Рожа Бориса выразила: «Не может быть!». Может, радость моя, может. Это называется индивидуальный подход.

— И адрес тоже дал.

Борис вообще помрачнел, сел в кресло и кивнул мне, как собачке, на соседнее. Вроде: Жучка, место! Я села.

— Зачем ты пришла, Людмила?

— Видите ли, Борис, мне очень срочно нужна печать клана.

Хорошо, что Борис сидел. Он резким движением подался ко мне, но замер. Молчал. Пришлось говорить мне.

— У людей бывают разные группы крови… И у некоторых людей очень хорошее обоняние… Просто за гранью возможного… Ведь так бывает, вы согласны?

Борис ничего не ответил, встал, подошел к окну, то есть стеклянной стене. Казалось, что он стоит в небе среди звезд и огней города.

— Представь себе, Людмила, — с мрачным пафосом начал он, — что время для тебя остановилось. То есть ты останешься такой же вчерашней школьницей, как сейчас, очень надолго.

— О, это вы по адресу! — почти засмеялась я, чем стерла выражение торжественного величия с его лица. — Только мне не семнадцать лет, мне через четыре месяца будет двадцать восемь! Думаете, забавно? Сейчас, возможно, мне приятно молодо выглядеть, а вот когда в восемнадцать влюбляешься в парня, а он спрашивает, закончила ли я пятый класс, согласитесь, это печально. А этим летом я гуляла по торговому центру, там раздавали бесплатные журналы, а мне не дали, сказали: отойди, девочка, только для взрослых! — напоследок пожаловалась я.

Борис глазел на меня, а я добавила:

— Я вообще думаю, что у меня где-то есть свой собственный портрет Дориана Грея!

Может быть и есть. Мне когда было двенадцать лет, мой портрет рисовал двоюродный дед. Надо спросить у мамы, куда этот портрет делся. Вдруг на нем, мне — двадцать восемь?

Борис отошел от стены, щелкнул пальцами, вокруг нас медленно зажглись какие-то разноцветные огоньки. Он думает, что это красиво? Не поймешь, где заканчивается улица и начинается пол. Ладно, потерплю. И холодно здесь очень. Никакие батареи не выдержат такую огромную площадь отапливать.

— Допустим, Людмила, тебе повезло. Ты выглядишь очень юной. Но не все же такие.

Ага! Мысленно порадовалась я. Так им и надо. Я, между прочим, тоже за собой слежу. Не пью, не курю, не наркоманка, спортом занимаюсь и не жру на ночь. Вот! А он — повезло. Повезло, да, но не только.

— Теперь представь, что ты выглядишь не на восемнадцать, а на двадцать восемь, или старше, и у тебя есть много времени, чтобы вернуть себе молодость, тебе очень хочется вновь стать юной. Что можно сделать?

— Съесть молодильное яблоко?

— Их не бывает.

— Живая вода? Волшебная палочка?

— Тоже сказки.

— Чешуя русалки? Нет, она невкусная, не советую.

Борис с удивлением на меня посмотрел и добавил:

— Или разнообразные способы, которые донесла до нас история.

— Маски из тертых ягод по бабушкиному рецепту?

— Или что-то противозаконное, — направлял мою мысль в нужное русло он.

— Ванны из крови юных девственниц? — предположила я. Слишком часто за последние дни их вспоминают.

— Есть такой рецепт, — согласился со мной Борис.

— Неужели кто-то в наше время может им воспользоваться? — осторожно спросила я, вцепившись в подлокотник.

— Не поверишь, Людмила, такие существуют.

— Жаль, что не могу до них донести, насколько они не правы, — зло сказала я. — По-моему, они заслуживают самого сурового наказания, вы не находите?

— А как же «красота требует жертв»? — следя за моей реакцией, улыбнулся Борис.

— Вряд ли эти жертвы во-первых, добровольные, а во-вторых — совершеннолетние, — не согласилась я.

Борис сел в кресло, и около нас, словно выйдя из ночного неба, образовался слуга с подносом. Красное вино. Опять. Мне пить не хотелось, но я пришла в роли просителя. Не буду злить хозяина. Пришлось отхлебнуть под рассказ Бориса про виноградный урожай какого-то года. Зря я ходила на курсы сомелье, все бесполезно, не интересует меня спиртное.

— Так что ты говорила про Константина? — после второго бокала, спросил Борис.

— Ничего не говорила, — ответила я, глядя чересчур наивными глазками. — Я ни про кого ничего не говорю. И после третьего бокала тоже не скажу.

— Если мне очень хочется узнать какие ты могла сделать выводы при полном отсутствии информации?

— Почему же, — не согласилась я. — Информации было вполне достаточно для того, чтобы прийти за печатью клана именно к вам.

— И это возвращает нас к началу. Итак, зачем тебе печать?

— Одной дуре на лоб поставить. Чтобы пить бросила и по ночам не шлялась. Шучу. Но вообще-то это правда. Ну, почти. Я подумала, что печать клана вряд ли выглядит как обычная канцелярская печать. Скорее, как перстень-печатка. Он мне очень нужен.

— Почему ты решила обратиться именно ко мне? — Борис слушал мои рассуждения очень внимательно.

— Ой, да просто так! — изобразила я глупую улыбку. — Вы такой богатый мужчина, драгоценности любите, вон, у вас на пальцах сколько всяких колечек! Да вы не подумайте ничего плохого, я же просто так посоветоваться пришла! Дайте мне на денек какой-нибудь простенький перстень, а? Я верну.

От моей наглости Борис потерял весь словарный запас. Сидел и смотрел на меня. Я решила, что переиграла и обнаглела, пошла на попятную.

— Хорошо, я ведь не настаиваю, просто подумала, что вы как специалист по красивым вещам посоветуете, что больше подойдет. Колечко с синеньким камушком? С красненьким? Без камушка? Я бы сегодня зашла в магазин бижутерии и купила. Мне лишь бы на печать было похоже.

— Вот, возьмите, Людмила! — Борис снял один из своих многочисленных перстней и отдал мне. — Этот подойдет. Носите на среднем пальце левой руки и не снимайте.

— Большое спасибо! Я завтра же верну!

— Нет, не завтра. Принесите мне его в пятницу.

— Обязательно! Не волнуйтесь, я не потеряю.

— Я знаю.

— До встречи, Борис, большое спасибо!

Он не ответил.

В лифте я ехала в сопровождении охранника и думала о том, что убью Елизавету. Еще не знаю как, но убью. Борис ведь не врал. Юные девственницы, значит. Перебрав подробно события запоминающегося урока танцев в доме Елизаветы, я поняла, что она нас тогда не пугала. Она ведь серьезно собиралась нас убить. Ну, со мной-то ладно, сама тупая. А вот кровь девочек для омолаживающей ванны… Она же поняла, что никто не знает, куда мы поехали, сама нам сказала. И если бы ни любознательность и сообразительность детей, то я бы сейчас здесь не стояла. Девочкам от меня магарыч, я им очень сильно должна. И надо будет еще сегодня вечером подумать, как убить Елизавету. Настя с Ксюшей ведь не первые девочки, которыми она продляла себе молодость. И что она делала тогда на дороге, когда Дмитрия увидела? За кем следила? За мной? За ним? Новых девочек ловила? Потом подумаю, когда ее прибью, заразу.

Еще насторожило, что Борис меня в начале разговора называл на «ты», а в конце — на «вы». И до двери проводил, а поначалу глядел, словно брезговал со мной разговаривать. К чему бы это? Ведь не просто так, очень уж наглядно и заметно менялось его поведение в процессе разговора. Тоже надо подумать над этим.

Машина Евгения стояла на том же месте, но он сам куда-то пропал. Я ведь совсем недолго разговаривала с Борисом. Где Евгений? Ушел? Побродила вокруг машины, попробовала позвонить, мне сказали — отстаньте от абонента. Ждала, спрашивала у охранников — не видели. Пришлось ехать домой на общественном транспорте.

— Ну, у тебя и перстенечек! С одного удара зубы грабителям выбивать?

— Я тебе не Янка, чтоб с одного удара. Это она у нас каратистка.

— Чего тогда ты крутишь этой старой железякой перед моим носом?

— Елена, ты ничего не понимаешь.

— Да, не понимаю. Я же не доктор исторических наук и никогда им не буду. Поэтому если ты сейчас расскажешь, что раскопала эту грязную железку в каком-то могильнике…

Нет, ну, не поверите, девушка ждет принца на полном серьезе, и при этом у нее нет ни капли романтики в душе. И как на нее эту печать поставить?