Такого ли образа действий надо было ожидать от начальницы монастыря, от лица, посвятившего себя служению Богу и своим ближним, лица, которое дало обет отстраняться от всего мирского и лучшими своими качествами считать послушание, смирение и любовь к ближнему.
Господа присяжные заседатели, вы не можете не согласиться, что при этой обстановке, при этих условиях жизни Медынцева не могла не подпасть под влияние игуменьи Митрофании. Медынцева заявила, что она, живя в общине, никаких бумаг без согласия игуменьи Митрофании не подписывала; подавала же все бумаги игуменья сама. Поступать иначе, по мнению Медынцевой, значило бы сопротивляться воле матушки-игуменьи, действовать самовольно. Заявление это было подтверждено показаниями Ефимова, но и помимо этого показания мы имеем несомненное доказательство в документах тому, что бумаги от имени Медынцевой выдавались без ее ведома и на ее бланках: заявление приставу 14 сентября подано в Москве в отсутствие Медынцевой; сознание векселей по Сушкинской сделке, очевидно, появилось без ведома Медынцевой и на ее бланке, о чем скажу далее; расписки Трахтенбергу, все векселя и счет портнихи — все это составлено без ее ведома, на ее бланках. Вы лично осмотрели эти документы и могли, значит, сами убедиться в правильности моего вывода.
Приучив Медынцеву подписывать бланки, игуменья приготовила тот путь, посредством которого семейство Медынцевой едва не было обобрано.
К делу удалось собрать 16 векселей от имени Медынцевой на 237 тысяч рублей. Кроме этих документов существуют еще векселя на 20 тысяч рублей от имени крестьянина Карпова с бланком Медынцевой и не достает векселей на имя Красных на 36 тысяч рублей. Я прошу вас запомнить тот факт, что среди этих векселей, за исключением векселя Яненко, нет ни одного, который не прошел бы через руки игуменьи Митрофании. Векселя эти написаны на имя подрядчиков общины, монахинь, на имена Красных и Трахтенберга; все это люди близкие игуменье Митрофании, неизвестные почти Медынцевой и не имевшие с ней никаких дел. Ко всем документам приложены удостоверения от игуменьи Митрофании, а к двум из них удостоверения опекуна Макарова. По показанию Красных, Осиновой, Петропавловской векселя от имени Медынцевой были написаны на бланках Медынцевой. Да и наружный вид векселей доказывает несомненно, в чем вы сами убедились, что во всех почти векселях тексты подогнаны к подписи, или, иначе сказать, векселя писались на бланках. Каким же образом могли появиться эти документы на свете? Были ли они даны добровольно Медынцевой? Медынцева утверждает, что она только раз сознательно подписала по требованию игуменьи Митрофании векселей на 50 тысяч рублей, в конце мая 1871 года в Страстном монастыре. Появление остальных бланков Медынцева объясняет так: в начале мая месяца в квартире Трахтенберга игуменья под предлогом снятия опеки заставила ее подписать много бумаг, но каких — она не знает, ибо была в это время очень больна, а без подписи бумаг ее не отпускали домой в Москву. Медынцева полагает, что вместо этих бумаг взяты с нее вексельные бланки. Ефимов вполне подтверждает показание Медынцевой. Замечательно также и то, что Медынцева неоднократно и многим лицам — сыну, Иванову, Глобо-Михаленко — всегда одинаковым образом повторяла этот рассказ, не впадая никогда в противоречие — обстоятельство, доказывающее правдивость объяснения Медынцевой! Затем, рассказ Медынцевой находит себе полное подтверждение в показаниях Толбузина и Трахтенберга. По словам первого, немедленно по отъезде Медынцевой игуменья говорила, что взяла с Медынцевой векселей на 56 тысяч рублей и дала Толбузину и Трахтенбергу в награду за их труды вексель в 6 тысяч рублей. И действительно, такой вексель существует, находится при деле, от Трахтенберга поступил к самой игуменье, а от последней к подрядчику Лохину. Происхождение этого векселя объяснено Трахтенбергом одинаково с Толбузиным. Сама игуменья Митрофания, а за ней свидетельница послушница Харламова не только не отвергают, но вполне признают тот факт, что в это время были у Медынцевой выманены векселя, но будто бы не игуменьей, а Толбузиным и Трахтенбергом. Мы увидим далее, что это последнее объяснение совершенно ложно. Согласно собственному объяснению Медынцевой, в мае месяце, по возвращении игуменьи Митрофании из Петербурга в Москву, с Медынцевой были взяты игуменьей векселя на 50 тысяч рублей для уплаты будто бы Ковалькову за хлопоты по опеке. Игуменья признает только тот факт, что ей надо было заплатить Ковалькову по делу Медынцевой 10 тысяч рублей, но отвергает то, что будто бы она взяла с Медынцевой векселя. Заметим, что Ковальков, если бы и требовал деньги, то не более 10 тысяч рублей, но Трахтенберг объяснил, что Ковальков никогда денег по делу Медынцевой не требовал, Ковалькову деньги были даны взаймы Трахтенбергом. Требовал он, Трахтенберг, деньги с игуменьи, потому что игуменья была ему должна, а так как игуменья денег не имела, то он, чтобы заставить ее заплатить деньги, угрожал игуменье дурным исходом Медынцевского дела. Мы можем проверить объяснение этого посредством документов. Из писем Ковалькова к игуменье видно, что он хлопотал не по одному делу Медынцевой, а также и по другому, какого-то С. Чем же доказано, что деньги посылались именно по делу Медынцевой? Ничем. Напротив того, тон второго письма Ковалькова, которым он с негодованием отказывается от хлопот по делу Медынцевой, доказывает, что вряд ли Ковальков получил деньги за хлопоты. Так люди подкупленные не пишут. С Ковалькова был взят вексель на имя Трахтенберга. Вексель этот по предъявленному вам счету считался собственностью не Медынцевой, а игуменьи. После расчета игуменьи с Трахтенбергом, 14 февраля 1872 года, чему безусловным доказательством служит предъявленная вам расписка, вексель этот поступил в собственность Трахтенберга и в уплату по долгу ему игуменьи. Что деньги Ковалькову были даны взаймы, а не по делу Медынцевой, прямым доказательством служит протест этого векселя у нотариуса Поль. Таким образом, если векселя с Медынцевой на 50 тысяч рублей были взяты по поводу уплаты денег Ковалькову, то они взяты путем обмана. А что Медынцева говорит правду, то, кроме свидетельского показания Ефимова, это доказывается следующими соображениями.
Из всех документов нет ни одного, который бы появился в обращении ранее июня 1871 года, но зато в июне месяце, немедленно после событий, только что мною указанных, появляются векселя на имя Перепелова, Грязнова, Шестова, Трахтенберга и других. Все они употреблены по делам только одной игуменьи. Если счесть, на какую сумму выпущено таких векселей в это только время, то окажется, что сумма их весьма близка к показаниям Толбузина и Медынцевой. Свидетели эти говорят, что векселей взято в мае месяце на 100 тысяч рублей, а векселей появилось в обращении единовременно на 87 тысяч рублей. Не менее замечательно и то, что игуменья Митрофания, договорившись с мужем Медынцевой о выделе сына 12 июля, требует от него векселей на ту же почти сумму — 85 тысяч рублей. Таким образом была выпущена в обращение первая серия векселей Медынцевой. Но, как вы видите, не все еще бланки Медынцевой были исчерпаны. Впоследствии, при продаже векселей Сушкину, явились еще новые векселя Медынцевой, на сумму 64 тысячи рублей, и все они, по сознанию Красных, Осиновой и Петропавловской, писаны на бланках Медынцевой.
Каким образом объясняет игуменья Митрофания появление этих векселей? Вы слышали, что на первом допросе игуменья Митрофания отказалась от всякого участия как в вымогательстве векселей, так и в извлечении из них пользы. Уличенная свидетельскими показаниями, а равно и текстами векселей, ею самою написанными, игуменья ничего не могла более сделать, как сознаться. Но она избирает другой путь. Тогда явилась необходимость доказать, откуда эти векселя. И вот являются рассказы такого рода, что часть векселей выманили Трахтенберг и Толбузин; потом игуменья Митрофания говорит, что дала вексель Махалину, чтоб он нашел благодетеля, который бы мог дисконтировать. Выставляются неизбежные свидетели, которые знают все, что служит в оправдание игуменьи Митрофании, и забывают все, что клонится к ее обвинению, является Харламова, на предварительном следствии показавшая что она никогда ничего не слыхала. Игуменья Митрофания, не отказываясь от того, что употребляла векселя на свои дела, оговаривает в вымогательстве бланков, с одной стороны, Трахтенберга и Толбузина, а с другой — Макарова. Она утверждает, что Трахтенбергу был дан один вексель по делам родственниц игуменьи Смирновых без подписи, а Трахтенберг заставил подписать его Медынцеву и Харламову. Точно так же и по тем же делам был дан вексель на имя Петропавловской Макарову, который, со своей стороны, заставил Медынцеву подписать этот вексель. Узнав о поступках Макарова и Трахтенберга, игуменья выкупила векселя и возвратила их для уничтожения тому жё Макарову. Для доказательства такой очевидной лжи были выставлены все те же свидетели: Харламова, Даниельсон, Коврайская и присоединена к ним Арсеньева. Но Даниельсон, Арсеньева и Коврайская свидетельствуют со слов самой игуменьи, а показание г-жи Арсеньевой так характеристично, что проливает яркий свет на источник этого показания, причем не надо забывать, что эта свидетельница — племянница обвиняемой. По показанию Харламовой, она, а не Медынцева выставила будто бы бланки на совершенно чистой бумаге в квартире Трахтенберга, но это объяснение дано ею в отдельном заявлении на имя следователя, после того как на допросе Харламова дала категорическое показание о том, что она о векселях Медынцевой никогда ничего не слыхала и не знает. Для опровержения этой неправды достаточно припомнить, что векселей на имя Трахтенберга и Харламовой не один, а пять; что тексты векселей писаны Махалиным и игуменьей, что если и верить Харламовой, то она подписывала не векселя, а чистую вексельную бумагу; что извлекали из векселей пользу не Трахтенберг и Толбузин, а одна игуменья Митрофания. С другой стороны, сама Петропавловская категорически опровергает показания игуменьи, утверждая, что она выставила безоборотный свой бланк по требованию игуменьи и на вексельной бумаге, на которой, как ей помнится, была уже подпись Медынцевой. Векселя, выданные Макарову по делам Смирновых, не скрыты ими и были предъявлены ко взысканию Гальберштамом и оплачены деньгами, занятыми у свидетеля Ушакова, которому игуменья передала за это подложный вексель Солодовникова.
