Русский посол барон Моренгейм потребовал, чтобы французское правительство парализовало все попытки революционеров. Фрайсинэ, Рибо и Констанс обещали ему это. Но Моренгейм все беспокоился, как бы кто-либо из революционеров незаметно не уехал бы в Россию. Он многократно посещал Констанса, требуя от него ареста своих соотечественников. Но Констанс заявил, что он не может арестовать без предъявления обвинения. Вскоре случилось президенту выехать из Парижа. Он должен был выехать 21 мая в сопровождении Констанса. Моренгейм очень волновался за все время отсутствия Констанса, распорядительность которого он очень ценил.
26 мая Моренгейм посетил префекта полиции и сообщил ему, что получил достоверные сведения о намерении некоторых самых опасных нигилистов выехать в Россию. Префект полиции и начальник охраны, со своей стороны, уже знали об этом от тайных агентов и заявили, что они ждут лишь возвращения Констанса, чтобы действовать. Для получения инструкции был послан к Констансу чиновник с докладом о случившемся. Констанс приказал ждать с арестом до его возвращения, которое было назначено на 28 мая. Действительно, он прибыл в Париж 28 мая, а 29-го были арестованы 9 революционеров. Полиция овладела их бумагами, нашла взрывчатые материалы и несколько готовых бомб. Русский император, узнав от своего посла о происшедшем, выразил глубокую благодарность французскому послу в Петербурге. Лозэ получил благодарственные письма от Моренгейма и от Дурново. Если вспомнить, что вся фабрикация бомб производилась при живейшем участии Дандезена, который даже снабжал деньгами революционеров, будучи агентом тайной полиции, то становится очевидным, в какой комедии участвовало французское правительство и жертвами какого обмана пали несчастные русские революционеры. Память о нигилистическом процессе 890 года быстро исчезла даже среди тех, которые были в нем живо заинтересованы. Высланные после этого процесса революционеры переправились в Лондон, потеряв всякую надежду узнать точную подоплёку этой таинственной истории. Ландезен с 1890 года совершенно исчез, и о нем ходили самые разноречивые слухи. По одним версиям, он умер; другие утверждали, что он выехал в Южную Америку; третьи, наконец, уверяли, что он служит в чрезвычайной охране в Царском Селе:
В 1906 году Бурцеву посчастливилось узнать от Лопухина, что Ландезен занимает какой-то важный пост в Германии, на который его назначило русское правительство в благодарность за услуги. Одновременно среди эмигрантов в Женеве, Берлине и Париже поднялись толки о каком-то таинственном лице, заменившем Рачковского и Ратаева на должности начальника русской тайной полиции за границей. Эта новая провокаторская деятельность в Германии принудила социал демократическую партию рейхстага запросить канцлера фон Бюлова дать разъяснения по этому поводу.
Некий статский советник фон Гартинг, облечённый генеральским чином с титулом Превосходительства, имел под своим началом целую армию тайных агентов русской полиции, действовавших всюду, где появлялись русские эмигранты. Сотрудник Бурцева Бакай сообщил ему однажды свои предположения, что Партит, вероятно, был некогда членом революционной организации в роли провокатора. Это заинтересовало Бурцева, и он решил дознаться, кто скрывается под этой маской. Долго все усилия были безрезультатны. В январе или феврале 1909 года, когда все были заняты делом Азефа, Бурцев получил несколько писем от Гартинга. При сравнении их с письмами Ландезена., хранившимися у него, его поразило сходство слога. Все же он не решился отожествить эти два лица. Из собственноручных писем Гартинга явствовало, что он жил в Париже в 1890 году. Вскоре Бурцеву, сообщил один его приятель, вращавшийся в высших петербургских сферах, что он слышал, как Гартинг заявил как-то, что Бурцеву известны все его тайны. Бурцев собрал все имеющиеся у него сведения; он узнал, что Гартинга зовут Аркадием; одновременно он вспомнил, что Ландезена все товарищи в 1890 году звали Аркашей. Далее он вспомнил, что в это же время Ландезен ездил по делам в Брюссель и велел адресовать себе письма на имя Гартинг. Наконец, он получил от многих высокопоставленных лиц веские доказательства, что Ландезен и Гартинг одно и то же лицо. Министр юстиции Бриан попросил Бурцева письменно изложить свои показания. На следующий день Бриан получил следующее письмо:
"Господин министр юстиции, сим имею честь сообщить Вам следующее: в 1890 году некий Ландезен, которого настоящее имя Геккельман, был заочно приговорён сенским судом к 5 годам тюремного заключения как организатор динамитного покушения.
В то же самое время я познакомился с Ландезеном и поддерживал с ним знакомство в течение года. Настоящим довожу до Вашего сведения, что человек, именующий себя Гартингом, он же Петровский, Бэр и т. д., имеющий постоянное местожительство в Париже и лично знакомый с М. Hamard, здешним начальником охраны, с М. Ruichard и со многими другими высокопоставленными лицами, занимающий должность начальника тайной русской полиции в Париже, в действительности не кто иной, как Ландезен, в чем могу привести доказательства. Посему прошу выдать приказ об аресте названного Ландезена-Гартинга Петровского-Бэра. Для подачи показаний ставлю себя всецело в Ваше распоряжение.
Примите уверения моего глубочайшего почтения.
Бурцев".
Процесс 1890 года помог Ландезен-Геккельману отличиться и приобрести значительное влияние в высших сферах Петербурга. Ему удалось убедить царя, что он спас его от покушения, и в награду за это Александр III назначил его на высокий пост. Вскоре после того он женился на молоденькой богатой бельгийке из Льежа, семье которой он представился как дипломат. В 1907 году состоялось свидание русского императора с германским в Свинемюнде. Гар-тингу поручена была особая охрана царя и его семейства.
Вскоре после того его назначили начальником русской тайной полиции за границей с жалованьем 36 тысяч франков в год, не считая косвенных доходов, дававших ему чуть ли не вдвое больше. Между прочим, он пользовался лишь 11 тайными агентами, тогда как жалованья отпускалось на 25. Кроме агентов в Париже и во всей Франции, ему были подчинены также ai енты в Швейцарии, Италии, Германии, Англии и Швеции. В Швеции он проделал одну из своих самых больших гнусностей. Дело касается революционера Черняка, члена социал-революционной партии. Русское правительство потребовало от шведского его выдачи, хотя обвинение, представленное против него, не носило политического характера.
Сообщником и помощником Гартинга был Стендаль, арестовавший Черняка и заключивший его в тюрьму при очень грубом обращении. Лидер шведской социал-демократической партии Брантинг протестовал против незаконного ареста Черняка и потребовал его освобождения. Черняку удалось благополучно сесть на курьерский поезд, следующий в Антверпен. Но на другое утро его нашли мёртвым в купе, отравленным самым таинственным образом.
В 1904 году Гартишу поручено было сопровождать эскадру адмирала Рожественского. Он был облечён чрезвычайными полномочиями на все время путешествия. Есть основание думать, что знаменательный инцидент в Гулле был следствием его чрезмерного рвения и желания всюду видеть покушения и заговоры. Мирные рыбацкие лодки из Гулля были приняты им за японские миноносцы, и, как известно, бомбардировка этих лодок чуть было не послужила поводом к разрыву сношений между Англией и Россией. Прибывши на Дальний Восток, Гартинг покинул эскадру и продолжал путешествие по суше, где ему было поручено позондировать верноподданнические чувства русской армии, особенно офицерства. За свои услуги, совершенные во время путешествия, он получил награду в 100 тысяч франков.
Карьера Гартинга окончилась так же, как и карьера Азефа. Когда появились разоблачения Бурцева, он находился в Брюсселе, только что получив поручение принять все меры и подготовить безопасный приезд русского царя во Францию. Немедленно Гартинг собрал свои пожитки и исчез. Дело Гартинга было тяжёлым ударом для русской тайной полиции. Клемансо в парламенте открыто запретил преемникам Рачковского продолжать свою деятельность во Франции. Примеру Франции последовали и другие западноевропейские державы.
