В 1872 году Огонь-Догановский, не имевший никакого состояния и занимавшийся в Москве частною адвокатурой, составил проект учреждения в Москве акционерного общества под названием «Друг коннозаводства» для развития коннозаводства и операций по покупке лошадей, продаже их, выездке и т. д. С этим проектом он явился к князю Хилкову, которому объяснил, что учредителями этого общества состоят многие высокопоставленные лица. Затем Догановский сообщил свой проект Долгорукову, напечатал его при посредстве последнего, а печатные экземпляры стал распространять в публике. Вместе с тем Догановский объявил, что впредь до утверждения правительством общества «Друг коннозаводства» он открывает три кабинета коннозаводчика для операций, которые должны были составить предмет деятельности будущего общества. При этом он заказал бланки «Кабинета коннозаводства», составленные и напечатанные соответственно бланкам «Конторы путеводителя по России и справочного места» Долгорукова. На этих бланках Догановский вел переписку с разными лицами и рассылал уведомления об открытии своего кабинета. Сделав такие приготовления, Догановский занялся наймом служащих с залогами через контору Долгорукова, которому за этот наем платил известный процент. Лицам, являвшимся к Долгорукову по его публикации, он советовал поступить к Догановскому со внесением ему залогов, рекомендуя его за человека весьма состоятельного и хорошо ему, Долгорукову, известного. Уверяя нанимавшихся в том, что залоги их будут целы, Долгоруков сам писал им условия с Догановским или диктовал таковые, причем говорил, что во избежание расходов условия эти незачем совершать у нотариуса, тем более, что у него, Долгорукова, также контора. Свидетелю Никите Петрову при поступлении на службу к Догановскому сына его, Петра Никитина, Долгоруков даже выдал формальное удостоверение о личности, написанное на бланке своей конторы с приложением ее печати. Сам же Догановский, объясняясь в конторе Долгорукова с лицами, поступавшими к нему на службу, выдавал себя за человека богатого, приводящего в исполнение большое и выгодное предприятие при участии и под покровительством: многих названных им высокопоставленных особ. При этом Догановский говорил, что общество «Друг коннозаводства» уже утверждено правительством и акции его (а по другим показаниям — его учредительские паи) уже все разобраны. В контору Долгорукова Догановский приезжал как бы на своей лошади, то есть всегда на одной, был хорошо одет и в петличке имел знак отличия военного ордена (белый Георгиевский крестик). Принимая залоги от нанимающихся, Догановский тут же в конторе Долгорукова запечатывал эти залоги в особые пакеты и уверял, что они будут у него целы. Для большего удостоверения в своей состоятельности он при самом поступлении некоторых из потерпевших к нему на службу (например, Загонова) показывал им билет Купеческого банка в 60 тысяч рублей, оказавшийся впоследствии поддельным. Поступивших к нему в услужение лиц Догановский разместит по трем открытым; им без надлежащего правительственного разрешения, «Кабинетам коннозаводства»; из них один, под названием «Центрального кабинета», помещался на Божедомке, в доме Жданова, где сначала жил и сам Догановский; другой, под названием «Первого отделения», находился на 1-й Мещанской, в доме Щербиченко, а третий, под названием «Второго отделения» — на Пресне, в доме Талызина. Кабинеты эти имели каждый своего заведующего, конторщиков и артельщиков и переписывались между собою на бланках. Была заведена касса, счетные книги, штемпеля и т. д. Операций и дел, в сущности, никаких не было, и служащие находились в ожидании занятий и развития предприятия, что им постоянно обещал Догановский. Денег также вовсе не было; находившиеся при кабинетах шесть лошадей содержались в долг и за квартиры также заплачено не было. Кассиру Оттмар-Штейну Догановский сдал для хранения запечатанный пакет с надписью «банковых билетов и при них документов на 17 тысяч рублей». Пакет этот, виденный многими служащими, Оттмар-Штейн, не распечатывая, взял к себе. Догановский постоянно делал в газетах публикации об открытии и деятельности своих кабинетов; когда же главный из этих кабинетов был закрыт по распоряжению полиции, то Догановский, надев фрак с Георгиевским крестом в петлице, говорил, что поедет к обер-полицмейстеру, и затем, возвратившись, рассказывал об участии, которое принимает сам обер-полицмейстер в его делах и в устроенном им предприятии по коннозаводству. Через несколько времени служащие, не получая жалованья и не видя в кабинетах Догановского никакого дела, стали тревожиться о целости своих залогов и требовали следующего им содержания. Для успокоения служащих и убеждения их в своей состоятельности и действительности предприятия Догановским были употреблены особые средства.
Так, в январе 1873 года в его центральном кабинете была получена на его имя городская телеграмма, в которой неизвестный Кузнецов уведомлял, что следующие с него деньги 16 тысяч рублей он заплатит 20 числа. Телеграмму эту Догановский показывал Оттмар-Штейну и другим служащим, повесил ее на видном месте конторы и, по его словам, все ездил к Кузнецову за деньгами, но по разным причинам никак не мог получить их. Затем он показывал служащим, каждому отдельно, вышеупомянутый билет Купеческого банка в 60 тысяч рублей и поручил даже Оттмар-Штейну вычислить по нему проценты 1862 года, утверждая, что билет этот настоящий. Догановский говорил (между прочим, Загонову), что никак не может собраться разменять его, для чего даже три раза ездил в банк, но разменять не успел. В марте 1873 года Догановский скрылся из своего центрального кабинета на Божедомке и тайно от своих служащих нанял номер в доме Андреева на Молчановке. 29 марта он отказал всем нанятым им лицам и наотрез объявил им, что залоги их истратил и теперь уплатить не может. На предложение служащих в обеспечение уплаты внести местному мировому судье показанный им билет Купеческого банка в 60 тысяч рублей Догановский согласился, но в назначенное время к мировому судье не явился и билета не внес. Когда же служащими у Догановского была подана на него жалоба, то некоторых из них (например, Преображенского) Долгоруков просил не припутывать его к делу, за что и обещал денег. Купеческий сын Николай Семенович Прокофьев и ямщик Николай Павлович Мячков показали: Прокофьев — в мае 1873 года (то есть уже после возбуждения следствия по настоящему делу): свидетель, нуждаясь в деньгах, обратился за ними в контору Долгорукова, который познакомил его с Догановским. Последний предложил Прокофьеву снять в аренду ферму близ Москвы, а для того, чтобы иметь на это деньги, нанять артельщиков с залогами, которые разделить между собою. Разговор об этом возобновился и на даче Долгорукова в Сокольниках, причем Долгоруков не советовал Прокофьеву брать служащих с залогами, говоря, что за это можно подвергнуться уголовному преследованию и что Догановский уже состоит под следствием за такой поступок; Догановский же убеждал свидетеля не слушать Долгорукова, а последовать его, Догановского, совету и указаниям. Мячков: года за три до его допроса (26 октября 1873 года) он явился в гостиницу близ вокзала Николаевской железной дороги вследствие публикации о том, что там нужен служащий с залогом на хорошее место. Ищущим служащего оказался Огонь-Догановский, который объяснил Мячкову, что он служит начальником станции на какой-то железной дороге, предложил ему место своего помощника с залогом в 5 тысяч рублей. Когда же Мячков попросил Догановского принять от него в залог принадлежавший ему дом, то Догановский наотрез отказал, сказав, что ему нужен залог денежный. Из приложенного к делу послужного списка о службе Догановского видно: 1) что он служил в военной службе юнкером и уволен без именования воинским званием и 2) что знаком отличия военного ордена он пожалован вовсе не был. Обвиняемый Константин Платонович Огонь-Догановский, не признавая себя виновным в обманном похищении залогов у лиц, нанятых им в услужение, показал, что, составив проект учреждения в Москве акционерного общества «Друг коннозаводства» и получив от многих лиц полное одобрение этого проекта, он решился приступить к его осуществлению, для чего обратился к помощи Долгорукова. Денег у него, Догановского, в это время не было. Долгоруков, совершенно сочувствуя его мысли и убедив его проект напечатать и распространить, посоветовал для получения денег на предприятие и обороты поступить так же, как успешно поступал и он, Долгоруков, то есть нанять служащих с залогами, которые и употребить на исполнение предприятия. При этом Долгоруков говорил, что проект его, Догановского, не может не пойти, будучи в высшей степени полезен для общества, которое не может, ввиду своей пользы, не сочувствовать такому предприятию, почему и не подлежит никакому сомнению, что Догановский найдет сам и через контору его, Долгорукова, множество компаньонов, устроит дело и затем, возвратив служащим залоги, их отпустит. Убежденный такими доводами он, Догановский, последовал совету Долгорукова и через него стал нанимать служащих с залогами, которыми и думал совершить свои обороты. При этом Долгоруков брал с него много денег за комиссию и даже оставил у себя часть залога Загонова. Наняв в короткое время столько служащих, что им приходилось платить в месяц одного жалованья до 600 рублей, он запутался, залоги истратил, а предприятия своего осуществить не мог. Нанятых им в услужение лиц он не обманывал, а принимая от них залоги, сам увлекался общественною пользой. В потере своих залогов виноваты сами служащие, которые своею притязательностью и несвоевременным требованием о возврате денег запутали его, Догановского, дела, не дали ему возможности поправиться и вместе с Долгоруковым разорили его. Что же касается знака отличия военного ордена, полученного им, Догановским, за усмирение польского мятежа, то орден этот он продолжал бы носить и теперь, если б имел средства на покупку лент и самого знака. На означенный орден он имеет законное право, что, по его мнению, можно видеть из вышеупомянутого послужного его списка. Обвиняемый Всеволод Алексеевич Долгоруков, также не признавая себя виновным во взводимом на него преступлении, но не отрицая вышеприведенных касающихся его обстоятельств дела, объяснил, что лицам, нанимавшимся через его и Селиверстова контору в услужение к Огонь-Догановскому, он говорил о том, что их залоги будут нужны. Он говорил им также, что условие, составленное у него в конторе, имеет одинаковое значение с нотариальным, так как нотариус, свидетельствуя подпись, не гарантирует целости денег. О состоятельности Догановского он, Долгоруков, никаких сведений не имел, но верил в утверждение и осуществление его проекта. Из показаний обвиняемого Огонь-Догановского, свидетелей Ловейко, Загонова и других видно, что в 1872—1873 годах Долгоруков сам назывался и его все называли князем.
