Когда в 1908 году провалился Азеф, буря испуга и смятения, видимо, охватила даже департамент. Вот какой циркуляр поспешил он разослать:
"Начальникам районных охранных отделений, губернских жандармских управлений и охранных отделений.
Последовавшее благодаря известным условиям разоблачение услуг, оказанных делу розыска инженером Ев-но Азефом, может с вероятностью вредно отразиться на приобретении новых и даже, быть может, на сохранении некоторых функционирующих сотрудников. Ввиду сего департамент считает необходимым прежде всего разъяснить, что правильно поставленная агентура является одним из самых сильных средств борьбы с революционными выступлениями и предприятиями, а потому дальнейшее её сохранение и развитие представляется необходимым. В случаях же замеченных колебаний в сотрудниках, ввиду раскрытия роли Азефа, надлежит указывать сомневающимся сотрудникам, что розыскные органы сумели сохранить в тайне работу Азефа в течение 1б лет, и она огласилась лишь при совершенно исключительных условиях предательства, и что властями приняты все меры к полному обеспечению тайны работы сотрудников.
Наряду с этим департамент вновь подтверждает делавшиеся им уже неоднократно указания по поводу так называемой «провокации». При том условии, что каждый сотрудник является прежде всего членом подпольной организации, лица, руководящие ими, должны строжайше внушать сотрудникам совершённую недопустимость проявления последними инициативы в революционных предприятиях и вовлечения в таковые своих единомышленников или совращения на революционный путь лиц, не примкнувших к активной преступной деятельности, а равно участия в преступлениях против личности и имущества. Сотрудники категорически должны быть предупреждены, что при полной обеспеченности конспирации их корректных услуг розыску, всякая провокационная деятельность непременно разоблачится как путём агентуры, так и в особенности на формальных расследованиях в суде, а что за такое нарушение своих обязанностей они будут предаваться неукоснительно в руки правосудия без всякой надежды на снисхождение, причём, конечно, будут приниматься все меры к защите их в тех случаях, когда обвинение их в провокации будет возводиться на них заведомо ложно.
Наряду с этим надлежит зорко следить за деятельностью сотрудников путём освещения таковой при помощи посторонней агентуры, а когда возможно, и наружного наблюдения.
Имея в виду, что дело Азефа возбуждено исключительно с целью расстройства агентуры и внесения смуты в ряды розыскных органов, Департамент полиции считает своим долгом предостеречь таковые от придания чрезмерного значения упомянутому выступлению революционеров, на которое надлежит смотреть как на единственный случай неудачи, созданной небывалыми в истории правительств условиями. В этом событии лица, ведающие розыском, должны лишь почерпнуть новые силы и бодрость в упорном продолжении борьбы с преступным движением, памятуя, что их служба основана на риске и всегда является предметом самых усиленных забот и попечения со стороны высшего начальства.
О настоящем циркуляре департамент просит немедленно поставить словесно в известность начальников железнодорожных полицейских управлений и отделений.
Подписал: директор Трусевич Скрепил: заведующий отделом полковник Климович…"
Трудно, конечно, сказать, принимала ли «охранка» на места секретных сотрудников тех, кто сам того добивался. Несомненно одно: недостатка в таких предложениях не было. Целый ряд лиц, самых различных по положению, предлагал свой услуги – за хорошее вознаграждение или же бесплатно, из идейных побуждений. Это были и безграмотные люди, и мелкие литераторы, неудачники и солидные чины.
Вот примеры таких прошений (орфография подлинника).
"Его Превосходительству Московскому Граданочальнику.
Ваше превосходительство Московский градоначальник прошу Вас место Ахранова От деление виду того что я могу вам услужить в данное время так я хорошо знаком с партиими с демократическими и с комунистыми и социалистыми и революцеанерами и с крестьянским Союзом Могу ихния дела подорвать в короткое время если Вы додитя место".
Следует подпись и адрес.
"Я, нижеподписавшийся, сотрудник (не постоянный) «Русского слова», «Русского листка», «Нового времени», автор рассказов, 16-го сего сентября обращался за рекомендацией цензора Московского цензурного комитета С.И.Соколова к г-ну начальнику Московской сыскной полиции с докладной запиской о выдаче мне прав, с которыми я мог бы беспрепятственно иметь доступ во все места (как-то: театры, маскарады, собрания и т. п.) и возможность доставлять тайной полиции сведения о политической преступности и неблагонадёжности тех или других лиц, представляя документы и другие вещественные доказательства их, а также просил распоряжения о содействии мне полиции, доставление пользования полицейским телефоном, в случаях экстренных сообщений полиции, причём г-н начальник сыскной полиции советовал обратиться к Вам, как к начальнику охранной полиции. Я и обращаюсь к Вам с тою же просьбой и прошу Вас, если возможно, удовлетворить её.
Мне, как человеку, самому вращающемуся во всевозможных кружках и обществах, очень часто приходится встречать подозрительных личностей, и я принёс бы Вам пользу, доставляя всякие сведения о них. Кроме того, я имею все способности сыщика и с удовольствием и по Вашему поручению могу наблюдать над тем или другим кружком, обществом или лицом. Вообще я буду очень рад быть Вам полезным без всякого вознаграждения.
Если Вам небезынтересно знать, сколько мне лет и чем я занимаюсь, то я пишу Вам это. Мне 20 лет, по профессии художник (учился в Строгановском), по религии православный, по убеждениям славянофил. Хорошо образован, хотя, к сожалению, не знаю языков.
С почтением, имею честь быть Вашим, милостивый государь, покорнейшим слугою.
С.Л.Бирев".
На этом письме имеется пометка ротмистра Сазонова:
"21 сентября 1896 г.
Объявлено лично Биреву, что в услугах его охранное отделение не нуждается. При этом ему сделано строгое внушение с предупреждением не обращаться с подобными предложениями".
Как Петров Карпова убил
Едва ли будет большой ошибкой сказать, что значительную часть секретных сотрудников составляли сбившиеся с пути члены партий, и каждый из них пережил в своё время личную драму. Почти всегда ошибка являлась первым шагом на этом пути. Легко представить себе рабочего человека, освобождённого после ареста. Если интеллигента после ареста поддерживали, то рабочего – никто. Заводы и фабрики для него закрыты, деваться некуда; в это время добрые приятели из кругов, близких к охранному отделению, уговаривали: плюнь ты на это дело, иди в «охранку» и расскажи, что знаешь. Если он упирался, ему говорили: «Не хочешь выдавать тех, кто на свободе, назови тех, кто уже попался, им вреда не сделаешь». Если он попадался на эту удочку, то оказывался полностью в руках отделения. Дальше шли доносы, заливаемые вином. Махнув на всё рукой, подопечный уже выдаёт направо и налево, «погибать – так с треском». Спускаясь всё ниже, он редко удерживался от шантажа, после чего его без снисхождения выбрасывали за борт.
Но если он удерживался от уголовщины, то судьба его была немногим лучше: товарищи по партии через два-три года начинали его сторониться, а «охранка», не получая ценных сведений, почти забывала о его существовании. И само охранное отделение считало, что сотрудник «выдыхается» через два года работы. Приводимое ниже письмо ярко рисует положение одного из этих «бывших» людей.
"Его Высокопревосходительству господину Московскому градоначальнику сотрудника Казанского охранного отделения
Анатолия Александрова
Заявление
Имею честь просить Ваше Высокопревосходительство об оказании мне помощи, я, зная Ваше Высокопревосходительство за хорошего человека, прекрасного начальника, человека, каких у нас в России остаётся очень мало, и как имел счастье уже приносить пользу Вашему Превосходительству своими трудами, когда вы были казанским губернатором, решился просить у вас помощи, так как я в настоящее время нахожусь в крайне критическом материальном положении, питаясь почти одной водой. Я состоял сотрудником при охранном отделении в Казани, считался одним из первых сотрудников, работал в партии с. – р., в этой партии работал один, был посвящён в важные партийные дела, мне принадлежит открытие главных членов комитета и боевой организации; открытие типографии, склада оружия, сходки митингов и прочее. Получал оклад от 30 р. до 170 руб. в месяц.
Раскрыл покушение на г-на начальника жандармского управления, хотя неудавшееся. Указывал местонахождение разыскиваемых важных политических преступников. И в то же время занимался расследованием и арестованием некоторых политических, с помощью полиции, вот этим-то я и открыл себя. Мне прислан был приговор соц. – революционеров о смертной казни, но в виду того, что главари были мной указаны и арестованы, то приговор привести с исполнение было некому, и я поспешил уехать и укрыться в Москву, живу здесь с ноября 1906 года. Конечно, об этом всё известно было как начальнику жандармского управления и заведующему охранным отделением ротмистру Трес-кину, который теперь в– Омске начальником жандармского управления…
Меня вызывали в Казань, и я, подвергаясь опасности, ездил по делам отделения. Когда я был в Казани, то моё пребывание было там открыто, и меня преследовали, и по приезде моём в Москву решили было меня на вокзале лишить жизни, но мной те люди были вовремя замечены. Я спрыгнул с поезда и тем спасся.
Мне здесь жить очень опасно, и я хотел бы уехать в Омск, куда зовёт г.Трескин, но я нахожусь в очень критическом положении, и потому умоляю помочь мне или направить к богатым людям… Надеюсь на Вас больше, чем на родного отца! Неужели Вы, Ваше превосходительство откажете в моей просьбе, и тогда мне остаётся или умереть с голоду или покончить с собой! За комнату задолжал за три месяца 18 рублей, за хлеб 10 рублей, за чистку белья 2 руб. 50 коп., чай, сахар, еда в дороге – 5 рублей, брюки нужно – 8 рублей… Вы – единственный человек, на которого я возлагаю свои надежды. Вы решите: жить мне или не жить!!!
Ваше превосходительство, на коленях со слезами умоляю, не откажите! О вас везде хорошие отзывы, Вас низший люд Москвы называет благодетелем! Господь спасёт Вашу драгоценную жизнь на добрые дела, сколько людей молятся за вас, за ваши благодеяния! Многие лета Вам, Ваше превосходительство!"
