От площади улица вела в степь.
Котька и Аннушка шли по солнечной стороне улицы, а мимо проносились гудящие новые грузовики с блестящими быками на радиаторах и везли трубы, железобетонные блоки, оконные рамы и даже целые комнаты.
Здесь было много людей в комбинезонах, и Котька подумал, что это очень здорово, когда люди одеты в комбинезоны.
— А где же степь? — спросил Котька.
— А вот, — улыбнулась Аннушка. — Вот она.
Улица кончилась, отсюда начиналась степь. Степь лежала перед Котькой как море, до самого горизонта. Дул жаркий ветер, и Котька почувствовал, что от этого простора хочется разбежаться и полететь. «Так вот она какая, степь, — подумал Котька. — И когда-нибудь её закроет большой город… И её покроют сверху асфальтом, а глубоко в земле уложат газовые трубы… И всё здесь изменится… Не будет клубиться пыль… Будет тень от высоких домов… На каждом углу будут продавать мороженое… Так всё изменится, что люди, наверное, даже забудут, что здесь когда-то была самая настоящая степь…»
— Смотри, — сказала Аннушка. — Ты знаешь, что это?
Далеко впереди катилось что-то круглое. Останавливалось и катилось снова.
— Это перекати-поле. Сухие веточки, трава, — сказала Аннушка. — Оно катится издалека. Может быть, тысячу километров.
Жаркий ветер дул в лицо Котьке, забирался под рубашку, трепал волосы, гудел в ушах, и Котьке показалось, что перед ним море земли, а он стоит на мостике большого корабля, который называется «Ильичёвск».
Крайние меры
На последней перемене Гера шушукался с Олей Степановой и Серёжей Мартыновым. Оля — председатель совета отряда — после этого несколько раз прошла мимо Сашки, подозрительно его рассматривая. «Удивительное дело, — подумал Сашка, — такая нормальная девчонка во дворе, но как только надевает форму, с двумя красными полосками на рукаве, у неё меняется голос, а взгляд становится таким, как у целой комиссии».
Перед самым звонком Оля, Гера и Серёжа подошли к Саше.
— Сегодня весь отряд остаётся делать чучело, — сказала Оля.
— Я не могу остаться, — сказал Саша.
Гера выразительно посмотрел на Олю.
— У меня дома больной брат, — объяснил Сашка. — Он лежит один. Без никого. Мама уехала к папе в Ильичёвск.
— Ладно, — сказала Оля. — Мы пойдём с тобой навестить Сашу.
— Хорошо, — сказал Сашка и пошёл в класс.
Последняя перемена окончилась.
Ну и заварили же они с Котькой кашу! А теперь… Не будь он Сашкой, если что-нибудь не придумает для того, чтобы раньше Геры и Оли прибежать домой и лечь в постель.
Сашка понимал, что они с Котькой поступили нечестно. Мама часто им говорила: «Самое страшное в жизни — ложь. Учитесь говорить правду, даже если её сказать трудно». Но вместо того чтобы выделывать это дурацкое чучело, когда на свете есть живые аисты и орлы, когда на свете есть новые города, а один из них — рядом, разве не стоило пойти на такой обман?!
«Да, попробуй теперь выпутаться», — думал Сашка, сидя на последнем уроке рисования.
Клавдия Ивановна рисовала на доске дерево, Сашка решил, что сейчас на уроке он должен сделать что-то такое, чтобы его выгнали из класса. Он начал вспоминать, за что обычно выгоняют из 5-го класса их соседа Толика Бабаскина. Толя два раза в неделю приходит домой на час раньше… Что бы такое придумать?..
Может быть, бросить галошей в лампочку? Но под рукой нет ни одной галоши, а жаль… От неё остаётся такой роскошный след на потолке! За этот след Бабаскина выгнали на неделю… А что, если?..
Клавдия Ивановна спокойно рисовала листики, когда Сашка закричал на весь класс:
— Отдай мою книгу!
— Какую книгу? — ничего не понимая, спросил Гера.
— Клавдия Ивановна! — снова закричал Сашка. — Он взял мою книгу и не хочет её возвращать!
— Какую книгу, Байда, в чём дело?
— Я не брал его книги, — сказал ничего не понимающий Гера.
— Брал! Брал!.. Покажи! — закричал Сашка и потребовал, чтобы Гера немедленно отдал книгу.
Гера вынул свои новенькие книги из портфеля.
— Это разве твои книги?
— Не все, а эта моя, — сказал Сашка. Он указал на самую новую. У него в портфеле лежала точно такая же книга.
— Немедленно прекратите, — сказала Клавдия Ивановна. — Книги все одинаковые.
— Пусть отдаст! — настаивал Сашка.
— Может быть, я перепутал… случайно, — сказал Гера и отдал свою книгу.
— Клавдия Ивановна! — снова позвал Сашка учительницу. — Скажите Гере — он толкается.
— Кто толкается?! — удивился Гера.
— Ты!
— Как я толкаюсь?!
— А вот так. — И Сашка с размаху так толкнул Геру, что он с рёвом вылетел из-за парты на пол.
— Байда! — сказала Клавдия Ивановна. — Что с тобой происходит?
— Ничего. Просто я не хочу с ним сидеть.
— Почему? — спросила учительница.
— Он подсматривает! — заявил Сашка.
— Кто подсматривает? Я отличник, — почти плача, крикнул Гера. — Когда я у тебя подсматривал?!
— Всегда. На арифметике, — спокойно сказал Сашка.
— Немедленно прекратите! Чтобы не было больше ни звука, — сказала учительница.
— А если муха пролетит? — поинтересовался Сашка.
— Если пролетит муха, я вас выставлю обоих.
Класс затих, ничего не понимая.
Только шмыгал носом Сашка, решаясь на крайние меры, и, когда Клавдия Ивановна снова повернулась к доске, он запел:
А я иду, шагаю по Москве
А я ещё пройти смогу…
— Что это такое? — спросила, повернувшись к классу, Клавдия Ивановна.
Сашка встал и сообщил:
— Песня из кинофильма «Я шагаю по Москве». Музыка Андрея Петрова.
Клавдия Ивановна немножечко подумала и сказала:
— Это хорошая песня, Костя, но ведь сейчас не урок пения. Правда же?
— Правда, — согласился с учительницей Сашка и сел на место.
Клавдия Ивановна снова взяла мел, обернулась к доске, и в наступившей тишине Сашка с отчаянием громко затянул:
А я ещё пройти смогу
Могучий Тихий океан,
И тундру, и тайгу,
Ча-ча-ча!
— Всё, Байда! — сказала Клавдия Ивановна. — Дай твой дневник!
Сашка, не медля ни секунды, выхватил Котькин дневник из портфеля и рванулся к дверям.
— Я скажу, чтобы пришла мама! — крикнул он на пороге и бросился вон из класса.
Он пробежал три квартала и пошёл шагом только на мосту. Здесь, на мосту, над крышами, над портом, над парящими голубями и синими спинами троллейбусов, он чувствовал себя в безопасности.
«Врать не умеет, а врёт…»
В трёх школах, куда Аннушка привела Котьку, Петрина никто не знал.
— А сколько тут у вас всего школ? — спросил Котька.
— Шесть. И ещё три строится, — сказала Аннушка. — А может быть, лучше пойдём на его улицу? Это совсем рядом.
— Я номера дома не знаю, — сказал Котька. Он и улицу запомнил совершенно случайно: уж очень красивое у неё название — Морской проспект.
— Идём, — сказала Аннушка. — Будем читать домовые доски.
Они обошли уже, наверное, двадцать домов, прочитали от начала до конца двадцать домовых досок, но нигде фамилии Петрина не было.
А когда дома пошли не только вдоль проспекта, но и в глубину в три ряда, Котька подумал, что не надо было слушать эту девчонку.
У одного из домов стоял мальчишка и грыз большое красное яблоко.