Виновность Петлина и Киткина очевидны. Вы отнесетесь к ней с справедливым порицанием. Очевидна и виновность Тениса и Медведева. Но, господа присяжные, в действиях Тениса столько машинального, столько добродушного и незлобивого в поступках Медведева, так мало развития можно требовать от этих лиц, всю жизнь проведших в сражениях на рапирах, так мало корысти в их действиях, что, по моему мнению, они заслуживают полнейшего снисхождения. И если вы дадите им снисхождение полное, такое полное, что оно почти исключает ответственность, то вы не поступите вопреки справедливости.

Присяжный поверенный Бардовский (поверенный гражданского истца). Доверитель его — родной брат покойного; они разошлись в 1866 году; А. Е. Седков уехал в Бессарабию. Братья переписывались между собою; покойный Михаил бывал у Алексея, но Алексей не имел точного понятия о состоянии своего брата; до него доходили слухи, что состояние это было порядочное. Весною прошлого года Алексей собрался навестить брата, но не успел увидеться с ним; он получил известие, что брат скончался. Он приехал сюда, чтобы узнать, что осталось после брата и где та небольшая сумма денег, принадлежавших матери, которая находилась у покойного. Вдова заявила, что муж оставил все имущество ей по духовному завещанию и ей же поручил воспитание племянницы. Это завещание заставило подозревать действительность выраженной в нем воли покойного, потому что в письме к бабушке, писанном в феврале 1874 года покойным, он выражал неудовольствие на свою жену, говорил, что ему тяжело жить. Кроме того, Алексею было известно, что брат его очень любил племянницу и, следовательно, не мог желать, чтобы она попала в руки той женщины, которую он считал недостойною. Собравши справки, он еще более имел оснований к подозрению и вследствие этого заявил спор о подлоге. Результат этого заявления доказал, что завещание и чеки были подложны. Подлог этот не отрицают подсудимые, в том числе и госпожа Седкова, но оправдываются тем, во-первых, что отказанное имущество принадлежало ей, и во-вторых, что в завещании была выражена истинная воля покойного. Что касается до 1 обстоятельства, то А. Седков не заявлял и не заявляет, чтобы все состояние, принадлежавшее супругам, было признано его собственностью. Он — человек небогатый и желает получить только то, что принадлежит ему по закону. Для этого нужно знать, в чем заключается имущество покойного и жены его. Но г-жа Седкова лишила возможности определить имущество, которое составляло собственность покойного. Ему еще не успели закрыть глаза, как началось расхищение имущества: цельные вещи и документы были отвезены к Макаровой, написаны подложные чеки и по ним получена с текущего счета 31 тысяча рублей, остались векселя и исполнительные листы, которые похитить нельзя, потому что они были писаны на его имя. Но отыскали способ, которым хотели достичь присвоения и этих ценностей. Способ этот заключался в составлении духовного завещания. Сама г-жа Седкова определяет принадлежащее ей состояние в 20 тысяч—25 тысяч рублей, а оставшееся после покойного — с лишком в 200 тысяч рублей. Но свидетели не подтвердили, что г-же Седковой принадлежало 20 тысяч рублей. Несомненно только то, что ей принадлежал вексель в 5 тысяч рублей, который был оплачен только в 1868 году. Ссылались на то, что до женитьбы покойный был беден, жил в одной комнате и т. д. Но после женитьбы он жил не роскошно; супруги занимали квартиру только в 4 комнаты; обед брали из кухмистерской; обстановку квартиры имели самую небогатую. Все это объясняется тем, что покойный был человек скупой и копил деньги. Что касается другого оправдания — истинной воли завещателя, то опровержением в этом отношении служит письмо покойного к бабушке, из которого видно, что незадолго до смерти покойный жаловался на жену. В заключение г. Бардовский обратил внимание присяжных на то, что они не призваны разрешить вопрос, кому принадлежало имущество, мужу или жене, и гражданский истец не заявляет такого требования. Вопрос этот будет разрешен впоследствии, а теперь он просит признать духовное завещание подложным и признать, что госпожа Седкова получила из конторы Баймакова деньги по подложным чекам.

Защитник г-жи Седковой присяжный поверенный Языков. Господа присяжные заседатели! Закон уголовный имеет дело с общей идеей преступления; он не может предвидеть всех частных случаев, которые порождаются жизнью; он есть общее правило и не может предвидеть всех исключений. Из известной категории деяний закон берет внешние признаки, по коим определяет эти деяния, и за них полагает взыскание. Но затем жизнь все-таки берет свое, являются такого рода деяния, которые не могут быть предвидены законом и которые ставят внутренне чувство естественной справедливости в противоречие и несогласие с указанием положительного, писанного закона. В этом отношении закон бессилен, и мы должны покориться ему; но дело ваше, представители суда общественного, примирить эти несогласия и рассмотреть в каждом данном случае все побудительные причины к совершению преступления и по ним постановить свой справедливый приговор. Мне кажется, что когда вы постановляете свой приговор, то вы входите в рассмотрение всех тех побудительных причин, которые могут представить вам в объяснение зародившегося и явившегося преступления. Если вы иногда, не взирая на созданное событие преступления, и произносите оправдательные приговоры, то, по моему мнению, это не значит, что вы оставили без всякого взыскания преступление, которое передано на ваше обсуждение, и принимаете только в расчет, что данное следствие, самый суд, все те страдания, которые соединены с этим для подсудимого, могут явиться в известном случае достаточным для него возмездием за преступление. Та женщина, которую мне приходится защищать, хотя недавно и достигла лет совершенных, но далеко не достигла тех зрелых, опытных лет, в которых человека можно признать вполне ответственным за свои поступки, признать, что он вполне понимал, что делал, предвидел все последствия, действовал сознательно. В этом отношении достаточно взглянуть на прошлую жизнь г-жи Седковой. После долгой внутренней борьбы, как только она увидела, что делать более нечего, что те лица, от которых она ожидала, что они облегчат ей труд сознания, промолчали, она, хотя в кратких словах, но решилась высказать свое прошлое. Рассказ ее был краток, но достаточен, чтобы понять, что с ней произошло. У ней нет ни отца, ни матери; мы видим, что ее берут из института; кто, как и зачем — не знаем. В это время ей было только 15 лет; значит, в самую раннюю эпоху юности она уже живет на отдельной квартире, и после того прошедшего, которое в подробности нам неизвестно, является ее замужество. Что за человек был ее покойный муж, вы уже достаточно знаете из вчерашней речи обвинительной власти. Это был человек сухой, суровый, расположенный только к деньгам, любящий только их и, конечно, женившийся не из-за чувств к девушке, а в предвидении выгод, которые могли дать и дали ему средства продолжать и развивать профессию, которой он занимался. По этому предмету мне кажется, что письма, на которые мне позволено ссылаться, достаточно указывают, как смотрел покойный на женитьбу, он не скрывал этого. Вот что пишет ему мать в письме от 25 апреля 1867 года: «Ты мне прежде не писал, что через свах хочешь жениться. Я бы тебе отсоветовала. Редко бывают счастливы, которые таким путем женятся, и главное, ты пишешь, что ни в одну из этих двух не влюблен... Но правда ли то, что сваха говорит насчет приданного». Покойный по своему положению принадлежал к лучшему обществу, и что же? Разве он ищет жену в этом кругу? Нет, он ищет женитьбы через свах, т. е. таких личностей, которые за вознаграждение хлопочут об устройстве судьбы другого. В другом письме, от 22 апреля, мать пишет: «Так как ты в заключение написал, что ни одна из этих особ тебе особенно не нравится, то мы порешили, что для тебя та невеста лучше, которая помоложе». Следовательно, Седков имел на примете через своих свах, которые знакомили его с девушками, двух невест. Он колебался в выборе: ни та, ни другая ему не нравятся, и вот он советуется с матерью, мать советует выбрать ту, которая помоложе. При таких-то условиях Седков женился на молодой, 16-тилетней Софье Константиновне Ераковой. Следовательно, тут не было обмана, не было сомнения, тут был прямой торг, при помощи которого он решился своим именем прикрыть пятно, лежавшее на девушке, которую он добровольно согласился взять замуж. Но справедливо ли говорит прокурор, что эта женщина или девушка могла служить по своим нравственным качествам, по тому взгляду, который она имела на мужа, постоянною для него помехою в жизни. Мне кажется, в этом отношении упрек обвинительной власти несправедлив. Каково бы ни было прошлое г-жи Ераковой, его едва ли можно ставить ей в укор. 15 лет — это до такой степени ранний возраст, что вменить ей все содеянное в вину весьма трудно. С другой стороны, возможно ли находить, чтобы покойный Седков сделал все, что могло привлечь к нему это существо. Я получил право ссылаться и прочесть выдержки из ее дневника. Я не думаю, чтобы этот дневник мог породить сомнение относительно его подлинности; он взят при обыске и относится безразлично к фактам, происшедшим в 1868 и 1869 годах. Следовательно, думать, что в нем содержится ложь, что он составлен намеренно, дабы привлечь ваши сердца и расположить их к снисхождению, я не вижу для этого основания. Дневник этот служит верным отражением чувств 17—18-летней женщины; он писан спустя два года после замужества. Вот что она пишет 16 сентября 1868 года: «Горько, тяжело и больно, как никогда не было! как обидно недоверие человека, которого любишь. С тех пор, как вышла замуж, моя мысль к нему, все было ему открыто... а он, напротив, все старался скрыть от меня... Бог с ним, доверие есть необходимость для любящего, а если его нет, то какое может быть счастие!.. Разумеется, насильно мил не будешь, и я привыкла к неудачам. Я думала, что на этот раз судьба мне улыбнется, а она и совсем от меня отвернулась. Какое может быть счастие, если любимый человек отвечает только одними насмешками, если твои слезы, страдание и горе не возбуждают в нем никакого участия... Ты, мой дневник, меня один не осмеешь!..» 17 сентября: «Сегодня мои именины. Миша вышел такой довольный, расцеловал меня, был любезен. Подарки у меня надолго останутся в памяти; это не вещь купленная, чтобы что-нибудь дарить, для меня дорого то, что часы эти он сохранял в течение нескольких лет, что они были для него дороги и что он с ними расстался. Даже удивительно. Потом мы отправились в театр...»