объяснить темные вещи скрытыми свойствами, как этот философ

принимает гипотезу, которая темнее всякого темного свойства. Я

спрашиваю, что разумеет он под соединением души и тела? Какое, говорю я, имеет он ясное и отчетливое представление о мышлении, самым тесным образом соединенном с какой-то частицей

количества? Весьма желательно было бы, чтобы он объяснил эту

связь через ее ближайшую причину. Но Декарт признал душу

настолько отличной от тела, что не мог показать никакой единичной

причины ни для этой связи, ни для самой души, и ему пришлось

прибегнуть к причине всей вселенной, т.е. к богу. Далее, я весьма

желал бы знать, сколько степеней движения может сообщить душа

этой самой мозговой железе и с какой силой может она удерживать

ее в ее висячем положении, так как я не знаю, медленнее или скорее

движется эта железа душою, чем жизненными духами, и не могут ли

движения страстей, тесно соединенные нами с твердыми

суждениями, снова быть разъединены от них телесными причинами.

А отсюда следовало бы, что хотя душа и твердо предположит идти

против опасностей и соединит с этим решением движения смелости, однако при виде опасности железа придет в такое положение, что

душа будет в состоянии думать только о бегстве. В самом деле, если

нет никакого отношения воли к движению, то не существует также и

ни-

5

90

какого соотношения между могуществом или силами души и тела, и, следовательно, силы второго никоим образом не могут определяться

силами первой. К этому должно прибавить, что на опыте

оказывается, что и железа эта вовсе не расположена в середине мозга

таким образом, чтобы могла вращаться так легко и так разнообразно, и что не все нервы достигают углублений мозга. Наконец, я уже не

говорю о том, что Декарт утверждал относительно воли и ее

свободы, так как выше я достаточно показал, что все это ложно.

И

так, так как могущество души, как я выше показал, определяется

одной только ее познавательной способностью, то только в одном

познании найдем мы средства против аффектов, которые, как я

думаю, все знают по опыту, но не делают над ними тщательных

наблюдений и не видят их отчетливо, и из этого познания мы

выведем все, что относится к блаженству души.

А

КСИОМЫ

1.Е

сли в одном и том же субъекте возбуждаются два противоположных

действия, то или в обоих из них, или только в одном необходимо

должно происходить изменение до тех пор, пока они не перестанут

быть противоположными.

2.М

огущество действия определяется могуществом его причины в силу

того, что сущность действия выражается и определяется сущностью

его причины.

Э

та аксиома явствует из т. 7, ч. III.

Теорема 1.

Т

елесные состояния или образы вещей располагаются в теле точно в

таком же порядке и связи, в каком в душе располагаются

представления и идеи вещей.

Д

оказательство. Порядок и связь идей (по т. 7, ч. II) те же, что

порядок и связь вещей, и, наоборот, порядок и связь вещей (по кор.

т. 6 и т. 7, ч. II) те же, что порядок и связь идей. Поэтому как порядок

и связь идей происходят в душе сообразно с порядком и связью

состояний тела (по т. 18, ч. II), точно так же и наоборот (по т. 2, ч. III), порядок и связь состояний тела происходят сооб-

5

91

разно с тем, в каком порядке и связи располагаются в душе

представления и идеи вещей; что и требовалось доказать.

Теорема 2.

Е

сли мы отделим душевное движение, т. е. аффект, от

представления внешней причины и соединим его с другими

представлениями, то любовь или ненависть к этой внешней причине, равно как и душевные волнения, возникающие из этих аффектов, уничтожатся.

Д

оказательство.

Форму любви или ненависти составляет

удовольствие или неудовольствие, сопровождаемое идеей внешней

причины (по 6 и 7 опр. аффектов). Поэтому, если последняя идея

уничтожается, то уничтожается и форма любви и ненависти; а

потому уничтожаются и аффекты как эти, так и возникающие из них; что и требовалось доказать.

Теорема 3.

А

ффект, составляющий пассивное состояние, перестает быть им, как скоро мы образуем ясную и отчетливую идею его.

Д

оказательство. Аффект, составляющий пассивное состояние, есть

(по общ. опред. аффектов) идея смутная. Поэтому, если мы образуем

ясную и отчетливую идею этого аффекта, то эта идея (по т. 21, ч. II и

ее сх.) будет отличаться от самого аффекта, поскольку он относится

только к душе, лишь в понятии, а потому (по т. 3, ч. III) аффект

перестанет быть состоянием пассивным; что и требовалось доказать. К

оролларий. Следовательно, аффект тем больше находится в нашей

власти, и душа тем меньше от него страдает, чем большим мы

обладаем его познанием.

Теорема 4.

Н

ет ни одного телесного состояния, о котором мы не могли бы

составить ясного и отчетливого представления.

Д

оказательство. Что обще всем вещам, то (по т. 38, ч. II) может быть

представляемо не иначе, как адекватно,

5

92

а потому (по т. 12 и лемме 2 после сх. т. 13, ч. II) нет ни одного

телесного состояния, о котором мы не могли бы составить ясного и

отчетливого представления; что и требовалось доказать.

К

оролларий. Отсюда следует, что нет ни одного аффекта, о котором

мы не могли бы составить ясного и отчетливого представления. Ибо

аффект (по общ. опред. аффектов) есть идея о состоянии тела, которая поэтому (по пред. т.) должна заключать в себе некоторое

ясное и отчетливое представление.

С

холия. Так как не существует ничего, из чего не вытекало бы какого-

либо действия (по т. 36, ч. I), и так как (по т. 40, ч. II) все, что

вытекает из идеи, которая в нас адекватна, мы познаем ясно и

отлично, то отсюда следует, что всякий обладает способностью ясно

и отчетливо познавать себя и свои аффекты, если не абсолютно, то

по крайней мере отчасти, а, следовательно, и достигать меньшего

страдания от них. Поэтому мы в особенности должны заботиться о

том, чтобы, насколько возможно, ясно и отчетливо познавать каждый

аффект, дабы таким образом душа наша определялась этим

аффектом к мышлению того, что она воспринимает ясно и отчетливо

и в чем она находит для себя полное удовлетворение, а потому

должно заботиться о том, чтобы самый аффект был отделен от

представления внешней причины и соединен с представлениями

истинными. Через это (по т. 2) не только будут уничтожены любовь, ненависть и т.д., но (по т. 61, ч. IV) и влечения или желания, обыкновенно возникающие из подобных аффектов, не будут

чрезмерными. Ибо прежде всего должно заметить, что одно и то же

влечение делает человека и активным и пассивным. Мы показали, например, что человеческой природе свойственно, чтобы каждый

стремился к тому, чтобы другие жили сообразно с его желанием (см.

сх. т. 31, ч. III). Такое влечение в человеке, который не

руководствуется разумом, составляет состояние пассивное, называемое честолюбием и немного отличающееся от самомнения; наоборот, в человеке, живущем по предписанию разума, оно

составляет действие или добродетель, называемую заботой об общем

благе (см. сх. 1 т. 37, ч. IV, и 2-е док. той же теоремы). Таким