— Но я не…
Хотелось сказать, что танцевать я не настроена, платье не так чтоб удобное для танго, и вообще предупреждать надо, что будет конкурс бальных танцев, а в том, что он занимался бальными танцами, я не сомневалась.
— Не умеешь танцевать танго? Я научу! — Матвей твердо был намерен выставить меня неповоротливым бревном. Но в чьих глазах? Дмитрия? Он вроде бы ушел. Просто так? Не знаю.
Если я не хочу танцевать, то это не значит, что не умею. Я несколько лет в детстве хвостиком таскалась за старшим двоюродным братом. Куда он, туда и я. Он в клуб исторической реконструкции, я за ним. Он на акробатику, и я туда же. Он пять лет бальными танцами занимался. Я, разумеется, была его партнершей. Плюс параллельно окончила хореографическую школу. Так что в грязь лицом не ударю, хоть туфли для танцев не очень приспособлены.
— Или я тебя чему-нибудь научу! — многозначительно сказала я.
— Посмотрим…
Станцевались мы сразу, без репетиций. Бывает. Двигался Матвей великолепно, да и я решила оторваться, раз уж все равно нечего терять. Надо же иногда расслабиться и получать удовольствие. Вот и получу. Редко когда бываешь уверена, что партнер тебе на ногу не наступит и не уронит. Хоть он и пытался сначала доказать мне, что я путаюсь в двух ногах, но ему это быстро надоело, и он тоже решил получать удовольствие. Мы даже не заметили, что стихла музыка и зазвучали аплодисменты. Для нас. Потому что в круге света никто кроме нас не танцевал. Вообще кроме нас никто не танцевал. Мы стояли и смотрели друг на друга, я довольно улыбалась, а Матвей сказал:
— Лучшей партнерши у меня еще не было. Проси за свой танец, что хочешь!
— Все, что захочу? — прищурилась я. Перспектива кабак-койка становилась все ближе.
— Все, что захочешь, даже если это полцарства! — пообещал Матвей.
— Мне не надо полцарства, — поддержала я игру.
— Что же ты хочешь за танец?
— Голову вампира!
Матвей улыбаться перестал. Он что, шуток не понимает? Сейчас я дальше пошучу, он поймет и посмеемся вместе.
— Да, голову вампира, который вчера покусал мою подругу Елену. И, представляешь, он ее не загрыз, она ему не понравилась!
— Не загрыз, говоришь? — не проникся шуткой парень.
— Нет! А она очень красивая блондинка. Подумаешь, пьяная была, с каждым случается. Вампиры пошли какие-то разборчивые!
Ну, теперь он должен расхохотаться в голос, я тоже похихикаю, потом еще несколько ничего не значащих фраз и кабак-койка. Матвей остался серьезен и что-то обдумывал, медленно повторяя:
— Елена? Блондинка? Вчера? Не загрыз?
— Все так, — подтвердила я. Надежда на продолжение знакомства в иной плоскости таяла как дым. По роже Матвея — он прямо сейчас на войну собрался, а не в постель с девушкой.
— Ты обещал! — протянула я, делая попытку вытащить его из центра зала, где мы по-прежнему стояли на радость глазеющей публике.
— Ты получишь голову этого вампира!
Матвей развернулся и ушагал из зала, оставив меня как идиотку стоять в одиночестве. Ему бы флаг в руки и автомат наперевес, топает, как будто шагнул с экрана. Может, помахать ему на прощанье платочком? И кто из нас дурак? Не буду больше мусор ночью выносить.
Как себя чувствует моя семгочка? Она нежная, мягкая, если ее помнут, ей будет плохо. Сумка так и лежала на стуле, ждала, пока я в гордом одиночестве к ней вернусь. Взяла сумочку, зло отодрала висящую на одной нитке бусинку, села, залпом выхлебала бокал шампанского.
— Людмила…, - осторожно начал разговор затюканный парень с щенячьими глазами.
— Не танцую! Не пою! Оперу не выношу! Не рисую, в шахматы не играю, крестиком не вышиваю, по-французски не говорю! Налей мне еще шампанского.
С этим в койку не пойду. Тут нормальные парни разбежались все в непонятках, а этот только через год решится мне намекнуть про первый поцелуй, по нему видно. А перед этим еще со своей мамочкой посоветуется, не рано ли в тридцать лет целовать девушек. Выпила еще один бокал.
— Нет, нет, что ты! Я совсем не это хотел сказать! Еще налить?
— Наливай.
— Меня зовут Евгений. Я представился, но ты, наверное, не слышала? — жалобно спросил он.
Да, не слышала, потому что не слушала. Мне этот сходняк посторонних и совершенно ненужных людей был не интересен. Уйду отсюда и забуду всех.
— Привет, Евгений, рада познакомиться, — тем не менее, решила быть вежливой.
— Так я хотел сказать…
— Женька, поддержи тост! — потянулся к нам с рюмкой через полстола пузатый дядечка.
— Я не пью! — отшатнулся от него парень.
— Надо! Что ты за мужик! Ты как моя двенадцатилетняя дочь — молчишь и жмешься, так она ж девчонка!
— О, у вас есть дочь? — вступила в разговор дамочка, которая уже исковыряла вилкой измученный салатный лист и не знала, чем заняться.
— У меня их три.
— Три двенадцатилетних дочери? Тройняшки?
— Нет, одной двенадцать, другой четырнадцать, и еще одной двадцать два.
— Так вы счастливый отец!
— Да уж, счастье. Я сына хотел.
— Еще будет.
— За это и выпьем!
Пить за несуществующего сына пришлось всем. Я опять шампанское, а задохлик Евгений — минералку.
— Тяжело, наверное, с тремя девочками? — не отпускала мужика внезапно оживившаяся дама, даже рюмку водки с ним за компанию выдула и закусила своим салатным листом, чему он, лист, наверное, был невероятно удивлен.
— Не, нормально. Старшая весной замуж вышла, а младшие послушные. У меня не забалуешь! После школы — сразу домой! Никаких мальчиков!
— Вы просто замечательный отец! — глаза у дамочки прямо светились. Надо же, как она детей любит. Редко встретишь человека, который так внимательно слушает разговоры о чужих детях. Порадовать ее, что ли?
— У меня двое племянников, забавные мальчишки, одному два года, а другому четыре, — поддержала я тему детей, но она мальчиками не заинтересовалась. Посмотрела на меня сверху вниз и опять повисла на многодетном папаше.
То сидела и на него не смотрела, а то вдруг заинтересовалась. Что внезапная любовь с людьми делает! Ладно, не буду мешать. Тут, может, у людей счастье всей жизни вот-вот засияет. Может, он вдовец и ищет дочкам ласковую мачеху.
— Людмила! — обратился ко мне многодетный дядечка, едва складывая слова в предложения — водки в графине почти не осталось. — Не в обиду тебе будет сказано, я балет не люблю. В нашем монастыре такое не танцуют. Ты ж с незнакомым мужиком при всем честном народе обжималась. Хоть бы подождала, пока тебе восемнадцать исполнится, чтоб так себя вести.
Я невольно улыбнулась и подсела к дядечке поближе, потеснив даму.
— Это что за танец такой вы тут выплясывали? Ты зачем юбку задирала? Как тебя родители так поздно гулять отпустили? Туфли у матери стащила? Они ж тебе велики. Я же вижу, у меня опыт!
Туфли мне велики всего на полразмера. Я их на распродаже купила с огромной скидкой. Последняя пара. Считаю, что мне повезло. Они кучу денег стоили, очень красивые. И я в них еще одну стельку проложила и ватой немного набила, так что ничего не видно. Я ж в них не планировала танцевать.
— Не спеши становиться взрослой, девочка, успеешь! — учил меня жить дяденька, запивая монолог еще одной рюмкой.
Слушала бы и слушала. Все-таки это фонари на улице виноваты, что я плохо выгляжу. Вот в приличном месте с хорошим освещением мне снова дают восемнадцать.
— У тебя еще глазки наивные! Чуда ждешь?
Ага, премию от начальства. Точно чудо будет. Ждешь тут чудес, ждешь, а тебе даже не дают спокойно стырить семгочку. И блюдо с мясной нарезкой поставили очень далеко от меня. Придвинуть ближе не позволяло хорошее воспитание, врожденная интеллигентность и ученая степень. Очень сильно расстроилась и стырила две котлеты по-киевски. Они не очень нужны, но пусть будут. Стало немного лучше и захотелось послушать еще комплиментов о том, какая я юная и ждущая чудес.
Мужик, который с нами не разговаривал, а только зло смотрел, стал смотреть еще злее, потому что обе женщины — и дамочка и я — навесились на пьяного дядечку, отталкивая друг дружку. Он, мужик, конечно, считал, что более достоин женского внимания. Евгений жалобно смотрел и завидовал молча.