Предстоятельство священника даёт собранию верующих возможность стать тем, чем оно должно быть: священник «возглавляет» собрание (то есть представляет Главу Христа). Эту миссию никто не может себе присвоить. Она принимается от Бога при рукоположении, принимается ради блага Церкви. Вот как говорится об этом в Послании к Евреям: «Всякий первосвященник, из человеков избираемый, для человеков поставляется на служение Богу… И никто сам собою не приемлем этой чести, но призываемый Богом, как и Аарон. Так и Христос, не Сам Себе присвоил славу быть первосвященником, но Тот, Кто сказал Ему: „Ты Сын Мой, Я ныне родил Тебя… Ты священник вовек по чину Мелхиседека“» (5. 1–6).

Если принять во внимание эти две особенности евхаристического собрания: единство всех частей Литургии и единственность роли возглавляющего её священника, — легче будет погрузиться в молитву и правильно понимать различные моменты Мессы.

Итак, мы собрались в храме, чтобы участвовать в Мессе. Войдя, мы увидели своих знакомых, обменялись приветствиями и новостями. Более того, если мы пришли заранее, у нас есть время обрести внутреннюю тишину в личной молитве. Теперь наше собрание должно почувствовать себя «единым телом». Именно этому служит так называемое Входное песнопение.

Что нужно для того, чтобы соединить людей? Попросту расшевелить их? Разогреть голосовые связки? Создать соответствующий настрой? Вес ли средства для этого хороши? Ведь одним нравится орган, другим гитара, третий вообще предпочёл бы не петь, а танцевать, одним словом — кто во что горазд. Но перед началом богослужения важно делать не что попало, а именно то, что отвечает определённой цели. Это не значит, что нельзя, по договорённости между священником и верующими, выбрать из множества вариантов песнопений, предлагаемых традицией Церкви, то, которое кажется лучшим данному собранию.

В евхаристическом собрании всякое песнопение — это молитва: поклонение, покаяние, прошение, хвала — всему здесь есть место. А каковы смысл и назначение Входного песнопения? Это не песня, которую каждый может слушать сам по себе. Это литургическое действие, общинное по своей сути: в нём каждый соединяется с другими, чтобы образовать евхаристическое собрание. Каждый вместе со всеми остальными «входит» в слово, обращённое к Богу. Благодаря этому совместному духовному действию созидается общность поклонения и молитвы между людьми, до того момента разобщёнными и нередко чужими друг другу. Едиными устами, единым сердцем начинают они петь Богу — все вместе, сливаясь в одном возгласе, в одной молитве. Хорошо ли, плохо ли у них это получается, эстетично или нет, — это уже другой вопрос, тоже (и это надо подчеркнуть) заслуживающий внимания. Но сейчас я хочу сосредоточиться на том, насколько важно это общее песнопение для вхождения в молитву и созидания евхаристического собрания.

Если так, то, что следует петь? По традиции Западной Церкви, песнопение, открывающее собою Литургию, обычно представляет собой псалом с пространным рефреном, смысл которого соотносится с праздником, приходящимся на этот день. По-латыни такое песнопение называлось introitus (буквально «вход»). Говоря о псалмах, я понимаю, что петь их непросто. Наш язык не слишком ритмичен, и при переводе на французский возникает масса трудностей музыкального порядка. Короче говоря, мы не располагаем живым популярным репертуаром, какой имеется у других, соседних народов. У немцев или англичан есть традиция народных песен, навеянных псалмами, или, лучше сказать, псалмы прочно вошли в их мировосприятие и культуру. У нас же дело обстоит по-другому: мы лишены этого достояния.

Но, как бы там ни было, Церковь избрала псалмы. Я уже упоминал о роли псалмов в синагогальной молитве. Вспомним, что святой Августин обратился в христианскую веру в немолодом уже возрасте благодаря пению псалмов; тем не менее, их латинский текст казался этому гуманисту варварским. Люди в его епархии в Гиппоне (неподалёку от Аннаба-Бона, на территории нынешнего Алжира) знали псалмы наизусть. Представляете себе? Христиане в тех краях и в те времена знали на память все сто пятьдесят псалмов, которые они пели. В псалмах, а именно — в их языке люди находили духовную пищу. Слова псалмов, какими следует «говорить с Богом», заучивались наизусть и укоренялись в сознании людей.

Знать псалмы наизусть не значит повторять их, как попугай; это значит — носить их в сердце, так чтобы их слова, взятые из Слова Божия, стали нашими собственными. Наверное, кто-то из вас возразит: «Это как-то неестественно!» Но отнеситесь серьёзно к тому, что я скажу: разве французский язык вы сами изобрели? Слова, с помощью которых вы объясняетесь, вы когда-то прочно усвоили, Они стали вашими собственными словами, вашим родным языком, которым вы пользуетесь совершенно свободно. Точно так же язык Божий должен стать для христиан родным языком — родным настолько, что в нашей душе сами будут рождаться слова для беседы с Богом и для того, чтобы понимать, друг друга, когда мы, верующие, говорим о Боге. Мы должны учить этот Божий язык; иначе нам грозит афазия, немота, неспособность изъясняться.

И тем, кто жалуется, что не знает, как молиться и что во время молитвы говорить, я без колебания отвечу: «Начните с псалмов».

Надеюсь, теперь вам понятнее, почему псалом (кстати, и Христос молился словами псалмов) лучше, чем любое другое песнопение или гимн, объединяет христиан, собравшихся на Мессу.

Теперь, когда людей сплотила песнь поклонения, песнь-молитва, входит Предстоятель. О чём напоминает этот вход?

Хотя зачастую мы воспринимаем это просто как торжественную церемонию (впереди предстоятеля несут крест и свечи, шествует процессия алтарников и сослужащего духовенства), всё же это литургическое действие, на мой взгляд, прежде всего напоминает о входе Христа-Мессии в иерусалимский Храм. Св. евангелист Лука уделяет этому особое внимание. Он приводит несколько эпизодов о пребывании Христа в Храме: новорождённый Младенец Иисус в день сретения (2. 22), двенадцатилетний Отрок во время ежегодного паломничества (2. 4б), Мессия, посланный Отцом, чтобы учить (19. 45; 21. 37; 22, 53). В этих упоминаниях отзываются, как эхо, пророчества Захарии о восстановлении Храма (6. 12 и ел.).

Но собрание верующих — это тоже образ грядущего Храма в Небесном Иерусалиме (ср. Откр 5. 6): это Храм духовный, созидаемый из камней живых, о чём говорит апостол Пётр: «Приступая к Нему [к Христу], камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному, и сами, как живые камни, устройте из себя дам духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом» (1 Петр 2.4–5).

Когда предстоятель входит в собрание, он становится знаком того, что Христос присутствует среди этих мужчин и женщин, собравшихся во имя Его. В этот момент всё собрание должно осознать, что оно становится образом святого Храма, жилищем Духа Божия. Сам Христос входит в него и делает его Своей обителью, приобщая собранный здесь народ Своему Слову и Своей Жертве хвалы.

Пройдя через собрание верующих, священник восходит к алтарю, целует его и воздаёт ему почитание. Таковы его первые действия, прежде чем он обратится к верующим со словами. Почему? Потому что алтарь — а в раннехристианских общинах алтарями служили гробницы мучеников — напоминает о жизни, принесённой в жертву в чаянии воскресения. В то же время он — символ Христа и жертвы благодарения, которую мы собираемся принести. Жест почитания алтаря, иногда сопровождающийся каждением, означает, что всё происходящее обращено к Христу — Престолу, Священнику и Жертве (ср. Евр 4. 14 и ел.; 9. 14), ко Христу, присутствующему в этом собрании.