нами.]
145
либо иного, обладающего протяжением эминентным образом, ибо, как мы уже доказали в главе I, ничего такого нет.
П
оэтому надо заметить, что все действия, которые, как мы видим, необходимо зависят от протяжения, должны быть приписаны этому
атрибуту, как это обстоит с движением и покоем. Ибо если бы в
природе не было силы, способной производить эти действия, то они
были бы невозможны (хотя бы у природы было много других
атрибутов). Ибо, когда нечто должно снова вызвать нечто, в первом
должно быть нечто такое, благодаря чему оно в большей степени
способно произвести последнее, чем это способно сделать что-либо
другое.
Т
о же самое, что мы говорили здесь о протяжении, мы скажем также о
мышлении и обо всем, что существует.
Д
алее, надо заметить, что вообще в нас нет ничего такого, чего бы мы
не имели возможности познать. Поэтому, если мы открываем в себе
только действия мыслящей вещи и действия протяжения, то мы
можем с уверенностью сказать, что в нас больше ничего нет.
Н
о, чтобы ясно понимать действия этих обоих [атрибутов], рассмотрим каждый из них отдельно, а потом оба вместе, а также как
действия одного, так и другого.
Р
ассматривая одно только протяжение, мы заметим в нем только
движение и покой, из которых мы затем найдем все действия, вытекающие из них. Эти два модуса * в теле таковы, что нет ничего
другого, что могло бы их изменить, кроме их самих. Так, например, если камень находится в покое, то невозможно, чтобы он двигался
силою мышления или чего-либо иного; но он может быть приведен в
движение, когда другой камень, движение которого больше его
покоя, двигает его. Точно так же движущий камень придет в покой
лишь под влиянием чего-либо иного, менее подвижного. Отсюда
следует, что никакой модус мышления не может сообщить телу ни
движения, ни покоя.
О
днако согласно тому, что мы воспринимаем в себе, может случиться, что тело, имеющее движение в одну сторону, несмотря на это, уклоняется в другую. Так, если я протягиваю руку, то позволяю, таким образом,
__________________
*
[Два модуса, так как покой не есть ничто.]
1
46
жизненным духам, не имевшим еще соответственного движения, направиться в эту сторону, однако не всегда, но смотря по форме
жизненных духов, как будет показано ниже. Другой причины этого
нет и не может быть, кроме той, что душа как идея этого тела так
связана с ним, что она и это тело вместе образуют единое целое.
Г
лавное действие другого атрибута есть понятие о вещи, так что, смотря по тому, как он понимает ее, возникает любовь или ненависть
и т.д. Но так как это действие не приносит с собой протяжения, то
оно не может быть приписано последнему, а лишь мышлению, так
что причины всех перемен, возникающих в этом модусе, надо искать
не в протяжении, но только в мыслящей вещи; мы можем это
заметить в любви, уничтожение или пробуждение которой должно
быть вызвано самим понятием; это же, как было сказано, происходит
или от того, что мы замечаем в объекте нечто дурное, или от того, что мы узнаем нечто лучшее.
К
огда же эти атрибуты действуют друг на друга, то у одних возникают
страдания от других, именно благодаря определенности движения, которое мы можем обращать в желаемом направлении. Действие, благодаря которому один [атрибут] страдает от другого, таково: душа и тело, как уже сказано, могут заставить жизненные духи, которые иначе двигались бы в одну сторону, двигаться в другую. А
так как жизненные духи могут быть приведены в движение и
определяться, как причиной, также и телом, то часто происходит, что
они под влиянием тела имеют движение в одну сторону, а под
влиянием души в другую. Благодаря этому они вызывают в нас
такую подавленность, какую мы при этом в себе наблюдаем, но не
знаем ее причины. Обыкновенно же эта причина нам хорошо
известна.
Д
алее, душа также может быть задержана в своей власти двигать
жизненные духи потому ли, что движение сильно ослаблено, или
потому, что оно сильно увеличено. Ослаблено, когда, например, мы
благодаря долгому бегу заставляем жизненные духи сообщать телу
движение сверх обычной меры, после чего они необходимо
ослабевают. То же может произойти от недостатка питания. Оно
бывает усилено, когда мы пьем много вина или другие крепкие
напитки и оттого становимся веселы или пьяны и теряем власть
души над телом.
1
47
С
казав так много о действиях души на тело, рассмотрим теперь
действия тела на душу. Главнейшим из них мы считаем то, что тело
дает душе возможность воспринять его самого и через него также
другие тела. Это вызывается не чем иным, как движением и покоем
вместе, так как в теле нет других вещей, кроме этих, посредством
которых оно могло бы действовать. Поэтому все, что происходит в
душе, кроме этого восприятия, не может быть вызвано телом. А так
как первое, что познает душа, есть тело, то отсюда происходит, что
душа так любит его и связана с ним. Но, так как мы выше сказали, что причины любви, ненависти и печали не следует искать в теле, а
только в душе (ибо все действия тела должны происходить из
движения и покоя), и так как, кроме того, мы ясно и отчетливо
видим, что одна любовь исчезает благодаря понятию, которое мы
получаем о чем-либо лучшем, — то отсюда, очевидно, вытекает, что
если мы получим о боге хотя бы такое же ясное познание, какое
имеем о нашем теле, то должны будем соединиться с ним еще
ближе, чем с нашим телом, и как бы освободиться от тела. Я
говорю «ближе», так как мы уже раньше доказали, что не можем без
бога ни существовать, ни быть познаны, ибо мы познаем его не
благодаря чему-то другому, как все другие вещи, а познаем и
должны познавать его только через него самого, как уже сказали
раньше. Мы познаем его даже лучше, чем себя самих, так как совсем
не можем познавать себя без него.
И
з сказанного до сих пор легко понять, каковы главные причины
страстей. Ибо что касается тела с его действиями, движением и
покоем, то они могут действовать на душу не иначе, как проявляя
себя перед нею в виде объектов. Смотря по тому, хороши ли
проявления их или дурны *, они сообразно с этим действуют на
душу не
__________________
*
Но откуда происходит, что мы познаем одно как хорошее, а другое как дурное?
Ответ: так как это объекты, которые мы воспринимаем, то мы аффицируемся
одним иначе, чем другим, соразмерно пропорции движения и покоя, из которой
они состоят. Те объекты, которые возбуждают нас наиболее соразмерно
(согласно пропорции движения и покоя, из которой мы состоим), наиболее
приятны нам, а когда объекты все более отклоняются от этой меры, — они
наиболее неприятны. Отсюда возникают всякого рода чувства, которые мы
воспринимаем в себе и которые чаще всего происходят от телесных объектов, действующих на наше тело и называемых импульсами; например, когда кого-
нибудь в печали заставляют
1
48
потому, что тело есть тело (ибо тогда тело было бы главной
причиной страстей), а потому, что оно есть объект, как все другие
вещи, которые вызвали бы те же действия, если бы так же
представлялись душе.
Э
тим я, однако, не хочу сказать, что любовь, ненависть и печаль, возникающие из рассмотрения бестелесных вещей, вызывали бы те