неверно. А на самом деле, как сказано и здесь, и в других местах, падение — не признак поражения, а признак того, что человек растет, что внутри него живо нечто важное; нечто важное настолько, что его отсутствие делает прогресс невозможным и привлекает Ангела Смерти. Есть рассказы, иллюстрирующие эту мысль. Например, рабби Буним из Пшиша говорил, что человек должен ощущать себя как бы лежащим на плахе, и дурное побуждение стоит над ним с топором, готовое отсечь ему голову. И так, говорил он, надо смотреть на все, связанное с искушением и с неправильным поведением. Один из учеников рабби спросил: А как быть с тем, кто не так видит свое положение? На это рабби Буним ответил: Это знак того, что дурное побуждение уже отрубило его голову. Короче, человек без сомнений и неудач вызывает подозрение, что он уже упал так низко, что перестал чувствовать свое падение. Есть также комментарий Бааль Шем Това на стих: И Я сокрытием сокрою Лицо свое (Дварим, 31:18), что повторение (слова сокрытием сокрою) служит для того, чтобы показать — само сокрытие будет сокрыто. Когда человек не знает, что лицо Б-жье отвернулось от него, сокрытие усиливается этим. Пока человек знает, что Б-г отвернул свое Лицо, он еще может быть спасен в соответствии с человеческим ритмом падений и подъемов; когда же он и этого не знает, падение оказывается окончательным.
Итак, путь, которым идет цадик, — упасть семь раз и подняться. И тем более, что человек называется идущим, а не стоящим! Статичны, стоят неподвижно — ангелы. Их внутреннее бытие неизменно. А человек-цадик мобилен, он идет среди этих стоящих, его душа продвигается постоянно, все время поднимаясь на более высокий уровень бытия. Даже если человек достиг уровня архангела Михаэля, ему не позволено остановиться, он должен стать больше архангела. Он должен продвигаться от победы к победе, никогда не почивая на лаврах. Таким образом, предназначение человека по самой его природе — изменяться и расти. Он может также спускаться и падать; но нет среднего положения, в котором он мог бы замереть неподвижно.
Более того, при переходе с уровня на уровень опасность падения увеличивается. Человек уже не находится в безопасности на прежнем уровне и легко может упасть прежде, чем закрепится на новом. То же верно и относительно любого изменения в состоянии, в уровне существования. Например, входя в воду, чтобы плыть, человек проходит через неустойчивое состояние, когда он уже не стоит твердо на дне, но еще и не плывет. Переход, таким образом, всегда включает в себя элемент неустойчивости и опасности. Переходя, человек всегда может сорваться и потерять все. Смысл процитированного увещевания — удержать человека от слишком глубокого падения.
Можно также вспомнить человека, который что-то осваивает, физическое или умственное, и попадает в ситуацию по-настоящему новую. Иногда приходится сказать ему, чтобы он забыл все, что знал. Эти прежние знания его только запутают. Нельзя подняться на более высокий уровень, не позабыв, не отбросив то, что уже знаешь. Поэтому люди, неспособные забывать, лишь с большим трудом продвигаются вперед. Переход с уровня на уровень требует своего рода прыжка, надо покинуть то, что только что было твердой почвой. Это фундаментальное качество человеческого прогресса — промежуток между точками несет в себе определенные черты качества ничто, и нельзя перейти от одной точки к другой, не потеряв равновесия хотя бы на мгновение. Есть рассказ о рабби Зейре из Вавилона, который прибыл в Палестину учить Иерусалимский Талмуд. Для этого он наложил на себя сто постов — чтобы забыть Вавилонский Талмуд. С чем же он остался? Вавилонский Талмуд он забыл. До тех пор пока он не выучил Иерусалимский Талмуд, он что, был невеждой? Конечно, дело обстоит более сложно. Такой спуск — спуск относительный. Человек забывает некоторое знание, чтобы приобрести новое. Это не редкая проблема: сколько забыть? Много путаницы может произойти из стремления удержать знания, больше уже не нужные. А стремление и сохранить с трудом добытые знания, и продвинуться на более высокий уровень может завести в тупик. С другой стороны, нельзя отменить то, что уже отпечаталось в душе. Человек работал над собой и достиг какого-то качества бытия — невозможно потерять это достижение, хотя иногда это не осознается. След в душе неизгладим.
Хасиды из Коцка были знамениты своим неприятием всяких сроков и всякого порядка. Они молились с таким рвением и сосредоточенностью, что утренние молитвы продолжались и после полудня, а вечерние — до утра, и внешние условности их волновали мало. Но когда во главе их стал лидер Гурского направления, относительно молодой, прямой и правдивый человек, он решил, что нужно установить фиксированные часы для молитвы. Думали, что такое резкое изменение вызовет сильную оппозицию; но вышло иначе. Коцкие хасиды, привыкшие жить вне времени, смогли принять новый закон: восемь часов означает ровно восемь. И в этом проявилась их способность изменятся — способность оставить и забыть нечто хорошее и даже, в их понимании, ценное.