– Конечно, конечно. Ну, так постарайтесь.

Гейде откланялся й уже на другой день явился с докладом:

– Нашёл, ваше превосходительство; карета принадлежала извозчику, который уже арестован, а господин Ушаков был ограблен беглыми солдатами. Я их тоже поймал, ваше превосходительство.

– Прекрасно, прекрасно, господин Гейде! – похвалил начальник. – Я вижу, вы необыкновенно способный человек… Это делает вам честь. Согласно моему обещанию, я сделаю о вас представление, вы будете повышены. А теперь помогите раскрыть историю с Шубиным.

– Не имею слов выразить благодарность, ваше превосходительство, а история с поручиком Шубиным – довольно призрачная история-с.

– Призрачная-то призрачная, но нет веских улик Сыщите мне эти улики. Распутайте этот узел!

– Употреблю все силы! – отвечал Гейде с глубоким поклоном.

Над головой бедного Шубина собиралась гроза… А он лежал дома в уверенности, что зардевшаяся заря скоро разгорится для него в сияющий день и обогреет его, так много страдавшего.

Он приятно улыбался, оставаясь один, и всё ждал от царя милостей за своё мужество. Совесть не поднимала голоса в его душе.

Но милости и награды что-то не торопились сыпаться на него, а через несколько дней вокруг Шубина рой добрых знакомых и приятелей значительно поредел. В городе стали упорно разноситься насчёт него разные неблаговидные и подозрительные слухи. Полторацкому запрещено было видеться с ним… Но счастливый в своей мечте поручик ещё ничего не замечал и не подозревал.

А между тем запутанная история при содействии пристава Гейде, обладавшего действительно замечательными сыскными способностями, всё более и более день ото дня распутывалась, через несколько дней Гейде принёс к начальнику полиции пистолет, найденный одним истопником Михайловского замка в канаве, когда он ловил рыбу. Пистолет оказался от офицерского седла.

– Надо, ваше превосходительство, показать его лакею поручика Шубина, не признаёт ли?

– Да, да, непременно! Пошлите за ним, здесь и допросим, – согласился генерал Комаровский.

Камердинер Шубина был приведён к генералу, и Гейде начал опрос:

– Ты давно служишь у поручика Алексея Петровича Шубина?

– Да мы, ваше высокоблагородие, ихние крепостные будем. Я у их благородия служу с самого поступления в полк

– А скажи, пожалуйста, не было ли у твоего барина седла какого-нибудь?

– Как же-с! И посейчас есть седло у нас. Это ещё когда барин был полковым адъютантом, так с тех пор седло.

– В седле этом и пистолеты есть?

– Есть-с, как следует, по форме.

Гейде показал ему пистолет, вытащенный из канавы у Летнего сада.

– Не признаёшь ли этого пистолета? Был ли у барина такой?

Камердинер внимательно осмотрел пистолет.

– Кажись, – и наш, а может быть, – и не наш, все они на один фасон.

– Седло у вас где находится, дома?

– Дома где-то завалено, барину теперь не требуется…

– Ну, так ступай сейчас домой и отыщи седло с пистолетами. Я пошлю с тобой полицейского. Да барину ни слова, а то худо будет.

Седло было отыскано, в нём недоставало одного пистолета в кобуре.

– Ну, теперь ясное дело, он сам себя ранил, а заговор лишь выдумка, – заключил генерал.

– Что касается примет этого Григория Иванова, откуда он их, ваше превосходительство, взял?

– И правда, откуда он эти приметы взял?

– Надобно опять допросить лакея, – решил Гейде, – не знает ли он кого с этими приметами. Когда лакею прочитали приметы Григория Иванова, он сказал:

– Да, был у нас, ваше высокоблагородие, ровно бы как такой… тоже из крепостных барина, лакеем служил.

– Где ж он теперь?

– А Бог его знает! Бежал он от барина.

– Бежал? – переспросил генерал. – А объявление в полицию подавали?

– Как же, беспременно подавали, в третью Адмиралтейскую часть, барин меня и посылал с объявши.

Навели справки в Адмиралтейской части, затребовали это объявление о бежавшем крепостном и увидели, что прописанные там приметы оказались теми же, что у выдуманного Григория Иванова.

– Однако это уж чересчур! – воскликнул генерал. – Он не потрудился даже выдумать новых примет, а взял да и списал с бывшего слуги. Это просто глупо!

Шубина арестовали. На следствии он сначала продолжать утверждать прежнее, но когда ему представили все улики, упал на колени и со слезами признался, что выдумал эту историю для того, чтобы заслужить милость и награду государя.

Дело имело худой конец для поручика: его лишили чинов и сослали в Сибирь без срока. Легковерный Полторацкий отделался дёшево: получил строгий выговор «за легковерие». На служебной карьере это не отразилось, спустя тридцать пять лет он даже стал ярославским губернатором.

Гейде был пожалован чином подполковника и назначен начальником драгунской команды.

Поручик Шубин провёл в ссылке тринадцать лет. В 1815 году его простили, и Шубин вернулся в столицу. Дальнейшая его судьба неизвестна.

В одном из центральных архивов хранится следственное дело за 1796 год «О монахе Авеле и написанных им книгах». Чем глубже знакомишься с ним и судьбой загадочного монаха, тем больше удивляешься: как могли забыть историки человека, чьи пророчества сбывались день в день? Он предсказывал Екатерине II и Павлу I, Александру I и Николаю I. Правда, всем Авель имел дерзновение назвать день их смерти, а тем паче, причину, за что двадцать один год провёл в ссылках и тюрьмах. Так кем же он был – авантюристом, сумасшедшим или действительно пророком?

Крестьянин Василий Васильев родился в 1757 году в Тульской губернии. С юности он отправился странствовать по Руси, принял постриг в одном из Новгородских монастырей. Став монахом и взяв имя Авель, сперва жил отшельником на Волге, потом в Соловецком монастыре, в Валаамском, где написал свои первые «зело престрашные книги». Это две небольшие тетрадки с главами «Сказание о существе, что есть существо Божие и Божество», «Жизнь и житие отца нашего Дадамия».

Авель потом объяснял, что ничего не писал, а «сочинял из видения». Однажды утром, ещё затемно, ему будто бы открылись в небе две большие книги. Также было видение, что «ожидаемый жидами мессия уже объявился на земле, а именно в русском городе Орле под именем Фёдора Крикова». Авель поехал в Орёл и действительно нашёл торговца-еврея с этим именем. Они долго беседовали, и Криков назначил Авелю «в этом же году встречу в Киеве». Встрече не суждено было состояться, поскольку к этому времени Авеля арестовали, но именно разговор с «мессией» подвиг, видимо, его к паломничеству в Константинополь, куда он и двинулся через Орёл, Сумы, Полтаву и Херсон.

Костромской епископ, в епархии которого стал жить Авель, немало озадачился писаниями монаха, углядев в них ересь. Авеля расстригли и должны были судить светским судом. Но так как в книгах шёл разговор и об императрице, епископ счёл за лучшее отдать «расстригу» в костромское наместническое правление, откуда под строгой охраной его отвезли в петербургскую тайную экспедицию для допроса.

Допрашивал Авеля преемник знаменитого истязателя Шешковского Александр Макаров.

"Вопрос. Что ты за человек, как тебя зовут, где ты родился, кто у тебя отец, чему обучен, женат или холост и если женат, то имеешь ли детей и сколько, где твой отец проживает и чем питается?

Ответ. Крещён в веру греческого исповедания, которую содержа повинуется всем церковным преданиям и общественным положениям; женат, детей трое сыновей; женат против воли и для того в своём селении жил мало, а всегда шатался по разным городам.

Вопрос. Когда ты говоришь, что женат против воли и хаживал по разным местам, то где именно и в чём ты упражнялся и какое имел пропитание, а домашним – пособие?

Ответ. Когда было ещё 10 лет от роду, то и начал мыслить об отсутствии из дому отца своего с тем, чтобы идти куда-либо в пустыню на службу Богу, а притом, слышав во Евангелии Христа Спасителя слово: «аще кто оставит отца своего и матерь, жену и чада и вся имени Моего рода, той сторицею вся приимет и вселится в царствии небесном», внемля сему, вячше начал о том думать и искал случая о исполнении своего намерения. Будучи же 17 лет, тогда отец принудил жениться; а по прошествии несколько тому времени начал обучаться российской грамоте, а потом учился и плотничной работе.