Он состарился внезапно, неожиданно, сам по себе, как будто бы ей назло, как будто для того, чтобы не без яда напомнить, что жил и другой жизнью, что он из другого поколения...

Домнул Соломон, видя, что гости разговорились, тихонько вышел из столовой. Для начала он заглянул в кладовку и, прикрыв за собою дверь, придирчиво оглядел все бутылки и сифоны, размещенные по кадкам со льдом. Потом приоткрыл дверь спальни. Доамна Соломон смотрела на себя в зеркало, в правой руке у нее дымилась сигарета, левой она поправляла прическу.

– Имей в виду – с вином покончено, – сообщил домнул Соломон.

Доамна Соломон равнодушно пожала плечами. Неслышно ступая, она отошла от зеркала и присела на краешек кровати.

– Хорошо, что обед позади, – сказала она устало.

– Отобедали замечательно, – подхватил домнул Соломон. – Всего было в изобилии. Говорил я тебе, что и без цыплят всего довольно! А сколько еще осталось. Кстати, ты наказала служанкам все прибрать хорошенько? А то с этой жарой... Вечером пригодится. – Он тоже зажег сигарету и уселся рядом с женой. – Ты мне так и не сказала, едем мы с тобой в монастырь или нет?

– Как хочешь, – отозвалась доамна Соломон. – Только ты же знаешь, что я там не могу спать из-за клопов и комаров.

– И не только из-за комаров... – улыбнулся домнул Соломон.

– Ты как будто и впрямь все знаешь!..

Оба молча курили, пуская дым в потолок.

– Что ты скажешь о капитане? – спросил домнул Соломон.

– Только одно: откуда ты его выкопал?

– Но он оказался вовсе не глуп. После того как ты ушла, он затеял разговор, и весьма серьезный... Он, наверно, робеет. Стере, видно, слишком быстро подхватил его и привез...

– А второй кто таков? – спросила доамна Соломон, поднимаясь.

– Стамате, приятель капитана, кажется инженер по сельскохозяйственной технике.

Брови домнула Соломона сосредоточенно нахмурились, он внимательно вслушивался, пытаясь понять, что происходит по соседству.

– Кажется, кофе принесли? – спросил он неожиданно домашним, будничным голосом.

Из столовой доносились громкие голоса и смех. В коридоре послышались тяжелые шаги, дверь приотворилась, и в спальню вошла доамна Соломон старшая. Вошла осторожно, стараясь не зашуметь.

– Вы здесь? – спросила она, не выказывая ни малейшего удивления.

Ступая с величайшей осторожностью, медленно подошла к кровати и со вздохом устало опустилась на нее.

– Ну и как он вам? – спросила она, глядя снизу вверх на супругов.

– Только бы решилась, – произнес домнул Соломон.

– Вот и я то же самое говорю...

Домнул Соломон повернулся к жене:

– Агли, а не пойти ли тебе в столовую? Посмотришь, может, они пойдут в саду погуляют... Сейчас уже и не жарко...

Доамна Соломон на ходу приостановилась перед зеркалом и опять поправила прическу.

– А ты что скажешь? – спросила старуха. Доамна Соломон пожала плечами и вышла.

– Да я и сама вижу...

Дверь закрылась, старушка вновь подняла глаза на домнула Соломона:

– Не очень-то он ей понравился...

– Да она всегда так, что, ты первый день ее знаешь? Когда мы одни как сычи, день-деньской о гостях мечтает. А когда приедут гости, устанет и все ей не в радость... А мне, например, капитан нравится. И выправка, и выучка есть...

– И другой тоже славный, – согласилась доамна Соломон.

В соседней комнате зашумели: задвигались стулья, молодые голоса смеялись, благодарили. Домнул Соломон поспешил из спальни в столовую.

– Мама, – обратился он уже с порога, – возьми на себя труд, позаботься о припасах для вечера. Мы же едем в монастырь, ты знаешь, так чтобы все у нас было в порядке.

В саду было еще жарковато. Стере снял пиджак и повесил его на вишню, оставшись в одной рубашке. Седая, коротко подстриженная голова казалась особенно круглой. Мимо проходила Рири с подносом, полным запотевших стаканов. Стере остановил ее.

– Мне без варенья, благодарю, – сказал он, забирая разом в обе руки два стакана.

Опершись на вишню, Лиза смотрела, как он пьет воду: залпом, сильно запрокинув назад голову, словно вливая эту воду прямо в горло. Лиза смотрела на него и даже не удивлялась. У нее опять возникло отчетливое ощущение, что жизнь ее безнадежно испорчена, что ее обманули, распорядились ею помимо ее воли, прежде чем она успела что-то узнать. И хотелось ей только одного: рассказать кому-нибудь об этом, подружиться с кем-нибудь незнакомым и, не торопясь, долго-долго все-все рассказывать...

Она повернула голову. На травке неподалеку сидел Владимир, брат Рири, и рядом с ним еще двое гостей. Движения Владимира ей показались чем-то странными. И говорил он по-другому – значительнее, весомее. Несколько секунд она внимательно всматривалась, ничего не в силах понять. И вдруг заметила сигарету, которую юноша держал так бережно. Голубой струйкой поднимался дым в теплом воздухе сада, голубизна колебалась, дрожала и внезапно исчезала в полосе яркого солнечного света.

– Что с тобой, голова болит?

Стере подошел и нежно взял ее за руку.

– Ничего не болит, – улыбнулась в ответ Лиза.

– Можно подумать, я ничего не понимаю! – довольно громко воскликнул Стере. – Ох уж эти мне романсы!.. Такое на нас производят впечатление! Ты ведь нисколько не изменилась: чувствительна, как дитя.

Стамате поднял глаза, внезапно покраснев. На Стере он смотрел ласковыми дружескими благодарными глазами.

– А не спел бы ты нам что-нибудь повеселее, домнул инженер? – спросил Стере, подходя поближе к расположившимся на травке молодым людям и не выпуская Лизиной руки.

Стамате хотел подняться, но Стере удержал его, положив руку на плечо:

– Ради Бога, не беспокойся, ты же среди своих.

– Я подумал, возможно, доамна... – запинаясь, проговорил Стамате.

– Она осталась такой, какой была: романтичной и чувствительной. Поэтому я и спросил, может, ты споешь нам что-нибудь повеселее...

Стамате вновь попытался подняться. Он чувствовал себя глупо, сидя на траве в нелепой позе с поджатыми ногами и сдвинутыми локтями, и поэтому, принуждая себя улыбнуться, уставился в землю, чтобы скрыть этой улыбкой и свою растерянность, и свое нежелание петь.

– Да брось ты, голубчик, не беспокойся, – уговаривал его Стере, опять опуская руку ему на плечо. – Или стоя поется лучше?..

– Не думаю, что в саду можно петь, – сказала Лиза. – Нет той атмосферы...

Владимир раздраженно швырнул сигарету за забор. Его прервали в самый разгар спора, когда он совсем уже было расстался с обеденной застенчивостью.

– Ну можно ли петь по такой жаре? – воскликнул он насмешливо. – Лучше садитесь с нами на травку и будем болтать, пока не начало смеркаться. Домнул капитан знает немало интересного. Он только что прочитал книгу...

– Да не стоит об этом, – извиняющимся тоном сказал капитан.

– Да вы настоящий ученый, как я посмотрю! Нет! Нет! Я без шуток, – обратился к капитану восхищенный Стере.

– Лиза, подумай только, книгу о жизни Иисуса! – воскликнул Владимир.

Лиза притворилась необычайно удивленной и изобразила на лице интерес.

– Ну кто может знать что-то достоверное об Иисусе?! – спокойно заявил Стере.

– Существуют документы, – отважился возразить капитан Мануилэ.

– А документы эти разве не попы изготовляют? – насмешливо осведомился Стере. – Я еще раз повторю то, что повторял уже не раз: религия нужна мужикам и простолюдинам, чтобы анархизмом не увлекались... Но конечно, можно посмотреть и с другой стороны: Иисус как идеал совершенства, самоотречения и так далее. Как идеал он, конечно, не вызывает возражений. Напротив, нам бы надо ему следовать...

– О чем это вы рассуждаете с такой горячностью? – спросила Дорина, подходя к беседующим.

Капитан поспешно вскочил на ноги, за ним и Стамате. Стере не успел их удержать.

– Мы говорим о жизни Иисуса, – ответила Лиза. – Домнул капитан недавно прочитал книгу и собирался нам о ней рассказать...